— Да, да, я всё понял, господин, — закивал тот головой. — Меня зовут Огюз. Я служил старшим писарем у паши в его тысяче, но совсем недолго. До этого я был писарем в гарнизоне крепости Шумлы, и буквально несколько недель назад меня определили в этот алай, уходящий к Дунаю, а он сам только что недавно прибыл по морю из Египта. Егоров вслушивался в речь турка и не мог поверить своим ушам. Перед ним стоял настоящий качественный язык, да нет — перед ним стоял целый язычище! Кто, как не писари в гарнизонах центральных крепостей, знал про все части, проходящие к линии противостояния двух армий? Про все их потребности в фураже и в продовольствии, в оружии и в людях, в конях, да хоть в чём! Они были посвящены во все прочие многочисленные сведенья, касающиеся всего того, что только было нужно в войсках! А уж Шумла — это была самая центральная, ключевая крепость, стерегущая дорогу к Стамбулу в самой глубине северной османской Болгарии. Практически ни один отряд турок, идущий на войну с русскими в Валахию, не мог миновать её стороной! Вот это была удача так удача! Как видно, Огюз истолковал улыбку русского командира по-своему. Всё-таки его будут убивать, вон как кровожадно усмехается, глядя на него, этот самый главный зелёный шайтан! И он опять грохнулся перед ним на колени, громко подвывая. — Чтобы даже комар не посмел сесть на этого пленного! — Чтобы ни один волосок с него не слетел! — наставлял своего главного ротного интенданта поручик. — Он один целой дивизии турок стоит, ты меня понял, Ёлкин!? Весь свой тыловой десяток под его охрану выставь. Хоть на руках его несите, но глядите, чтобы он живой и невредимый на ту сторону реки переправился. Тебе всё ясно?! Потапу всё было ясно. Приказ командиром был изложен более чем доходчиво. Видать, очень ценным этот пленный был, коли их благородия так за него волновались. И он, перехватив свой штуцер поудобнее, зверовато посмотрел на проходящую мимо егерскую пару. — Даже и не вздумайте вот к энтому близко подходить, робята! Идите-ка вы отсель подобру-поздорову! — Да мы только глянуть, Потап Савельич, что это за важная птица нам попалась, — шмыгнул носом молоденький солдат. — С виду вроде ничего особого, турка как турка, жирнянький такой. — Иди, иди отсель, «жирнянький», — передразнил его унтер. — Много ты чего понимаешь, поди, в турке! Молодой ещё, без году неделя вон в особых егерях, а всё туда же! Даже вон хвоста ведь себе ещё на картуз не нашили! Коли их благородия сказали, что это очень важный пленный, значится, так оно и есть! А поручик Егоров в это время принимал вторую приятную за это утро новость. Барабанщик Лёнька нашёл-таки под убитой лошадью знамя алая. Древко его было сломано, всё оно замаралось в крови, но главным в нём было само полотнище. Вот оно, большое, шёлковое, квадратное, с основным красным фоном стяга. Внутри его два прямоугольника фиолетового и чёрного цветов, а на них виднелись какие-то письмена арабской вязи, вышитые серебряной нитью. Читал на арабском Лёшка скверно, считай, что вообще этой письменности не знал, но о чём здесь шла речь, он примерно понимал. Религию и верование своих противников поручик уважал и относился к таким вещам со всей серьёзностью. — Молодец, Лёнька! — похвалил парня Егоров. — А я уж думал, утащили его с собой сипахи. Сверни-ка ты его аккуратно и держи при себе, будем командованию самолично в руки это трофейное знамя передавать! Солнце взошло, и по его высоте можно было сказать, что утро было в самом разгаре, а это означало, что кавалерия в Гуробалах поднимется по тревоге. И путь им до этого места будет от силы полчаса, ну, максимум и при хорошем раскладе — минут сорок пять — пятьдесят. — Хотя сразу они, конечно, в галоп не пойдут, — прикидывал Егоров. — Нужно же им будет покричать хорошенько, поохать, попереживать своим соплеменникам, вырвавшимся живыми от русских. И только потом, вдохновлённые речью высокого начальства, выедут они на войну с неверными. И всё равно времени у егерей было в обрез! — Рота! С собой берём только целых пленных, все раненые турки остаются здесь. Трофеями не обременяться, если только пистолями и холодным оружием под себя. Бего-ом марш! Заслоном идёт первый плутонг! Быстрее, быстрее, шевелимся, братцы! Как бежали сюда егеря буквально час назад, так же в ускоренном темпе неслись они сейчас и в сторону дунайской переправы. В скорости этого движения было сейчас их спасение. Вот-вот можно было уже ждать появления погони за спиной. Как ни старался Огюз перед русскими, но сил и сноровки бежать в таком темпе у него не было. Он очень пытался спешить, понимая, что в этом сейчас вся его жизнь, но уже ничего не мог с собой поделать. Ноги толстячка заплетались, и наконец писарь свалился на землю в изнеможении. Всё, теперь-то его точно вот тут же прям и заколют! — Чего встали?! А ну подняли пленного и ножками, ножками быстрей! — прикрикнул на свою команду Потап. — Четверо несут, остальные охраняют, а потом меняются! Наконец показались и береговые шанцы. Через Дунай сновали казачьи лодки, перевозящие на противоположный берег беженцев из двух селений. Военные поисковые команды ждали своего часа рядом. По валам шанцев слонялись какие-то люди. Возле небольшого орудия стояли впряженные в ременную упряжь около пары десятков здоровяков-гренадёров. — Раз, раз, раз! Пошла, родимая! — орал капрал, руководящий всей этой командой. Егоров подбежал к стоящим особняком штаб-офицерам и, выделив в общей группе Ферзена, обратился к нему с докладом: — Ваше высокоблагородие, особая егерская рота свою задачу выполнила. Нам необходима одна лодка для переправы на наш берег особо ценного пленного. С основным составом мы готовы поступить в ваше дальнейшее распоряжение. — Молодцы, егеря, — похвалил поручика барон. — Господин Шипилов уже доложился про вашу поддержку в ночном бою по овладению шанцами. Отражу это в своём рапорте. Думаешь, скоро вражеская конница подойдёт? — Так точно, очень скоро, — выразил своё мнение Алексей. — До Гуробал тут всего ничего, скоро накатит дозор, а потом и основные их силы подлетят. — Эх, — вздохнул подполковник. — Нам бы ещё часик здесь продержаться. Мирных жителей пришлось выводить, их бы непременно побили османы. Ладно, будет вам лодка. С ней мы переправляем вашего пленного и человек пять из конвоя. Все остальные свободные места будут под раненых, — и обернулся к командиру орловцев. — Алексей Сергеевич, ты с егерями эти шанцы брал, вам их и защищать теперь придётся. Вон поручик утверждает, что скоро уже конницу здесь нужно ждать, а у нас ещё даже мирных на тот берег не успели переправить. Устраивай с егерями оборону! Через несколько минут Алексей прощался с Гусевым: — Пакет этот, Сергей, и пленного писаря лично в руки полковника фон Оффенберга передашь! Там рапорт по всему нашему поиску и кое-какие сведенья. Всё остальное он и сам из этого языка вынет. С тобой в конвое будет Лёнька, у него знамя разбитого алая сипахов. Присмотрите за нашими ранеными. Ну да ты и так всё сам знаешь. — Алексей, ну оставь ты меня здесь! Отправь лучше старшим какого-нибудь унтера на тот берег. Ну не могу я вас вот так просто тут оставить, — в очередной раз попросил его Гусев. — Прапорщик Гусев, выполнять приказ! — сделал каменное лицо Егоров. — Это вам армия, а не деревенские посиделки: хочу — не хочу, буду — не буду! Да пойми ты, Серёг, — постарался он смягчить разговор, — в этом писаре весь смысл нашего выхода, его в целости и в сохранности нужно командованию доставить и объяснить там, как он важен. Там ведь, в штабе, могут и отмахнуться, не вникнуть во всю важность его сведений, а ты-то у нас человек грамотный, пробивной, ну кто вот, как не ты, а? Да не волнуйся ты, все мы целыми из поиска вернёмся! — Конница с юга-а! — раздался крик с валов шанцев. — Расстояние с версту бу-удет! — Ну, давай, Сергей, некогда мне! Удачи вам! — и Лешка, развернувшись, рванул к укреплениям. — Удачи! Ни пуха ни пера вам! — крикнул Гусев вслед командиру. — Давай, Лёнька, тащи в лодку этого, и сами туда прыгайте! — со злостью кивнул прапорщик на пленного, перескакивая внутрь через борт. — Эх, ещё бы одну пушечку, — кусал Лёшка губы, всматриваясь в подкатывающую волну всадников. «Ба-ах! Ба-ах!» — выплюнули огнём и дымом два орудийных ствола, и их ядра с гулом унеслись к цели. — Рота, внимание! Штуцерные, то-овсь! Пли-и! — Семнадцать нарезных стволов выбросили свои тяжёлые пули на четыреста шагов. — Быстрой пулей заряжай! — рявкнул новую команду Егоров. — Фузейщики, то-овсь! Вот он, новый рубеж открытия огня. Двести пятьдесят шагов — это запредельное прицельное расстояние для обычного гладкого ствола, но вот с этой новой пулей — вполне себе даже убойная дистанция. — Пли-и! «Ба-ах!» — громовой залп сотен фузей окутал дымом южную сторону вала. Десятки всадников и лошадей в отдалении сбило им на землю. «Ба-ах! Ба-ах!» — пушечная картечь ударила с истошным визгом в самую гущу конных порядков. «Ба-ах! Ба-ах! Ба-ах!» — ударили тройным фузейным залпом уже плутонги орловцев, забирая свои жертвы у подкатившей к рогаткам кавалерии османов. — Огонь без команды! Беглым пли-и! Егоров, прикрываясь большой связкой ивовых прутьев — фашиной, выцелил размахивающего бунчуком турка и нажал на спусковой крючок. «Бах!» — облако сгоревшего пороха снесло чуть в сторону, и его глазам открылась вся панорама боя. Конница турок, оставив на земле сотню тел, откатывалась назад. А в спину ей ещё продолжали лететь пули и картечь. — Хорошо, врезали! — крикнул, пробегая по земляному валу мимо, Шипилов. — Минут двадцать у нас точно теперь есть, пока они там с духом соберутся. А за это время ещё пара сотен наших успеет на тот берег переправиться. Егеря сноровисто заряжали своё оружие. У штуцеров перезарядка дальней пулей шла в разы дольше, это тебе не «быстрая» пуля, тут нужна была особая сноровка. Наконец-то и Алексей добил свою деревянным молоточком до заряда, убрал его в гренадную сумку, а шомпол вставил в крепежи под цевьём. Всё, теперь штуцер к дальнему бою готов, и он пошёл осматривать вал. — Здравия желаю, Ваше благородие! — Вытянувшийся перед Алексеем невысокий белобрысый солдатик с пороховой копотью на лице был ему откуда-то знаком. Поручик внимательно всмотрелся в курносое и веснушчатое лицо. — Воробей, ты, что ли, это? — Так точно, вашблагородие, — улыбнулся солдатик. — Признали? А я-то вас давно ещё заприметил, ещё с самого начала поиска. — Ну и что же ты не подошёл-то? — оглядывая мундир орловца, спросил Егоров. — Починил форму-то у выборгских? Не обижали они тебя более? — Да ну что я к вам подходить-то буду? Вы ж всё время при своих егерях, не можно отвлекать господ офицеров, — пожал плечами Андрейка. — А форму у них же, в Выборгском пехотном, мы починили. Не-ет, не обижали более, наоборот, сдружились, робяты ещё и накормили кашей перед дорогой, — простодушно рассказывал офицеру Воробей. — А лихо вы этих издалече ссаживаете, — кивнул он на поле, усеянное трупами. — Я бы тоже так хотел. И оружие у вас не в пример нашему справное. Всё одно к одному. В моей-то роте пара десятков фузеек ещё от царя амператора Петра Ляксеича остались. С полдюжины разной калибры имеется. — Да уж, у нас с этим получше, — согласился Алексей. — Ну да ничего, послужишь маненько — и давай к нам приходи, — предложил ему Егоров. Сам-то ты, я смотрю, не из робких, один вон супротив пятерых стоять можешь! — Ну, это когда уж совсем приспичит, — сконфузился Андрейка от неожиданной похвалы. — Ладно, бывай, Воробьёв, ещё увидимся, — улыбнулся поручик и пошёл дальше вдоль вала. — Что думаешь, опять на нас наскочат? — спросил Егорова Шипилов, оглядывая окрестности. — Не-е, не думаю, Ваше высокоблагородие, — ответил Алексей. — Пожалуй, это у них более разведка была, чем сама атака. Хотели, небось, выяснить, тут ли мы все и крепко ли в оборону встали. А вдруг испугаемся их наскока и к берегу припустимся? Теперь они или спешатся да навалятся с приступом, или во-он по этому проходу постараются к переправе прорваться. — Ну, это навря-яд ли, — протянул майор. — Тут эти двести шагов прохода хорошо эдак с шанцев простреливаются, три пушки там в прикрытии, да ещё и рогатки наставлены. Враз там с ходу не проскочишь и с дальней стороны не обойдёшь, сам видел, там круча уже начинается, для коня никакого ходу нет. Ну да посмотрим, на что они там решатся, ко всему здесь нужно быть готовым! Пока было затишье, Алексей дал своим людям передышку и время перекусить. Что это было — поздний завтрак или ранний обед, — сейчас было неважно. Сам он присел у связки ивовых веток и принял лепёшку с пластом вяленого мяса поверх неё у вестового. — Может, пора уже фугасы закладывать, Алексей Петрович? — прожевывая свой походный бутерброд, спросил у ротного Милорадович. — А ну как навалятся турки на нас всем скопом? — Не-ет, Живан, — протянул, не соглашаясь, поручик и сделал несколько глубоких глотков из своей фляжки. — Эти фугасы у нас сейчас называются «последняя надежда». Если мы сможем продержаться тут ещё хоть один штурм, вот только они-то и дадут нам до лодок добраться, когда турки уже всем скопом на валы полезут. Где-то вдали, в южной стороне, раздался гул сигнального рога. — Рота, к бою! — отдал приказ поручик, вглядываясь в окуляр подзорной трубы. В версте от них перед строем османских всадников гарцевали на конях их командиры, подбадривая и мотивируя подчинённых. Вот их строй дрогнул и постепенно начал свой разбег. — По-моему, они всё-таки в проход рванули, — пробормотал Алексей. — Вон они как левее шанцев забирают, — и уже обернувшись, крикнул что было сил: — Кавалерия идёт левее, рвутся к проходу на берег! Всем за мной! — и первый кинулся на соседнюю сторону укреплений. — Пушкари, картечь готовьте, ближнюю! — рявкнул он орудийной прислуге, сам пристраиваясь за корзиной с камнями. — Тут расстояние-то будет две-три сотни шагов, подпускайте их и бейте прямо в упор! Конница рвалась к берегу. Перемахни она этот проход с рогатками и неглубоким валом — и ей можно будет вылететь на открытое место за шанцами, а потом сечь, сечь, сечь русскую пехоту у реки! — Штуцерные, то-овсь! — отдал команду Егоров, сам выбирая свою цель. Вот он, выбившийся чуть вперёд всадник, обернулся назад и, размахивая саблей, что-то там призывно кричал. — Пли-и! — Кремень курка ударил об огниво, искра воспламенила затравку на полке, и огонь через затравочное отверстие ствола проник к основному пороховому заряду. Бах! Пуля вылетела к своей цели, а приклад ударил в плечо мощной отдачей. «Бах! Бах! Бах!» — штуцера били, ссаживая на землю свои жертвы. Вот и дистанция двести пятьдесят — триста шагов, теперь уже пора бить и фузеям. Команда Егорова, а за ней залп гладкоствольных ружей совпал с пушечными выстрелами. Три наведённых заранее орудийных ствола ударили по накатывающей коннице сотнями свинцовых маленьких шариков ближней картечи. Целые бреши образовались в её порядках. А фузеи русских стрелков перезаряжались и всё били, били и били своим точным беглым огнём. Каждый из егерей успевал сделать по три, а то даже и по четыре выстрела в минуту. А стрелять они умели! К ним подбежало ещё около сотни орловцев и тоже начали палить в цель. Возле рогаток образовался уже завал из тел, но турки всё лезли по ним вперёд. Порядка сотни всадников спешились и теперь растаскивали их в стороны, освобождая проход к берегу. Если они туда прорвутся, то тогда точно быть беде! — Братцы, в штыки! — рявкнул Шипилов и первый с обнажённой шпагой кинулся с вала к проходу. — Ура-а! — заорал огромный орловский капрал и, перехватив поудобнее фузею со штыком, устремился вслед за своим майором. — Ура-а! — Полторы сотни пехотинцев скатились с валов с ружьями наперевес. — Рота, в штыки! — проорал Лёшка, надевая свой длинный кортик на штуцер. — За мной, братцы, ура! — Ура-а! — сотня егерей присоединилась к орловцам. Деморализованные большими потерями турки не выдержали флангового удара русской пехоты и начали откатываться назад. «Ших!» — буквально в пяди от Лёшкиного картуза сверкнула турецкая сабля. «Хэк!» — щупленький пехотинец вогнал штык в бок всаднику и, словно бы крестьянин вилами, скинул, как сноп ржи, его на землю. — Уф, ну, спасибо тебе, братец! — поблагодарил его Егоров. — Чуть было не срубил меня басурманин напоследок на отходе! Ну и силёнок же у тебя, паря, хотя сам-то ты и ростом вон мал!