Как только мы подошли к дому, дверь его резко распахнулась, и из дома вышел Аркадий с большим чемоданом в руках. Выглядел он плохо. Знаете, как жалко бывает видеть взрослого мужика, когда понимаешь, что он только что плакал? Нет? Ну так мне стало жалко. — Что случилось? — тихо спросила у него Маринка. — Федор Аполлинарьевич… — Выгнал, — выдохнул Аркадий и судорожно вздохнул, — выгнал меня из дома и проклял. Совсем с ума сошел папа, а ведь я хотел как лучше. Не знаю, как это все получилось… У Аркадия на плече висела сумка. Он поправил ее и, волоча чемодан, не оглядываясь, пошел к воротам. — Да, бои местного значения продолжаются с переменным успехом, — пробормотала Маринка. — Еще и нас зацепит, пожалуй. Мы пошли в дом и тут сразу же услыхали крики Федора Аполлинарьевича. — Он просто кретин! — орал Федор Аполлинарьевич. — Это служит доказательством моей гениальности, потому что природа отдохнула на моем сыне, но не раздражать меня это не может! — Папа, успокойся, пожалуйста, — терпеливо проговорила Варвара, и мы пошли на голоса и попали в знакомый нам кабинет. На первом этаже никого не было. На лестнице, ведущей наверх, на верхней площадке сидел в кресле-качалке Федор Аполлинарьевич, и рядом с ним стояла Варвара. — Здравствуйте, — поздоровалась я, войдя первой. — Ого! Пресса! Ну какое у вас чутье на сенсации! — крикнул нам Федор Аполлинарьевич. — Но сенсации я вам не дам, однако поделиться есть чем! Представляете, что учудил мой придурок? Нет, вы можете себе это представить?! И все накануне моего юбилея, мать его за ногу и меня за нею следом! Федор Аполлинарьевич так увлеченно махал руками, что кресло опасно закачалось, и Варваре пришлось его затормозить и даже немного отодвинуть назад. — Не трогай меня, дщерь! — крикнул Траубе дочери. — Вот пусть Жанна д\'Арк послушает. И ты, мадонна полей, тоже слушай! Что происходит, а? Все сошли с ума! Один я здесь самый нормальный, как самый распоследний дурак! Федор Аполлинарьевич на секунду замолчал, собираясь с мыслями, и снова закричал: — Сперва этот придурок решил приготовить фейерверк к моему праздничку. Приготовил! Ногу мне сломал, чуть не угробил насмерть! Потом — вы только представьте себе! — он в театре как-то там скоммуниздил запись голоса моей жены и начал гонять мне ее по ночам. Я-то думал, что у меня уже все: разжижение мозгов или просто привидения начали приходить! Но так как разжижение мозгов у меня будет только у самого последнего на этом комке грязи, мотающемся в космическом пространстве, как говно в проруби, то я и подумал, естественно, что это привидение. А тут приходит Варвара и говорит, что Аркашка-дурак спер запись! Я сразу все и вспомнил! Я же был на этом дурацком спектакле! Федор Аполлинарьевич заерзал в кресле и еще сильнее замахал руками. — Вы, кстати, садитесь, где сами найдете. Стульев полно, — неожиданно спокойным голосом сказал он. — Ну так вот. Я не поверил. Каюсь, дочка, — Траубе повернулся к Варваре и кивнул, — не поверил. Да и как можно поверить? Я позвонил в театр, и мне там так черным по белому и сказали! — Продиктовали крупными буквами, — проворчала Маринка, усаживаясь на стул. — Ну да, — не расслышав, крикнул Траубе, — что получается? Убить меня у него не получилось, так он решил свести с ума! Змей подколодный! Сволочь жирная!! — заорал Федор Аполлинарьевич, словно ушедший Аркадий мог его услышать. — Но я оказался крепче! Я оказался сильнее и выгнал его! Вот у меня осталась одна Варвара, я уже и завещание переписал, она и станет хранителем всего того духовного богатства, которое я накопил в виде картин своих и чужих за всю свою жизнь! Молодые люди и ты, Кряжимский, можете уже идти и писать мемуары про то, как вы видели меня и разговаривали со мною! Все равно больше ничего интересного в вашей жизни не произойдет! Федор Аполлинарьевич что-то забормотал, и тут я у него спросила: — Федор Аполлинарьевич, а картины, пропавшие у вас, были настоящими? — Что? — вскрикнул Траубе и посмотрел на Варвару. — Ну все ясно, они с Ванькой виделись! Ванька-Каин жив все еще, да? А я думал, что обязательно переживу его, у меня такой план был! Настоящие! Еще какие настоящие! А милиция мышей не ловит! И ничего не ищет! Дармоеды! — Тогда я хочу вам сказать, что, исходя из метода исключения, — сказала я, — единственный человек, кто мог их похитить, — это был ваш Дмитрий, больше некому. — Дмитрий? — переспросил Федор Аполлинарьевич неожиданно спокойным голосом. — А почему именно Дмитрий? — Да потому, что больше некому! — авторитетно заявила Маринка. — Есть такой метод мышления. Метод исключения называется. — Чушь собачья! — крикнул Траубе. — Чушь! Когда вас выгнали из редакции, Дмитрий в это время был в другом городе! В Волгске! Вот так! И приехал он только после того, как все произошло! Его Аркадий-идиот вызвал! Траубе махнул рукой и стал спокоен, словно и не слышал ничего. — Они подозревают Диму, ты слышишь, дочка? — Федор Аполлинарьевич задрал голову и посмотрел на Варвару. Та кивнула. — Можете подозревать кого хотите! Милиция занимается этим же! Главное, что не верю я, что картины найдутся, а без них все тщетно! Все! Тщетно! — Можно я задам два вопроса? — спросила я. Сергей Иванович в это время, потоптавшись около дверей, решился, зашел в комнату и сел на краешек ближайшего стула. За столом, получается, сидели только мы с Маринкой. На столе ничего не было. — Да сколько хотите. — Траубе расслабился, и даже возникло впечатление, что он сейчас заснет. А что? Вполне возможно — старый человек. — Я столько за свою жизнь давал интервью, — добавил Траубе, — уже и не упомнишь все, то ли тридцать три раза, то ли тридцать четыре. — Тридцать два, — спокойным голосом уточнила Варвара. — Вот умница какая! Все помнит! — Траубе довольно улыбнулся. — Она и будет директором музея имени Траубе! Я уже все оформил. Прошу любить и жаловать — Варвара Федоровна Траубе — директор музея моего имени!.. Так какие же у вас вопросы? — Петр знал, что те три картины сомнительные? — спросила я, и Федор Аполлинарьевич застыл, глядя на меня круглыми немигающими глазами. — Или он точно знал, что они фальшивые? — не унималась я. — Вон отсюда, — очень спокойно и по-деловому приказал нам Федор Аполлинарьевич. — Все трое. — Да, пожалуйста, — подтвердила Варвара. Делать было нечего. Мы встали, сухо попрощались с этим семейством и вышли. Варвара пошла нас провожать. Мы дошли до ворот, и она отворила калитку. — Зря вы так с ним, — сказала она нам напоследок. — Он уже старый человек. И про Дмитрия вы тоже зря. — А зачем вы сдавали парик в театр? — выпалила Маринка. — Для чего вы его использовали? Варвара улыбнулась. — Мне нравится ходить в париках. Каждая из нас должна подчеркивать то, что у нее выигрышно, и прятать то, что нужно прятать. Варвара еще раз улыбнулась и по-доброму взглянула на Маринку. — А не поступать наоборот, милочка. Думаете, мой папа зря назвал вас мадонной полей? Подумайте над этим. Маринка покраснела так, как обычно это делал майор Здоренко. Я и не знала, что она способна на такие вещи. — А… — пробормотала Маринка, не зная и, наверное, не будучи в состоянии ничего сказать. Варвара тепло попрощалась с нами и пошла к дому, не оглядываясь. — Ну и сука, — только и сумела выговорить Маринка. Мы в подавленном настроении усаживались в машину. Даже Маринка молчала. Но это было ненадолго. Я знала точно. Мы отъехали по дороге от дома Траубе, Маринка завозилась на соседнем со мною сиденье, глубоко вздохнула, явно собираясь вербально размазать Варвару на составляющие ее атомы и молекулы, но тут из-за поворота навстречу нам вынырнула машина. Это была «Газель». «Газель» мигнула нам фарами, и я остановила «ладушку». Из «Газели» выглянул майор Здоренко. — Бойкова, ты живая, что ли? А я думал, тебя уже грохнули и закопали! — Спасибо, товарищ майор, — ответила я, — и я вам желаю всего хорошего. Майор даже не улыбнулся. — Кто там в этом серпен… сертан… короче, в дурдоме? — Варвара и Федор Аполлинарьевич. — Ага, — майор почесал в затылке. — А почему ты не спрашиваешь, чья это была машина? — Вы же сейчас сами скажете. — Скажу, скажу, — майор, прищурившись, посмотрел на мою «Ладу». — Это Кряжимский у тебя там? Эй, Кряжимский, старый мошенник, ну-ка выгляни в окошко! Сергей Иванович опустил стекло и забормотал, как он рад видеть майора. Майор на это не купился. — Бабе своей будешь врать, а мне не надо. Не терплю, — отмахнулся майор. — Точно на тебя «фолькс» хотел наехать? — Да, — ответил Кряжимский. — Понимаете, как это получилось. Я шел по дороге как раз недалеко от пивного завода… — Заткнись, — попросил майор. — Ты бумажку напишешь о происшествии? — Да, вы понимаете, — Сергей Иванович снял очки и начал протирать стекла, — дороги, сами видите, какие, скорость была большая у этой… — Я сказал: заткнись, — повторил майор. — Попытка наезда была? Да или нет? — Д-да, — согласился Сергей Иванович. — Бумажку напишешь? Да или нет?