Я развернулась. Ньевор стоял близко, чуть сутулясь, но мне все равно пришлось запрокинуть голову, чтобы пробежать взглядом по его лицу. Плотно сжатым губам, острому кончику носа и вредной челке, упорно закрывающей несомненно изучающие меня глаза. Рука дернулась невольным порывом – убрать. Сейчас мне, как никогда, хотелось в них заглянуть. Увидеть хотя бы отражение его отношения ко мне, раз сам Ньевор упорно ничего не говорит о своих чувствах. Вовремя вспомнила о его реакции на прикосновения и руку опустила. Взгляд тоже отвела, снова отворачиваясь к окну. Кожей почувствовала движение, легкое, едва ощутимое шевеление волос у щеки – не то потревоженных дыханием, не то касанием пальцев. И вздрогнула, услышав хриплое: – Я жду, Дея. Озадаченная, снова развернулась, да только мужчина уже сбежал. Увидела лишь его спину, исчезнувшую в проеме, ведущем в небольшую комнату для гигиены. Вот и думай теперь, о чем сказал. То ли в серьезных намерениях признался, то ли в том, что не против, чтобы я проявила инициативу и его соблазнила. А может, и вовсе что-то иное имел в виду, мне неведомое. Эх… Завести об этом разговор, когда рарк, уже переодевшийся и умытый, появился в комнате, не получилось. Он, словно ничего не произошло, сначала меня туда же отправил, а когда вернулась, уже лежал, плотно закутавшись в одеяло. То, что спать нам придется на одной кровати, я сообразила, еще когда только вошла в комнату, – другой пригодной для этого мебели здесь не было. Правда, акцентировать внимание не стала, а теперь поняла, что пользоваться ситуацией Ньевор не намерен. Утром он проснулся раньше меня, потому что, открыв глаза, я никого рядом не обнаружила. Как раз успела одеться к тому моменту, когда рарк вернулся и весело сообщил: – Завтрак готов. Идем? Бросив взгляд в зеркало, где отражалась симпатичная девушка в белой блузке и темно-синей длинной юбке, я последовала за ним. Сначала по лестнице, затем по дорожке, устланной плоскими тонкими камушками. Мы были не единственными – с разных сторон в столовую спешили проголодавшиеся за ночь гости. Молодые и не очень, женщины и мужчины, парами и поодиночке. Тот самый рыжий рарк, которого я вчера видела из окна, даже со своим питомцем шел, а в самой столовой я заметила еще трех шошей, уже приступивших к трапезе. Удивительно! Они вовсе не на полу это делали. Для них были поставлены невысокие лежанки. И узкие морды шошей деликатно прихватывали игольчатыми зубами пищу с тех же тарелок, что и вилки в руках их хозяев. – Дея, перестань глазеть так вызывающе! – зашипел на меня Ньевор, подцепив под локоть и потащив за собой. – Я просто первый раз… необычно очень… – попыталась сбивчиво оправдаться. – Я же тебе вчера рассказал, как все проходит, – сокрушенно вздохнул Ньевор, отпуская мою руку и подталкивая к незанятому диванчику, перед которым стоял накрытый столик. – Все, да не все, – не согласилась я, усаживаясь на сиденье. – Про шошей не сказал. – Разве? – опустившись рядом, без энтузиазма откликнулся мой спутник, словно намекая, что тему считает не самой интересной. – Точно-точно, – подтвердила я, не желая сдаваться. Это же такой повод разузнать про Таша! Ну и остальных шошей заодно. – А у нас в деревне таких животных не было. – И не могло быть, – подтвердил Ньевор и неожиданно попросил: – Дея, шоши это… шоши. Ты, пожалуйста, не называй их животными. – Обидятся? – ляпнула я, вспомнив реакцию Таша. И лишь потом, сообразив, как дико такой вывод звучит из уст круглоухой, добавила: – Их владельцы. Ньевор посмотрел на меня задумчиво. Подался ближе, чтобы не говорить громко. – Само собой. Но не только. Сами шоши тоже. Они ведь разумные, несмотря на то, что речевого аппарата у них нет, а тело негуманоидное. – Они инопланетяне? – у меня глаза на лоб полезли. Такая мысль раньше мне в голову не пришла. – Нет, они всегда жили на Ракисе. И вроде как разум обрели раньше, чем появились первые остроухие. Только свою цивилизацию не развивали, предпочитая близость к природе. А потом начали контактировать с первыми остроухими и согласились жить вместе с ними. – Хорошенькие, – умилилась я и уже с умыслом спросила: – А почему у тебя шоша нет? Ты не хочешь такого спутника? На этот раз Ньвеор ответил не сразу. Поджал губы, сделал вид, что сосредоточился на намазывании розовой рыхлой массы на некое подобие булочки. – Ешь, – вручил мне и лишь потом признался: – Шошей мало осталось. Они почти все погибли, когда мы сражались с амиотами, а детеныши у них появляются редко. Это во-первых. Во-вторых, содержать шоша – дорогое удовольствие, которое могут себе позволить только рарки с высоким доходом или статусом. О том, что у него был свой шош, ни слова не сказал. Да только я все равно зависла, осознав суть. То есть Ньевор не всегда был нищим? Ох, я ду-у-ура! Едва не застонала, когда в памяти лавиной пронеслись все те моменты, которые пусть косвенно, но на это и раньше бы мне указали, если бы я внимательнее была! Непростительное для бедняка расточительство, когда он заставил меня выкинуть сельскую одежду настоящей Деи. Столь же плачевная судьба разорванного платья, которое теоретически можно было бы и зашить. Соответственно, сэкономить на покупке нового. Тяга к красивым вещам, в которые он меня наряжал, невзирая на скромные доходы… Хорошее образование, раз такую сложную работу может выполнять. А это наверняка не всем доступный уровень обучения. В том числе финансово. Об устройстве дома дагодена рассказал со знанием дела. В курсе протокола празднования и кого сюда приглашают. Помосты с шошами и тарелками его не шокируют. И вызов… Вызов, который он бросил отцу! Тот самый, что заставил его отказаться от прошлой жизни и всего добиваться самостоятельно… Подняла глаза на рарка, прическа которого сегодня была безупречной, даже челка лежала примерно, лишь чуть-чуть опускаясь ниже бровей. И потому я с легкостью увидела – смотрел он на меня с совершенно непонятным умилением. – Что? – удивилась. – Ты, похоже, за ночь сильно проголодалась, – улыбнулся Ньевор, указав острым подбородком на стоящую передо мной тарелку. Опустив взгляд туда же, я ойкнула. Она же полная была! А теперь на ней почти ничего нет. Получается, я в эти несколько минут на нервной почве все умяла? – Просто вкусно, – нашла себе оправдание и вздрогнула от раздавшихся за моим плечом голосов, прозвучавших практически в унисон: – Вот обжора-то. – Приятно, когда гости не стесняются выражать получаемое ими удовольствие. Медленно повернувшись, сначала встретилась глазами с такими же янтарно-оранжевыми бусинками на узкой мордочке, что и у Таша. Подняв голову выше, напоролась на не менее пристальный взгляд брюнета. На меня изучающе смотрел дагон… Дагон Дьер Шайхот! Сердце подпрыгнуло до самого горла, упало обратно и суматошно забилось в грудной клетке. Вот он – шанс! Только… Только как ему про флакончик сказать? Я не хотела это делать при свидетелях, мало ли, вдруг действительно секретная информация. Не зря же староста говорил о своем поручении с такой таинственностью. – Моя спутница с не меньшим удовольствием провела ночь со мной на кровати в комнате, которую нам выделили, – вмешался Ньевор, прерывая судорожные метания моих мыслей. Я же, маскируя смущение, схватилась за стакан с фиолетовым напитком и утопила в нем нос. – Ванну тоже оценила, – с отчетливой издевкой добавил еще один голос. Тот, что назвал меня обжорой. – Теперь пахнет приятно. Поперхнувшись, я едва не захлебнулась. Это шош? То есть шош дагона меня в первую встречу оскорбил, а не он сам? Пока откашливалась, а Ньевор помогал мне вытираться салфетками, возмутительная в своей наглости пара ушла. Видимо, не пожелав любоваться грязнулей круглоухой. Я же осталась с невыполненным долгом, в полной растерянности и со спутником, одобрительно мне сообщившим: – Молодец, что промолчала. – Насчет чего? – напряглась я. Ну а вдруг Ньевор тоже шошей слышит! – Удовольствия, – вздохнул рарк. Ясно. «Обжора», как и «воняет», прошли мимо его ушей. Но почему? Вопрос так и рвался с языка. Меня даже откровенная демонстрация несуществующих отношений не настолько сильно зацепила. Хотя, конечно, тоже подозрительный и непонятный момент. И потому, то есть с позиции логики разговора, начала я с него. – А почему ты сказал, что мы ночью… развлекались? Последнее слово едва выдавила, осознав неожиданно накатившее смущение. Даже кровь к лицу бросилась, когда перед глазами возникла картинка того, что могло между нами происходить. К счастью, Ньевор этого не понял, решив, что я просто не хочу, чтобы нас слышали другие. Потому и ответил тихо, склонившись к моему виску. – Чтобы уравновесить наши достоинства. Он заметил, что тебе нравится еда в его доме, и подчеркнул это, ожидая нашей реакции. Если бы я промолчал или ты словами подтвердила, и то и другое стало бы признанием за дагоном права на безапелляционное доминирование по отношению к нам. – То есть его… комплимент… на самом деле был вызовом? – ошалела я от очередного выверта. – Нет, – поморщился Ньевор. – Дея, я же тебе объяснял. Вызов – это условия, на которых в дальнейшем строится иерархия тех, кто в нем участвует. И это очень серьезный шаг. Настолько, что до него стараются… ну… прощупать противника. Узнать его силы и настрой. Может, он вообще не хочет соперничества и готов уступить сразу. Это пусть и не такая приятная, но тоже победа. – Поня-я-ятно… – чуть растерянно протянула я. – И ты своим ответом показал, что… – Что я уступать не собираюсь и мы с ним на равных, потому что тебе в одинаковой степени хорошо и с его «подачи», и с моей. М-да… Чувствую, у меня мозг взорвется, если рарки продолжат свое… гм… общение. А мне определенно надо молчать! Ага. Помолчишь тут, когда даже животные… тьфу!.. шоши разговаривают. Кстати! – А шоши? Если у них нет этого… речевого… – вновь пришлось изображать из себя глупышку, лишь бы прояснить и этот нюанс. – Аппарата, – подсказал Ньевор, и я, благодарно кивнув, продолжила: – Тогда как об их разумности узнали? – Я расскажу, только… – Ньевор осмотрел зал, где мы остались практически единственными гостями. – Не здесь. Ты наелась?