Я не спросила Сергея Ивановича ни о чем, прекрасно понимая, что если мне некогда, а рядом есть Маринка, то она все сделает не хуже меня, а может быть, даже и лучше. Я оказалась права. Не успели мы отъехать от столба даже на метр, а точнее говоря, не успел Сергей Иванович сесть, как она, тут же развернувшись на сиденье, начала его засыпать вопросами. — Что это вы тут гуляете в рабочее время? — спросила Маринка обличительным тоном старого опытного прокурора. — А в театр зачем заходили? А пробежку зачем устроили практически в центре города? Рассказывайте, нам известно все! Даже больше, чем все! И чем скорее вы расколетесь, тем легче будет вашей совести! Как я заметила через зеркало заднего обзора, Сергей Иванович отдувался, протирал очки и пока отвечать не собирался. Я в это время, проехав по дороге, свернула по ней направо и увидела знакомый «Фольксваген». Он стоял у светофора. — Это вон та машина пыталась меня сбить! — крикнул Сергей Иванович, тоже заметив своего обидчика. — Да знаем уж! — сказала Маринка. — Что вы в театре делали? — Пытался узнать про жену Траубе, — ответил Сергей Иванович, — я так рассудил, что у меня это получится лучше, потому что я знаю очень много старых кадров, наверное, потому, что сам не очень-то и молод. — Бежали вы неплохо, — ядовито заметила Маринка, — мне вас догнать сразу и не удалось. Но об этом после. Что узнали? — Я узнал, что Федор Аполлинарьевич на самом деле вдовец, но это и так было известно, — сказал Кряжимский. — Его жена Элеонора Тихоновна умерла. Давно. — Новость не свежа, — заметила Маринка, — этой новости четверть века уже стукнуло, не так? — Так, — согласился Сергей Иванович. Зная его полную неспособность говорить без предисловий, я молчала, оставив Маринке тяжкий труд изымания информации. — А за кем вы бежали? — все не унималась она и правильно, впрочем, делала. — Я ни за кем не бегал. Я следил! — гордо ответил Сергей Иванович. — И за кем же? — За Варварой, — ответил Сергей Иванович. Тут я взглянула на него через зеркало заднего вида еще раз. Маринка проговорила тихо «оп-ля» и быстро спросила: — Она была в театре? — Да, я ее там видел, и более того, я знаю, что как раз незадолго до моего появления там она сдавала реквизит. — Какой же реквизит она сдавала? — заинтересовалась Маринка. — Она что, роли исполняет? Роль четвертого огурца на грядке во втором составе? А реквизитом была трехлитровая банка? — Варвара сдала парик, — ответил Сергей Иванович. — Все! — сказала Маринка. — Ловушка для кошек захлопнулась, и все сошлось! Варвара — главная в этой банде! Она всех и порешила! — А «Фольксваген» решил на вас наехать, — пробормотала я, — значит, там находится тот третий, которого мы не знали! — Аркадий! Толстопуз! — крикнула Маринка. — Кто же еще?! — Не слишком ли ты много подозрений кидаешь? — спросила я. — Не семейка, а банка с пауками какая-то. Петя против папы, Варвара против папы, теперь уже и Аркадий против папы. И что им всем надо? Папу довести до смерти? Так можно было бы поступить гораздо проще! — Просто — это неинтересно, — сказала Маринка. — Просто всякий может! А они же все талантливые люди, как же ты не понимаешь! Вот и поступают, как артисты. Светофор сменил цвет. «Фольксваген» рванул вперед, и так получилось, что я от него отстала. Сперва помешал какой-то дурацкий автобус, потом какая-то арба на колесах под названием «Мерседес», ну, в общем, и все. Варвары я не увидела, «Фольксваген» упустила. — С тобой даже последить нормально ни за кем не удается! — разоралась на меня Маринка. — Ну и что делать будем? — Да ничего особенного, — ответила я, отводя машину в сторону и притормаживая. — Позвоню сейчас одному своему другу, и он скажет, чья эта машина. Да еще сам и проверит. — Я и так знаю, что это машина Варвары, — заявила Маринка, — и друга твоего я знаю. У него красная рожа и большая фуражка. Хам он и нахал, как все твои друзья! — выпалила Маринка, потом подумала и уклончиво добавила: — Ну почти все. — Так что вы еще узнали, Сергей Иванович, про эту Элеонору? — спросила я, доставая из сумочки свой сотовик. — Артистка она была средняя. Главные роли никогда не получала. Пела хорошо, — заглядывая в свой растрепанный блокнот, начал перечислять Сергей Иванович. — Участвовала в музыкальных спектаклях. Один из них даже получил какой-то приз на областном конкурсе. Но это было совсем уж давно. — Нобелевскую премию дали как приз? — ехидно уточнила Маринка. — Нет, но почетную грамоту от Саратовского радиокомитета дали, — сказал Кряжимский. — Старичок-реквизитор, с которым я все это обсуждал, тоже участвовал в том спектакле. Эта грамота у него висит на стене его комнатушки. — Премия радиокомитета! — сказала Маринка. — Ну, наверное, по тем временам это было круто. Хотя областной же был радиокомитет, а может, и городской! Что там крутого: туфта какая-то. — Минутку, господа! — Я вздрогнула от своей мысли и повернулась вправо, чтобы иметь перед глазами и Маринку, и Сергея Ивановича. — Ведь это значит, что спектакль гоняли по радио! — Да, было дело. Два раза, как говорит этот реквизитор, — подтвердил Сергей Иванович, — за все эти годы два раза. Весьма негусто. — Классный был спектакль, как я понимаю, — оценила Маринка. — Классика. Целых два раза за двадцать пять лет! Это ж фурор, аншлаг! Почти мировое турне! Я снова завела мотор и выехала со своей стоянки, решив, что майору я позвоню чуть позже. Мне срочно захотелось проверить одну свою мысль. — Ты куда? — резко спросила меня Маринка. — В радиокомитет! — ответила я. — Там наверняка сохранилась запись этого спектакля. — Не факт, — сказала Маринка. — Сколько лет прошло. — Не сохранилось, — ответил мне Сергей Иванович, — я уже все узнал от реквизитора. Мне пришлось сразу же сбавить прыть. — Обидно, — сказала я. — А он точно знает? — Точно, точно, — ответил Кряжимский. — Запись была одна в архиве театра, и ее недавно взяли под расписку. — И кто взял? Варвара-сука? — крикнула Маринка. — Я так и знала. — Нет, не Варвара, а Аркадий, — сказал Сергей Иванович и снял свои очки. Вот тут-то я и удивилась полученной информации. — Все постепенно становится на свои места, — сказала я, снова доставая телефон. — Звоню своему орущему другу, и пусть узнает, чья эта машина. Она может оказаться и Аркадия. — Откуда у педиатра такая машина? — недоверчиво спросила Маринка и тут же хлопнула себя по лбу. — Картины продал, машину купил! Все ясно! — Сергей Иванович, — осторожно сказала я, — а что еще вы узнали? Может быть, сразу и расскажете? — Ну, в общем, больше и ничего, — ответил Кряжимский. — Только то, что Элеонора Тихоновна была раньше замужем, до Траубе. Ее мужем был главный режиссер театра. Он потом эмигрировал и пропал где-то на широтах Нью-Йорка. — Канул в Лету, — заметила Маринка. — Значит, талантливый был. — Нет, слабовольный, — сказала я. — И что? Все? — В общем, да, — Сергей Иванович закрыл свой блокнот и сказал последнюю фразу, но она прозвучала не тише первых: — От режиссера у нее был сын Петр. Мы помолчали. — Вот оно как, — протянула Маринка, — ну ясно теперь, почему старый абориген, то есть могиканин, то есть гениальный живописец, не так сильно расстроился после смерти Петра. Я набрала номер телефона майора Здоренко. Разговор с ним происходил по привычному сценарию. Майор ругался, я его уговаривала, как торговка на базаре. Ласково, но настойчиво. Майор пообещал перезвонить. — Ну тогда, господа, что же делать, — заметила я, — едем к Траубе. Я подозреваю, что поняла, каким образом Элеонора приходила к Федору Аполлинарьевичу. — Да и я уже поняла, — сказала Маринка. — Аркадий включил запись, накинул на себя простыню и раскрывал рот. А старый дурак был без линз и поэтому ничего не понял. Идиоты! Последнее замечание было адресовано неизвестно кому, и я не стала уточнять. Мы поехали к Федору Аполлинарьевичу. Доехали мы без происшествий, и нехороший «Фольксваген» нигде не мелькнул. Маринка очень нервничала, когда выходила из машины, и беспокойно оглядывалась. — У меня предчувствие, что случится какая-то гадость, — обрадовала она нас. Я протянула руку к кнопке звонка и нажала на нее. Нам никто не открыл, никто не вышел, но калитка была не заперта. Переглянувшись, мы втроем робко вошли во двор и потопали по направлению к дому, постоянно оглядываясь в поисках хозяев или хотя бы кого-нибудь.