— Да ничё-ё, вашбродь, сдюжили турку, мы, русские-то, к тяжести, поди, привычные! — улыбнулся ему серый от пороховой копоти и такой знакомый пехотинец. Только белозубая его улыбка сверкала на довольном лице. — Воробей, никак опять ты? — удивился поручик, качая головой. — Ну, спасибо тебе за подмогу, Андрейка! — Лекаря, лекаря! — донёсся знакомый голос со стороны рогаток. Лёшка вмиг стал серьёзным. Кричал его старший унтер Зубов Иван. — Что случилось, Карпыч? — Алексей побежал на крик. — Да вот, вашбродь, пальцы ему отсекло саблей! Мы-то перетянули Митроху как смогли, крепкой настойкой полили ему всё и внутрь ещё глотка три дали. Но наш-то Спиридонович, поди, и получшивее страдальцу сумеет боль унять. «Да, всё, это уже инвалид», — подумал Егоров, осматривая вместе с подбежавшим ротным лекарем раненого. Клинок всадника отсёк три средних пальца на кисти под основание. Всё, Митроха теперь не боец. После полевого или гарнизонного госпиталя спишут его в категорию «военные инвалиды» и отправят дослуживать или скорее доживать в уездные или же в соляные инвалидные команды. Ну или же припишут к нестроевой роте по охране оружейных, а может быть, даже и горных заводов, казённых фабрик, малых крепостей или тех же тюрем. Да мало ли где нужны хорошие солдаты, готовые верой и правдой служить своей державе, пусть даже и в статусе инвалида. Только вот егерем ему теперь уже, конечно же, более не быть! — Потап, выдели двух своих рядовых с интендантского десятка, пусть раненого на тот берег переправят, — распорядился ротный командир, — а там найдут нашего прапорщика Гусева, с ним ещё двое раненых есть. Вот и будут они все вместе одной командой держаться, пока мы не вернёмся! * * * — Ну что, Егоров, хорошо мы им врезали? Теперь, небось, до самых Гуробал скакать будут, — шутил с довольным видом Шипилов. — И людей своих почти не потеряли, у меня вон только двоих сипахи зарубили и ещё трое раненых. У тебя-то в роте как? — Один калека, — вздохнул Алексей. — На тот берег уже солдата отправили. — Ну, вот видишь, совсем малой кровью удалось обойтись, а этих вон знатно положили, — и майор кивнул на подступы к укреплениям, усеянные трупами. Один часик ещё осталось здесь посидеть, а там уже и наш черёд подойдёт переправляться. Чай, не полезут басурмане более на приступ. — Полезут, Алексей Сергеевич, думаю, ещё как полезут, — не согласился с ним егерь. — У их гуробальского паши только одна сейчас может быть забота — это как красиво преподать сераскиру, а то даже и целому визирю, вот это вот сегодняшнее побоище. Он ведь за весь этот береговой район в целом отвечает, с него-то и весь спрос, почему русские за ночь наголову разбили целый алай, взяли шанцы, прикрывающие переправу, да перекололи несколько гарнизонов из ближайших сёл. Ещё и христианское население с них на свой берег всё вывезли. Тут только и может быть одно оправдание, что он русских из захваченных шанцев выбил, все пушки себе вернул, да напугал ещё при всём этом неверных, ну и целую тьму их солдат посёк. А эти потери — для него это так, тьфу, — сплюнул поручик. — Ещё по провинциям взамен павших воинов наберут. В Османской империи-то чай народу пока много. — Ну не знаю, не знаю, — с сомнением покачал головой Шипилов. — В любом случае скоро-то они никак не оправятся. А тут, глядишь, и за нами уже лодки подойдут. Об одном вот я жалею — только две пушчонки отсель мы на наш берег переправить смогли. Остальные уж больно тяжёлые. Даже в реку их времени нет сволочь. Наверное, будем здесь их, на этом самом месте заклёпывать. Егоров уже прекрасно представлял весь процесс заклёпывания орудий, широко применявшийся в этом времени. Толстый кованый гвоздь загонялся в запальное отверстие ствола. Это отверстие было в сменной втулке из мягкого металла, как правило, из меди. При заколачивании туда гвоздя, а уж тем более специального ерша, вынуть такой гвоздь было весьма непросто, на этот процесс уходила масса времени. Таким образом, даже если противник и отбивал обратно свою пушку, то воспользоваться он ею всё равно долгое время уже не мог. Хотя голь на выдумку хитра, наши славные артиллеристы и здесь нашли-таки выход. Они заливали между ершом и стенками запала специальное масло, и этот ёрш выскакивал из отверстия на шестой или на седьмой выстрел, выбиваемый специальным зарядом. Этот же заряд представлял собой насыпанный в ствол порох, перед которым прилаживали дубовый цилиндр, обёрнутый холстиной для прикрытия зазора. При втором выстреле в ствол уже закладывали одно ядро, потом, соответственно, два, три и так далее, пока из запального отверстия все-таки не выбивало ёрш. Риск, конечно, и тут был: пушку могло запросто разорвать, если не рассчитать правильно заряд. Но а где же на войне и когда было без риска? В это время к майору подбежал вестовой от подполковника Ферзена. — Ваше высокоблагородие, господин подполковник велел вам передать, что их партии перевезли на тот берег почти полностью! — докладывал солдатик. — Сейчас вот самая последняя отчаливает. Вскорости лодки и за вами подойдут. — Ну, вот, Алексей, видишь, ещё полчасика — и можно будет уходить из шанцев, вон уже за нами послали, — кивнул на вестового Шипилов. — А ты говоришь, что ещё штурм будет. — В версте отсель вижу ту-урок! — раздался крик егеря Саввы, наблюдавшего за дальней, южной, стороной. — Ну, вот и зашевелились, — проворчал Лёшка, покосившись на Шипилова. — Быстро же они, однако, оправились! — и достал свою подзорную трубу. — Ляксей, дашь тоже в твою зрительную трубку глянуть? — попросил его майор и уставился в окуляр поданного ему зрительного прибора. — Да-а, а ведь и точно, гляди-ка ты, опять они собираются! И как будто бы коней своих вдали оставляют. Никак это они пешими затеяли сейчас на штурм идти? — и отдал трубу хозяину. — Эко у вас там, в квартирмейстерстве-то, богато живут! Даже вон у обер-офицеров свои дорогущие зрительные трубы есть. Мне вот до такой, небось, ещё чина четыре, а то, может, и поболее скакать! — Трофей это, Алексей Сергеевич. В бою она взята. Самим бригадиром Денисовым разрешено её при себе оставить, — пояснил Лешка, аккуратно убирая трубу в футляр. — Отходить нужно, господин майор. Думаю, основательно они сейчас на нас навалятся, а у нас тут всего-то две сотни стрелков да ещё чуть артиллеристов. — Да, нужно отходить, — согласился Шипилов. — Быстро заклёпываем орудия — и бегом на берег. Скоро за нами уже и лодки подойдут. — Разрешите мы немного их придержим тут, Ваше высокоблагородие? — предложил Егоров. — Чтобы у нас ещё хоть немного запас по времени был, а то не дай Бог навалятся они на нас на берегу при самой погрузке, вот ведь где потери-то могут быть! — Добро! — кивнул майор. — Только не увлекайтесь, поручик, чтобы мне потом за вас от генерала Потёмкина не влетело. Хоть у вас и отдельная рота, однако всё равно вы ведь при нашей поисковой партии состоите! — и, обернувшись, позвал своего капитана: — Александр Фёдорович, уводи наших солдат из шанцев, при подходе лодок начинайте сразу же погрузку. Ну, давай, Алексей, удачи! Спешенная кавалерия, а возможно, и подошедшая от Гуробал пехота турок наступала огромной своей массой на укрепления. Тысячи три, по самым грубым подсчётам, шли под рёв труб и под барабанный бой. Пять знамён насчитал Алексей в боевых порядках противника. Серьёзно! Сдержать, а уж тем более отбить такую массу своими силами было попросту нереально. Нужно было готовиться к отступлению, но к отступлению с боем. И оглядев своих егерей, он отдал команду: — Внимание всем, рота! Огонь ведём по своему прицелу и безо всякой команды! Стреляем до подхода противника к рогаткам, затем метаем гренады и откатываемся бегом к противоположной стене валов. Бьём пару залпов оттуда, опять метаем гренады и откатываемся уже к реке. Пионеры идут последние с заслонным плутонгом Андреянова. Пока им сделать несколько выстрелов из орудий и подготовить все пушки к подрыву! Рота, к бою! «Ба-ах! Ба-ах!» — ударили два орудия, направленные в южную сторону. Ядра с гулом ушли в сторону наступающих. «Бум!» — бумкнула длинная винтовка Курта, свалив первую дальнюю цель за семь сотен шагов. Всё, бой особой егерской роты начался! — Рано, рано, — покусывал губу Лешка, вглядываясь в подступающие ряды турок. Каждая пуля должна была найти свою цель. Ага, вот уже можно было разглядеть и детали одежды атакующих. Значит, пора. Целик совместился с мушкой на бородатом здоровяке в дорогом халате, и он выжал спусковой крючок. Бах! Приклад ударил в плечо, а Лёшка выхватил патрон из поясного патронташа и откусил кончик бумаги. Порох на полку, закрываем крышку, курок на предохранительный взвод. Штуцер упёрт прикладом в землю, засыпаем весь порох в ствол — дум, дум, пристукнули прикладом, чтобы он лёг там как надо, а теперь, обёрнутая патронной бумагой, вниз под ударами шомпола идёт пуля. Всё делалось быстро тысячи раз отработанными до автоматизма движениями, глаза же в это время выбирали новую цель. Так, расстояние — шагов двести пятьдесят — триста, можно уже бить и «быстрой пулей». Алексей выбрал себе новую цель и, выровняв дыхание, спустил курок. Точно так же, как и он, вели сейчас свой огонь и все егеря роты, кроме пионеров. У них была задача посложнее. Под командой главного оружейника, немца Курта, егеря споро заряжали в стволы двух пушек картузы с дальней картечью. Вот порох в стволы заложен и прижат войлочным пыжом, картечь тоже в закладку и снова прижата уже крайним войлоком. Клиньями подправлена вертикальная наводка, чуть вбок ствол, Курт проверил прицел и, махнув рукой, отскочил от орудия. Савва поднёс пушечный пальник к боковому, запальному отверстию. Ба-ах! Вы-ыу-у! Взвыла картечь, устремляясь в сторону противника, и ударила в самую его гущу, убивая и калеча людей. «Ба-ах! Вы-ыу-у!» — ударила вторая пушка Афанасьева Василия. — Быстрей, заряжай, Иоган! — проорал Курт, прочищая банником ствол. Лопухов Ванька сноровисто проткнул три мешочка с порохом и заложил их в глубину, прикрывая пыжом. — Ближнюю! — и пионеры заложили в ствол мелкую картечь для ближнего боя. Турки уже подбегали к рогаткам, ещё немного — они их проскочат, перемахнут ров, а потом полезут на валы. «Ба-ах! Ба-ах!» — ударила ближняя картечь, и рой мелких свинцовых пуль выкосил две широких просеки в рядах атакующих. — Минируйте пушки! — крикнул пионерам Лёшка, раздувая фитиль на своей гренаде. Турки пёрли вперед, несмотря на все свои потери. — Вперёд! Бей русских! А-а-а-а!! — орали воины султана, спеша сцепиться в рукопашной с противником. Алексей размахнулся и метнул свою гренаду. Бах! Бах! Бах! Стена разрывов отбросила от южного вала первую волну атакующих. — Уходим! — отдал он команду, оглядывая сбегающую с южного вала роту. Блин, уже двоих раненых выносили на спинах их товарищи. Кого-то всё-таки зацепили выстрелы турок, а может быть, и осколок от собственной гренады неудачно прилетел. Расстояние до атакующих-то было совсем небольшое. Турки взобрались на южный вал и с восторгом потрясали на нём оружием. Бах! Бах! Егеря, откатываясь к северной стороне, вели непрерывный стрелковый огонь. Неприятель чуть-чуть замедлился с наступлением, облепив взятый вал, и дал роте пару десятков секунд для отрыва. Баба-ах! Взорвалась первая заминированная пушка, выбив на оставленном валу воронку до самого его основания. «Баба-ах!» — сработала, разрывая на части тела османов, вторая импровизированная мина, состоящая из орудия и пороховых зарядов. Всю южную сторону укреплений заволокло едким дымом и поднятой вверх пылью. В рядах турок царило смятение. Рота, воспользовавшись паузой, закреплялась в это время на северной стороне. Стрелки спешили перезарядить свои ружья, а пионеры минировали все остальные пушки. — Ещё заряд, ещё! Бистро, бистро! — кричал Курт, закладывая десятый мешок пороха. — Ещё три — и совсем корошо! — крикнул он Лопухову. — Всё! Забивать в ствол ядра! — и одно за другим в пушку закатили сразу несколько ядер, а сам он, вглядевшись в оправившихся и уже сбегающих с вала турок, отмерил кусок запального шнура. — Гуд! Весь, сколько остаться, пороховой припас нести к пушка! — и сам прикрепил огнепроводный шнур к пороховому бочонку. — Это если осман на сам пушка шнур увидит и потушит, — объяснял он Лопухову. — Осман хитрый, но русский егерь должен много хитрей осман быть! — Огонь! — рявкнул команду Егоров, и рота залпом ударила по бегущим к северному валу туркам. — Гренадами бей! — и в сторону наступающих полетели оставшиеся личные чугунные ручные снаряды. — Уходим! Быстрее! Под разрывы своих последних гренад егеря скатывались с валов в сторону берега. А у заминированных пушек уже шипели подрывные запалы. «Ба-а-ах! Ба-а-ах! Ба-а-ах!» — одно за другим разрывались и взлетали в туче камней, земли, дерева, песка и металла орудия. Все шесть подрывных мин сработали, прикрыв отход русских стрелков. Рота неслась к реке, а пионеры устанавливали уже на берегу те восемь переносимых мин, что всё это время были с егерями в их ранцах. — Командир! Турки рогатки разобрали, в проход заходит конница! — прокричал Живан, разворачивая в двадцати шагах от лодок заслонный плутонг Трифона. Турки подстраховались. Связав защитников шанцев атакой пехоты, они подвели к береговому проходу часть своей конницы, а теперь, раскидав преграду, просачивались через открытый проход уже к берегу. Сейчас их там было около сотни, но ещё минута, другая — и тогда уже сотни три османских всадников посекут заслонный плутонг и всех тех, кто не успел ещё укрыться в лодках. Однако атаковать они пока ещё не спешили, озадаченные чередой мощных взрывов, прямо на их глазах разметавших часть шанцев. Что ещё там затеяли эти русские, суетившиеся у своих лодок? И почему это они что-то срывают со спин, а затем укладывают на песок? Основной состав роты был уже в лодках, и теперь к ним пятился заслонный плутонг во главе с прапорщиком Милорадовичем. — Алга! — Наконец-то взмахнул бунчуком командир такима, и две с лишним сотни всадников разом ринулись вдоль берега на егерей. — Прикрывайте заслон! — выкрикнул команду Егоров и сам поднялся над бортом. «Бах! Бах! Бах!» — все шесть лодок окутались облаком от порохового дыма. «Ба-ах!» — сработал первый фугас, поднимая вверх береговой песок и тучу мелких камней. «Ба-ах!» — сработал второй, а за ним третий и четвёртый. Эти взрывы не нанесли никакого ущерба врагу, но они заставили его конницу остановиться. Прямо перед ними земля вставала на дыбы, и никто бы не смог сейчас этих всадников заставить идти вперёд. Многие сипахи сорвали со спин ружья и теперь разряжали их в сторону отходящих зелёных шайтанов. Вот одна, вторая пуля ударила по отступающим к лодкам солдатам. Пятерых вынес на своих руках заслонный плутонг, и двое из них были уже бездыханными. Лодки рывками отходили от берега, сечевики изо всех сил старались вывести их из зоны ружейного огня. На берегу в это время уже толпилась турецкая пехота, сбежавшая с валов, полуразрушенных взрывами шанцев. Она тоже палила в отходящих из своих ружей. «Щёлк, щёлк, щёлк», — били круглые свинцовые пули в толстые борта казачьих лодок, вышибая из них щепки. — Башку пригни, дурень! — ударил по затылку молодого егеря Карпыч. — Без башки куды кашу-то будешь класть?! Всё-ё, отвоевались пока! Не взял всё ж таки нас турка! Как бы он ни старался, только лишь за хвост чуток царапнул! Глава 6. Трофей — …Во время поиска за Дунай с партиями подполковника Ферзена отдельная особая рота главного квартирмейстерства первой армии участвовала вместе с отрядом орловского пехотного полка во взятии береговых шанцев, — докладывал барону фон Оффенбергу Егоров. — Затем, отделившись от партии премьер-майора Шипилова, рота перерезала дорогу отходящим из деревни Еникюй остаткам разгромленного алая сипахов. На месте устроенной засады было убито семь десятков турецких всадников вместе с командиром алая Мустафой-пашой. Ещё около десятка османов, из которых трое субаши[3] было взято в плен. Кроме того, пленён старший писарь алая, который дал на месте показания, что он в эту тысячу переведён только лишь месяц назад из писарей гарнизона крепости Шумла, — и Лёшка взглянул на прямо-таки насторожившегося после его слов полковника. — При первичном полевом допросе этот писарь дал очень обширные сведенья по войскам турок в провинции и в придунайском районе. Пленный изъявил желание сотрудничать с русским командованием. «Ого, а как глазки-то у Генриха Фридриховича горят», — с удовлетворением подумал Лёшка и продолжил доклад: — Участвуя в бою по прикрытию отхода отрядов подполковника Ферзена, рота уничтожила подрывом шесть орудий вместе с подошедшим противником. Часть шанцев была при этом разрушена. Потери особой роты во время поиска — двое рядовых, ранено семеро, один из них покалечен. Пользуясь случаем, прошу вашего ходатайства на перевод в особую роту егерей двух рядовых из Орловского пехотного полка, кои сами изъявили желание служить у нас. Оба они проявили себя в этом последнем поиске за реку. И вот ещё, Ваше высокоблагородие, кое-что из трофеев. — Алексей положил перед полковником на дубовый стол свёрнутую материю. Фон Оффенберг развернул её. В его руках было большое шёлковое знамя красного цвета с прямоугольными фиолетовыми и чёрными вставками. — Ваше высокоблагородие, там подполковник Ферзен обещался тоже про нас в своей реляции указать. Но кто его знает, вдруг он чего и забудет, а тут как бы и трофейное знамя для вас. Мы уж не показывали его никому, вы первый из высокого начальства его увидали. И вот мой рапорт по всему нашему делу. — Лёшка с улыбкой положил на тот же стол исписанные листы бумаги. — Ну ты и плут, поручик, — покачал головой барон. — Ну, ладно знамя, пусть там квартирмейстеры всеми этими тряпками восторгаются, меня-то ты этим уже не удивишь, а вот язык твой, про которого ты только что тут рассказывал, он-то сам где?