– У Карен рак груди, – сказала она. – Поэтому он не прилетел. Ей назначили облучение. Клэр не выразила особого интереса. – Это плохо? – Ну, это рак. Но, похоже, излечимый. – Она тоже подсядет на эту тему с розовыми ленточками, да? Будет ходить на все эти марши и всем трындеть об этом? В прежние годы Фиона могла бы отчитать ее – она всегда следила за тем, чтобы о Карен говорилось с уважением, старалась сохранять хорошие отношения – но сейчас она дала себе волю рассмеяться, и словно гора с плеч свалилась. Фиона достала из сумочки конверт и написала на обороте телефон Дэмиана. – Ему сейчас трудно, – сказала она, – и, если он сможет услышать твой голос, я знаю, ему станет легче. Клэр взяла конверт равнодушно и засунула за передник. – Ты здесь законно? – спросила Фиона шепотом. – Сложно сказать. Мне не грозит арест, ничего такого. Я просто превысила срок. Но я могу уладить это. – А почему не приехать домой? В Чикаго. – Скажи еще, что ты ничего не трогала в моей комнате. Она трогала, слава богу, иначе эти слова задели бы ее. Кровать Клэр по-прежнему была на месте, и комод, и книжки, но сразу после того, как она первый раз уехала в Колорадо, Фиона поставила туда швейный столик, и не ограничилась этим. – Я пробуду здесь еще неделю или две, – сказала Фиона. – Ты помнишь Ричарда Кампо? Это был глупый вопрос. Одной из его канонических работ считалась фотография с маленькой Клэр, плачущей на руках у Дэмиана. Эта фотография до сих пор висела в Массачусетском музее современного искусства. Клэр написала по ней сочинение в колледже. – У него открывается выставка в Помпиду в понедельник. Я остановилась у него. Ей вдруг захотелось сделать вид, что это была главная причина ее прилета в Париж, а Клэр была на втором месте, но зачем? Из гордости? Она столько раз совершала эту ошибку с Клэр – притворялась, что любит ее меньше, чем на самом деле. Подготавливала себя к тому, что ее сердце будет разбито, как привыкла поступать с мужчинами. (Когда они с Дэмианом первый раз пошли на парную терапию, терапевт в итоге спросил ее: «Чего вы боитесь, если полностью откроетесь ему?» И Фиона, уже в слезах, выкрикнула: «Что он умрет!» Терапевт такого явно не ожидал. Это был не очень хороший терапевт.) – Я буду здесь по крайней мере столько, – сказала она, – чтобы увидеть его выставку. Я бы хотела, чтобы ты вернулась со мной домой, но, – она подняла руку, предотвращая возражение Клэр, – если ты совершенно не хочешь этого, я бы хотела побыть здесь какое-то время. Может, я смогу помочь тебе с младенцем. Ты мне хотя бы дашь свой номер? – Она не младенец. Ей три. – Я бы так хотела помочь, милая. Клэр решительно не дала Фионе номер, но разрешила ей прийти через два дня, а дальше будет видно. Женщина за стойкой позвала Клэр, указав на часы, и Фиона подумала, не условились ли они заранее: Позови меня через шесть минут, если я не дам отбой. – Я не против, чтобы ты была здесь, – сказала Клэр, – но мы в порядке. – Я знаю, что в порядке. Я вижу. Я всегда в это верила. Отчасти это было правдой. 1986 Йель все ждал, когда Джулиан выйдет на улицу, но Джулиан не хотел, чтобы его кто-нибудь увидел. Он собирался скрываться здесь до воскресенья, до самого вылета в Пуэрто-Рико. Там жил его школьный друг, и он планировал остановиться у него – а дальше он не был уверен ни в чем, кроме того, что ему будет тепло. «Может, махну на Ямайку, – сказал он, а Йель ему: – Джулиан, на Ямайке таких, как мы, убивают». И Джулиан пожал плечами с недовольным видом. Джулиан почти все время проводил, запершись в хозяйской спальне или качаясь в фитнес-клубе Марина-Сити в спортивной форме, которую он выудил из гардероба Аллена Шарпа. Насколько мог видеть Йель, он ничего не принимал, однако он не мог знать, что делал Джулиан в течение дня. Каждый вечер в 18:30 Джулиан появлялся в гостиной и включал передачу «Колесо Фортуны», и Йель не понимал, что его там привлекает; он ни разу не попытался отгадать ответ. Когда после каждого раунда победитель шел делать покупки на маленькой витрине, Джулиан спрашивал вслух, выберет ли этот тип статую далматинца. Этим его участие и ограничивалось. Во вторник после работы Йель увидел Эшера Гласса в бассейне Халл-хауса. Эшер уже собирался отчаливать, когда Йель пришел. Йель прыгнул в бассейн, и они разговаривали, зависнув в воде. Рядом с Эшером он чувствовал себя бледным дохляком, поэтому был рад, что вода удачно скрывала его тело. Эшер уже слышал, что Йель живет в районе Ривер-Норт. – В башнях-кукурузах. Все думаю, какую бы игру слов подобрать, но ничего в голову не идет. Эшер не засмеялся, но посмотрел на него с тревогой. – Если тебе понадобится юридическая помощь, чтобы забрать свои вещи со старой квартиры, или что-то по финансам – мало ли – я решаю такие дела, и буду рад помочь. Вода льнула к плечам и груди Эшера идеальными окружностями. – Спасибо, что предложил. Он мало думал о вещах, оставленных у Чарли. Он уже несколько дней носил свитера Аллена Шарпа и мягчайший банный халат Аллена Шарпа, и на данный момент у него была вся музыка, и мебель, и блюда, которые он мог пожелать. Но оттого, что Эшер вызвался помочь ему, а не Чарли, Йелю стало тепло в холодной воде. Когда Эшер ушел, он погрузился на дно бассейна и посмотрел вверх, на полоски голубого света. В среду Фиона позвонила Йелю на работу и сказала, что пора забирать Роско. Йель не стал спрашивать насчет денег, и Фиона тоже ничего не сказала об этом; он заплатил триста шестьдесят долларов. Он принес Роско домой в картонной переноске, которую ему дали в лечебнице. Йель не стал рассказывать Джулиану, как все было – он не хотел его расстраивать, а также боялся проговориться о своем тестировании – так что, когда Йель открыл коробку и Роско осторожно выбрался наружу, Джулиан, сидевший на диване, дико уставился на кота. – Помнишь этого парня? – сказал Йель. Замешательство Джулиана длилось не больше секунды – и вот он уже был на полу, тиская Роско, словно малыш, нашедший свою давно потерянную любимую игрушку. – Откуда он взялся? – спросил Джулиан и, к счастью, не стал дожидаться ответа Йеля. – Эй, дружок, ты теперь живешь в пентхаусе! Он тут останется? Ему можно? – Если у него нет никаких других социальных обязательств. Глядя на то, как Джулиан держит кота, Йель заволновался, что Джулиан также решит здесь остаться. Но у того уже был заказан билет, и с каждым днем ему все больше не терпелось улететь. Йель снова вышел на улицу и купил Роско лоток и немного корма, а также миску и кошачью лежанку. На выходе из магазина он вернулся и купил ему игрушку – сиреневый мячик с пером. В четверг приехал эксперт по Фудзите, прилетел из Парижа, встретиться с Биллом. Йелю хотелось подслушивать под дверью. Ему хотелось провести остаток жизни, выстраивая Париж Норы из сахарных кубиков, складывая их один за другим. Он хотел билет в один конец в Париж 1920-х. Ему вспоминались слова Норы о путешествиях во времени. Что за кошмар – двигаться только вперед, в пугающее будущее, все дальше и дальше от всего, что делало тебя счастливым. Только, возможно, она имела в виду другое. Может, она имела в виду, что чем старше ты становишься, тем больше в твоем распоряжении десятилетий, по которым ты можешь перемещаться с закрытыми глазами. Он не мог себе представить, что когда-нибудь ему захочется снова попасть в этот год. Что ж, через одиннадцать дней он узнает свои результаты. И тогда, возможно, его одолеет ностальгия по жизни в этом чистилище, когда он мог подолгу сидеть за столом, цепляясь за соломинку надежды. Когда Йель тем вечером вернулся домой, Джулиан сидел за столом и читал «Телегид», хотя телевизор был совсем в другом месте. Журнал был старый, оставшийся с тех пор, как здесь останавливались Шарпы. На коленях у Джулиана лежал Роско. – Это забавно, – сказал Джулиан. – Они как будто взяли интервью у Кермита и мисс Пигги[119]. – Ага, я видел. – Он настаивает, что они не женаты, а она думает, женаты. – Смешно. Ты как сам – окей? – Я выкачусь от тебя через два дня. Йель присел. Если Джулиан действительно покидал город, Йель мог бы спросить его кое о чем. Он не мог не сделать этого. – Я еще раз хочу сказать, что не держу на тебя зла за то, что случилось с Чарли. Мне бы надо подсыпать яду тебе в кофе, но я просто не злюсь на тебя. Но ты должен рассказать мне кое-что. Мне нужно знать, действительно ли это был единственный раз. Джулиан отложил журнал, оставив открытым, словно собирался дочитать. И поднял Роско к груди. Точно щит. – Окей. Ну… да, по большому счету. – По большому счету? – Он как-то брал у меня в рот. Около года назад. Но, что касается… если ты об этом спрашиваешь, тогда ага, только раз. – Он брал у тебя в рот около года назад. Йель пытался прикинуть в уме, пытался вспомнить, что происходило в их жизни прошлой зимой. Газета Чарли боролась за выживание. Результаты теста еще не были готовы. Он не был удивлен, но тогда почему его сердце так колотилось? – Но, слушай, Йель… если ты типа на самом деле хочешь знать об этом? – Йель кивнул. – Он определенно погуливал. Йель, стараясь дышать ровно, сказал: – Ты не мог бы поконкретнее?