— Если вы считаете, что есть такая необходимость… — Сергей Иванович совсем растерялся, и тут майора прорвало. Он даже выскочил на трассу, чтобы ничто не мешало ему орать и размахивать руками. — Нет, не считаю!! — завопил он. — Я вообще просто так здесь торчу и трачу время с тобой, дебил очкастый! Ты не понимаешь, что ли, ничего?! Ты не понимаешь, я тебя спрашиваю?! Напишешь или нет?! — Напишу, — пролепетал Сергей Иванович. — Вот так и надо отвечать! — рявкнул майор. — А ты, Бойкова, видела все? Подпишешь? — А я напишу статью? — сразу же спросила я. — Блин, блин! — Майор два раза топнул ногой в такт своим «блинам», развернулся, вернулся к своей «Газели» и взгромоздился на сиденье. — Напишешь! — крикнул он. — Только то, что я скажу! Поняла? Я кивнула. — А теперь разворачивай свою колымагу и езжай за мной к этим придуркам! Майор с силой захлопнул дверь, «Газель» поехала. Я ее пропустила и начала разворачиваться. — Вот сейчас я этой Варьке-суке все и скажу! — помечтала Маринка. — Ты видела ее нос? Видела? Такие носы не носят уже сто лет! И одета она, как… как богема, блин! Я промолчала, развернула «ладушку» и поехала вслед за майором. День продолжался. Мы подъехали к знакомым воротам, когда «Газель» уже стояла около них. Возле «Газели» курил один омоновец. На нас он, как показалось, даже внимания не обратил. — Мы внутрь пойдем? — внезапно заробев, Маринка с беспокойством защелкала замочком своей сумочки. — Придется, — ответила я, заглушая машину и выходя из нее. Мы вновь, уже во второй раз за сегодняшний день, прошли через калитку и направились к дому. Несмотря на прохладу, входная дверь почему-то была распахнута. Когда мы подошли к ней, из дома высунулся омоновец. Его маска была скатана в шапочку. — Ни до чего здесь не дотрагивайтесь, — сказал он, — и идите осторожно. — А почему? — спросила Маринка и мило улыбнулась. — У бати спросите, — равнодушно ответил омоновец и отошел, пропуская нас. Маринка, пройдя в доме несколько шагов, оглянулась и шепотом оценила: — Хам. Солдафон. — Ну будет тебе, — успокоила я ее, — может быть, он всего лишь забыл протереть свои линзы. — Да? — переспросила Маринка и задумалась. Из глубины дома слышались крики Варвары. Я ничего не понимала. Создавалось впечатление, что майор ее пытает, но она не желает ни в чем признаваться. Пройдя всеми уже знакомыми нам коридорами и комнатами, мы попали в кабинет Федора Аполлинарьевича, хотя, если сказать правду, теперь уже это помещение его кабинетом не было. Федор Аполлинарьевич лежал на полу в очень неестественной позе. Было ясно, что он упал с верхней ступеньки лестницы вместе со своим креслом-качалкой. Кресло валялось тут же, справа. Варвара сидела на стульчике у окна, закрыв лицо ладонями, и всхлипывала. Над нею нависал майор и что-то невразумительно бухтел. Он оглянулся на нас. — Вот тебе, Бойкова, результат неосторожности. Никогда не садись в кресло на площадке второго этажа. При этих словах Варвара подняла голову и взглянула на майора. — Вы глумитесь? — спросила она глухо. — Нет, делаю выводы, — отрезал майор. — Бойкова, ты помнишь, что мне обещала? Сейчас ты поторопишь своего Кряжимского, пусть напишет бумажку. Потом ты напишешь. Пока ничего не трогай, эксперты приедут, зарисуют все, что положено, вот тогда и будешь в этой комнате ходить. Пока можешь выйти. Я увидела на столе, за которым мы недавно сидели с Маринкой, авторучку, чистый лист бумаги и фужер из обычного набора богемского хрусталя. Форма фужера имитировала тюльпан, только вот цвет листьев у основания прозрачного цветка был почему-то розовый, а не зеленый. Я, пятясь, столкнулась с Маринкой, Маринка промолчала, поняла, повернулась и вышла. Мы устроились в соседней комнате. Сергей Иванович написал целое сочинение на тему погони за ним неведомого «Фольксвагена», я написала свой текст. Маринка, постоянно вздрагивая и что-то шепча, взяла наши изложения и списала у обоих сразу, то есть по очереди. Когда все было готово, вошел майор, словно он все это время подглядывал под дверью. — Состряпали, что ли, журналюги? — спросил он. — Опыт есть, и расписали, словно передовицу для «Парламентской газеты» мастрячили. — Его убили? — спросила я. — Следствие еще не высказалось, — пробухтел майор и собрался уходить. — Товарищ майор! — позвала я его. — Вы хотите оставить девушек обманутыми? — Чево? — Майор обернулся в дверях, перебежал глазами с меня на Маринку и ухмыльнулся. — А что мне делать с двумя сразу? Кроссворды, что ли, отгадывать? — Хватит шутить! — крикнула Маринка, она подскочила к майору и попыталась вырвать у него из рук исписанные нами листки. Конечно, не получилось. Майор очень ловко и стремительно успел поднять руку вверх, потом опустить ее вниз. Маринку он поймал другой рукой. Она охнула и остановилась. — Ты знаешь, Широкова, сколько лет я тренируюсь на этот прием? Как только в органы пришел. — Майор спрятал бумагу за спину, кашлянул и сказал: — Короче, со старым ничего не ясно. А ясно вот что: машина Варвары, но она говорит, что не ездила на ней уже несколько дней. — Врет, — сказала Маринка. — Вы схватите ее за длинный нос, она наверняка наследила! — Наследила, схватим, — спокойно ответил майор. — А вот у тебя, Бойкова, на квартирной двери обнаружены очень интересные пальчики. Я послал ребят на всякий случай. Что молчишь? Мужиков к себе водишь? Я промолчала и, кажется, покраснела. Маринка заткнулась и с интересом взглянула на меня. — Сколько раз у тебя был Дмитрий Хворин? — спросил майор. — Не знаю такого! — резко ответила я и быстро начала считывать файлы у себя в памяти. — Точно не знаю. А кто это? — Это биограф старого маразматика. Если ты его не знаешь, значит, он просто так приходил пощупать твою дверь. Фетишист, наверное. — Дверной фетишист, — потрясенно повторила Маринка и крикнула: — Это он газ открыл! Я поняла! — Бойкова, сейчас посадишь в свою машину парочку моих ребят и отвезешь к себе. Пусть снимут отпечатки. Какие остались. Часто с тряпкой работаешь? — Очень, — ответила я. — Ну и зря. — Майор снова собрался выходить, но тут уже его задержала я. — А его арестовали? — Хворина здесь не было со вчерашнего дня, — сказал майор. — Так утверждает Варвара Траубе. Эпилог Прошло три дня. За это время следствие по делу об убийстве Федора Аполлинарьевича продвинулось быстро и точно к доказательствам вины Дмитрия Хворина. Я даже больше скажу — мы почти подружились с Варварой Траубе. Она оказалась вполне сносным человеком, правда, со своими маленькими сложностями, но у кого их нет? Согласно показаниям Варвары, она в тот день, оставив отца, ушла в кухню и вдруг услыхала, как Федор Аполлинарьевич с кем-то разговаривает. Она признает, что не обратила на это внимания, подумав о старости и болезнях старого художника. Хотя я знаю как минимум несколько человек, умеющих разговаривать сами с собою, а между тем они и моложе, и здоровее. Но это к слову, и ни на кого я не намекаю. Следствие доказало, что в автомобиле Варвары Дмитрий Хворин совершил попытку наезда на Кряжимского, хотя она ему ключей от автомобиля не давала. Тот же Хворин совершил и хищение документов, а затем и картин у Траубе, замаскировавшись до неузнаваемости. Мы с Маринкой написали заявление о попытке моего убийства. Как мне ни стыдно признаваться, но признаюсь: после моей уборки в кухне были обнаружены три замечательно четких отпечатка пальцев Ховрина. Наверное, на следующий день я не очень хорошо себя чувствовала, поэтому и допустила сохранность этих отпечатков. Безобразие, конечно. Признаюсь. Мы напечатали серию статей про это дело. Траубе назвали по имени, его биографа обозначили, как и положено, буквами Д. Х., не выдавая этим никакой тайны, и стали успокаиваться. Хворин был объявлен в розыск, ему инкриминировались одно убийство, одна попытка убийства и хищение путем мошенничества.