Танцевать до упаду, приземляясь где придется. Танцевать, выкидывая локти, танцевать, вскидывая руки, танцевать, обливаясь потом. Все книги, которые он еще не начинал. Тот мужик из «Уакс Тракс Рекордс» с прекрасными ресницами. Мужик, сидевший каждую субботу в «Интиме», читая «Экономист» и поедая яйца, и его странные, вечно красные уши. Как его жизнь могла бы пересечься с их жизнями, будь у него достаточно времени, достаточно сил, вселенная получше. Любовь всей его жизни. Разве не должна была с ним случить любовь всей жизни? Доктор Ченг сказал: «Сегодня здесь наш психотерапевт, и я попрошу Гретхен проводить вас по коридору и подождать, пока он вас не примет». Его тело, его собственное глупое, медлительное, волосатое тело, его нелепые желания, его антипатии, его страхи. Как его левое колено хрустело на холоде. Солнце, луна, небо, звезды. Конец каждой истории. Дубы. Музыка. Дыхание. Доктор Ченг сказал: «Успокойтесь, ну-ка, давайте приляжем. Давайте вас уложим». 2015 Серж сказал, что телефонные сигналы глушатся по всему городу. Поэтому, возможно, Фионе не звонила Клэр, а равно и Сесилия, которой не было с полудня. Тревожность Фионы в течение дня одновременно и возрастала, и убывала. Убывала потому, что было названо множество имен погибших, и среди них не оказалось ни Клэр, ни Николетт. Возрастала потому, что она до сих пор ничего не знала о них. И опять же убывала при мысли о перебоях со связью. И возрастала всякий раз, когда она снова думала о неизвестности. В шесть вечера Сесилия наконец позвонила по домофону. – Он со мной, – сказала она. Сложно было сказать, насколько – если вообще – Сесилия с Куртом помирились на этот раз. Одно то, что он пришел с ней, уже что-то значило. Но от них исходила тревожность, и Фиона почувствовала, что это скорее два человека, помогающие друг другу в кризисной ситуации, чем мать и сын после примирения. Они сели на диван в паре футов друг от друга. Фиона понимала, что Сесилии должно быть больно, но сама она, как мать, не посмела бы оборвать связь со своим ребенком и признать поражение. Что ж, это, конечно, не стоит путать с тем, как ее родители поступили с Нико. Сесилия оберегала себя после того, как Курт обворовывал ее и лгал ей, снова и снова. Она не прогнала беспомощного подростка. И все же. – Я оставил ей три сообщения, – сказал Курт. Он объяснил, что женщина, делившая с Клэр кухню, нашла бы способ дать ему знать, если бы случилось что-то плохое, если бы Клэр не вернулась домой. – Я беспокоюсь, но у меня нет причины для беспокойства. Исключено, чтобы так поздно ее не было дома. Фиона не собиралась кричать, но невольно повысила голос: – Ты не можешь просто поехать туда? – У нас это не… у нас договоренность. Не юридическая договоренность, но, если я вдруг покажусь не в свой день, она порвет со мной. Она дала это понять предельно ясно. – Но в экстренной ситуации… – сказала Сесилия. – Нет, – сказал Курт. Прямо за окном взвыла сирена. Звук был коротким – может быть, полицейский сигналил кому-то, чтобы не останавливались на перекрестке. Однако все трое вздрогнули, и сердце у Фионы застучало, как у хомячка. – Дай мне адрес, – сказала она. – Я скажу, узнала у кого-нибудь в баре, а если это не сработает, скажу, что выведала у тебя хитростью. Вломилась к тебе в квартиру и прочитала на конверте, – что было недалеко от истины. – Нет, подожди, я скажу, что адрес выяснил детектив. Сесилия положила руку на колено Курту. – Ведь так будет лучше? – сказала она. – Тогда ты будешь знать, что они в безопасности. От прикосновения Сесилии он скорее расслабился, чем ощетинился. Даже если Фиона не добьется для себя ничего хорошего, она, по крайней мере, сможет считать себя причастной к воссоединению семейства Пирсов. Может, Сесилия смогла бы сообщать ей еженедельные сводки о Николетт, наблюдая, как растет ее внучка, пока Фиона будет сидеть одна дома, в Чикаго. Фиона дала Курту свой телефон. – Просто впечатай мне в GPS, – сказала она. – Она думает, я с тобой сто лет не виделась. Курт вздохнул и взял телефон. Едва он вернул его ей, Фиона схватила сумочку. – Если хотите, можете ждать здесь, – сказала она. Курт пожал плечо Фионы своей лапищей. Сен-Дени с перегороженными улицами походил на зоопарк. Таксист спросил три раза, точно ли ей нужно туда ехать. – Я жду убедиться, вы вошли, – сказал он. – Вы здесь долго? Я жду, отвезти вас назад. Она сказала ему, что вернется через три минуты. Она надеялась, что выйдет и скажет ему, что он может ехать, и даст дополнительные чаевые. Прямо перед ней дверь в подъезд открыл молодой человек, так что вместо того, чтобы вникать в мешанину звонков и имен в списке жильцов, она прошла за ним в тесное пространство подъезда. Там был настоящий лабиринт, но она нашла квартиру номер восемь. У двери стояло красное пластиковое ведерко с зеленым совком. Фиона постучалась здоровой, левой рукой, что казалось неправильным, не к добру. Клэр открыла дверь, но цепочку не сняла. – Какого хрена, – сказала она. – Милая, просто… – Нет, так не пойдет. – Я больше никак не могла связаться с тобой. – Так не пойдет. Волосы у нее были неряшливо стянуты на макушке. Казалось, она не спала. – Ты в порядке? – Очевидно. – Я тоже, если вдруг ты волновалась. – Слушай, она сейчас спит, – голос Клэр чуть смягчился. – Это просто… Я не могу заниматься этим сейчас. – Я понимаю. – Я в этом не уверена. – Можешь хотя бы дать мне свой номер? Чтобы мне не приходилось караулить тебя на работе? – У меня есть твой номер. – Слушай, что в этом плохого? – Это и есть плохое. – Окей, – Фиона подняла руки, сдаваясь. – Ты жива, твоя дочь жива – это все, что мне было нужно. Теперь я уйду.