— Но может быть, они пошли в другую сторону? — Этого-то я и опасаюсь. Здесь можно пройти только по одному пути, и он так же опасен, как в Сахаре или Гоби. — В Льяно нет ни колодцев, ни оазисов, к тому же нет и верблюдов, хорошо переносящих жажду. Это и составляет всю опасность, в сущности, незначительного пути, который несравненно меньше азиатской или африканской пустыни. Здесь нет устроенных дорог, и единственный путь, по которому можно проехать; обозначен кольями. Кто потеряет из виду эти колья, обречен на голодную смерть… — В таком случае не надо упускать из виду колья, — сказал Хельмерс. — Да, но иногда злоумышленники специально переставляют колья, и путешественники погибают. — Но разве нельзя возвратиться обратно, когда уже станет ясно, что путь, отмеченный кольями, ложный? — Тогда уже поздно — они не в состоянии вынести обратного пути и погибают, а разбойники, выжидавшие их смерти, попросту обирают их трупы и скрываются. Хельмерс хотел что-то возразить, но его внимание привлекло появление нового лица, вышедшего из-за дома. Это был высокий и очень худой человек с цилиндром на голове. Одет он был в черный суконный костюм. Бледное исхудалое лицо вместе с темным одеянием говорили о его духовном происхождении. Он не спеша подошел, дотронулся рукой до шляпы и поклонился присутствующим: — Если я не ошибаюсь, то попал к господину Хельмерсу? — Если вам известно мое имя, то позвольте узнать и ваше, — сказал Хельмерс. — Я Тобиас Буртон, миссионер святых последних дней. — Следовательно, мормон? Они именно так себя называют. Вы слишком заносчивы и горды, а так как я скромный человек и с вашим образом мыслей ничего общего не имею, то будет самое лучшее, если вы ваши скромные миссионерские шаги направите в другую сторону — и прямо сейчас! Это были довольно резкие и оскорбительные слова, однако миссионер невозмутимо возразил: — Вы ошибаетесь, если предполагаете, что я намерен обращать здешнего хозяина в свою веру. Я хотел бы только просить у вас разрешения отдохнуть и утолить свой голод и жажду. — В таком случае вы можете получить все, что вам нужно, причем, конечно, за все заплатите. Надеюсь, у вас есть с собой деньги? И он окинул незнакомца строгим, презрительным взглядом. Мормон поднял глаза к небу, вздохнул и произнес: — Правда, я не награжден богатствами этого грешного мира, но заплатить за еду, питье и ночлег я могу. Конечно, я не предвидел подобного расхода, так как слышал, что Хельмерс в высшей степени гостеприимен. — Да? Это кто же вам сообщил? — Я прямо из Тэйлорсвилла. — Вам сказали правду, но забыли сказать, что я оказываю бесплатное гостеприимство лишь приятным мне людям. — Значит, ко мне это не относится? — Ни в коем случае. — Но ведь я вам ничего дурного не сделал! — Все может быть! Но простите меня, сударь, при взгляде на вашу физиономию мне уже делается противно. Мормон и тут не смутился и со смиренным видом произнес: — В этом мире участь всех праведников остается неоцененною. Не моя вина, что мой вид вам не нравится. Это уже дело ваше. — Признаюсь, если бы кто-нибудь сказал мне то, что выслушали вы, он бы неизбежно испробовал силу моей руки. Надо иметь слишком мало самолюбия, чтобы оставаться при этом совершенно спокойным. Собственно говоря, я ничего не имею против вашего лица, но уверен — сами с собой вы совершенно иной, и лицемерие ваше очень противно. Кроме того, мне еще и другое в вас не нравится. — Могу я полюбопытствовать, что именно? — Я и сам вам это скажу. Мне очень неприятно то обстоятельство, что вы явились именно из Тэйлорсвилла. — Разве у вас есть там враги? — Ни единого. Однако, скажите, куда вы направляетесь? — В Престон. — Насколько мне известно, ближайшая дорога туда идет вовсе не мимо меня. — Да, но я слышал о вас столько хорошего, что жаждал с вами познакомиться. — Где же ваша лошадь? — У меня нет лошади. — Вот как? Не думаете ли вы, что я вам поверил? Вы где-нибудь поблизости спрятали лошадь. Вряд ли причины такой таинственности благовидны. Пришелец уверял, что он никогда в жизни не сидел в седле и идет пешком, но Хельмерс продолжал настаивать на своем. — Не старайтесь меня уверить в невозможном. В нашей стране даже женщины и дети ездят верхом. Наконец, ваш безукоризненно чистый костюм доказывает, что вы не шли пешком. Ведь ночью шел дождь, и, значит, ваши сапоги должны были быть в грязи. Да к тому же я вижу на них следы шпор. — Эти сапоги я купил по случаю. — Почему же дыры, где были прикреплены шпоры, совершенно не засорены? Или вам доставляет удовольствие каждый день их сверлить? Мормон хотел еще что-то возразить, но Хельмерс вскочил со своего места, ударил его рукой по плечу, так, что тот едва устоял на ногах, и сказал: — Перестаньте врать. Мне, в сущности, все равно, даже если бы вы прибыли на коньках. Да вот, кстати, и доказательства вашей правдивости. — И он потянул за кончик шнурка, свисавшего из кармана, и вытащил оттуда шпоры. — В другой раз прячьте получше, — добавил он. — А теперь, если вы в состоянии заплатить, то еду и питье я вам дам, но только уходите поскорее, так как на ночлег я оставляю людей, не возбуждающих у меня никаких подозрений. Он подошел к окну, сказал там несколько слов вполголоса и возвратился на свое место, не обращая больше никакого внимания на незнакомца. А тот сел у ближайшего стола, положил бывший с ним узелок и, сложив руки, с оскорбленным видом стал ожидать, пока ему подадут, то и дело покачивая головой. Хоббл-Фрэнк с любопытством следил за происходящим разговором, но как только он кончился, перестал обращать на мормона внимание. Блади-Фор же с самого появления незнакомца не спускал с него внимательных глаз. Он тер себе лоб, как бы желая что-то припомнить, а затем сел напротив мормона, стараясь его лучше рассмотреть, и, казалось, погрузился в размышления. Из дому вышла пожилая женщина и принесла большой кусок жареного мяса и хлеба. — Это моя жена, — сказал Хельмерс Фрэнку по-немецки. — Несказанно рад с вами познакомиться, дорогая госпожа Хельмерс, — обратился тот к женщине, пожимая ее руку. — Я так давно не говорил с дамой по-немецки. Вероятно, ваша колыбель качалась на волнах родного Рейна или Эльбы? — Насколько мне известно, у нас на родине нет странного обычая ставить колыбель на воду, но что касается моего происхождения, то я действительно природная немка. — О, сударыня, поймите мои слова как поэтичное сравнение — не более! Он заговорил о поэзии, о своем высоком призвании и говорил так быстро и много, что бедная женщина не знала, что делать, и вопросительно взглянула на мужа. — Это мой коллега, добрый и высокоталантливый человек. Его ждет блестящее будущее, — объяснил он жене. — Однако принеси ему еще пива! Она взяла стакан, ушла в дом и вскоре возвратилась оттуда с пивом, а также с виски для мормона. В это время вошел негр Боб. — Я уже справился с лошадьми и тоже попросил бы выпить и закусить, — сказал он. Взгляд его упал на «святого» отца; он несколько секунд рассматривал его и наконец воскликнул: — Кого я вижу? Это же господин Уэллер, который украл у господина Баумана все его деньги! Мормон вскочил со своего места и испуганно уставился на Боба. Однако быстро овладел собой и сказал: — Я положительно не понимаю, что говорит этот негр. Он, вероятно, не в своем уме. — Кажется, он говорит совершенно ясно, — сказал Хельмерс, — что вы обокрали его хозяина, известного Баумана, и называет вас Уэллером. — Меня зовут не Уэллер, а Буртон, и, вероятно, он принимает меня за кого-то другого. — Я принимаю вас за того, кто вы есть. Могу доказать, что вы обворовали моего господина, — внешность вашу я прекрасно запомнил и сейчас же расправлюсь с вами по-своему! С этими словами Боб бросился на него, и, вероятно, «святому» пришлось бы совсем плохо, не вступись за него хозяин: — Боб, оставьте его в покое; я не могу позволить у себя такой произвольной расправы. Вас же, — обратился он к мормону, — попрошу поскорее избавить нас от своего присутствия, и если я как-нибудь встречу вас невдалеке отсюда качающимся на одном из деревьев, то, признаться, не буду сильно поражен… Все замолчали. Мормон возвратился на свое место и с видимым спокойствием пытался продолжать свой обед. Боб не спускал с него глаз. Блади-Фор также продолжал следить за каждым его движением, очевидно, занятый своими мыслями. Глава пятая УДИВИТЕЛЬНЫЙ БЛАДИ-ФОР