Фиона тщательно выбирала одежду: серые слаксы, синяя блузка, черные туфли на каблуках. Она могла бы доехать на метро, но ей не хотелось морочиться с пересадками и впитывать чужие запахи. Так что она перешла мост в стороне от съемочной площадки и взяла такси до самого восемнадцатого, по адресу, располагавшемуся, как оказалось, у подножия Монмартра. Сесилия сказала ей: «Помни, что у тебя есть время. Тебе не нужно решать все сразу». Но Сесилия не знала Клэр – как одно неверное движение могло заставить ее исчезнуть. И Сесилия, хотя ей не терпелось узнать те немногие подробности, которые выяснила Фиона об их внучке, не хотела лететь в Париж. «Я только все испорчу», – сказала она. С каких это пор Сесилия стала разбираться хоть в чем-то? Фиона не знала, чего ожидать от заведения под названием «табак-бар», но на деле это оказался просто бар. Уютная пещерка, вроде тех, что легко найти в Роджерс-парке. Кинопостеры, рождественская гирлянда, развешанная вдоль полок с бутылками. Было чуть раньше полудня, и в зале расположились немногочисленные посетители, в основном мужчины, в основном одинокие. Фиона не чувствовала ног. Она расправила плечи и подошла к женщине за стойкой – определенно не Клэр – и сказала: – Je cherche Клэр Бланшар. Elle est ici?[118] Женщина окинула Фиону взглядом «о, это вы» и что-то быстро сказала, чего Фиона не разобрала. Она скрылась за дверью с краю бара. И вдруг: Клэр. Смахивает волосы с лица. Делает глубокий, живительный вдох. Это были глаза Клэр, темные ресницы. Карий мрамор ее радужек. За ней стояла другая женщина, уставившись на Фиону. Она что-то тихо спросила у Клэр, и Клэр кивнула. Она выглядела похудевшей, но здоровой – щеки розовые, черные волосы небрежно собраны на затылке – и ошарашенной, застигнутой врасплох. Чего не могло быть. Фиона представляла тысячи разговоров, которые у них могли бы быть, сотню вариантов окончания их встречи, но она не продумала, как быть со своим лицом, своим телом. Клэр натянуто улыбнулась, смущенной улыбкой. В итоге Фиона смогла лишь сказать: – Привет. Клэр вышла из-за стойки и легко обняла ее, как обнимают далекую родственницу. – Рада тебя видеть, – сказала она. На Фиону вдруг нашла злоба и чувство нелепости. Она потратила столько времени, денег и нервов, а та, кого она искала, обнимает ее так буднично и не думает падать ей на грудь и просить спасти ее. Перед ней стояла незнакомая взрослая женщина, такая собранная. Ее волосы чуть потемнели, а лицо изменилось, но не оттого, что похудело; кости оформились, глазницы стали глубже. Она совсем не походила на первокурсницу, как и на залитую солнцем молодую женщину с видео в слабом разрешении. – Мы можем пойти куда-нибудь поболтать? – сказала Фиона. – Я думала, мы посидим здесь. Она сказала это так уверенно, словно тренировалась до этого. Словно женщина за стойкой будет присматривать, чтобы Клэр сегодня никто не похитил. Они уселись в углу, под телевизором, показывавшим футбол. Редкие посетители смотрели в их сторону – не на Фиону с Клэр, а на футбол. Фионе хотелось чего-нибудь выпить или пожевать, чтобы как-то закрепить их за этим столом. Чтобы быть уверенной, что их встреча продлится не меньше приема пищи, а не закончится через минуту. – Мне нужно знать, что ты в порядке, – сказала Фиона. Ей хотелось коснуться рук дочери, почувствовать, загрубели ли они или нежные, как и раньше. Ей хотелось завести волосы ей за ухо. – Мы в порядке, – сказала Клэр. – У тебя дочка. Клэр улыбнулась. – Я учу ее английскому, не волнуйся. – Я вообще-то волновалась о другом. Клэр достала телефон из кармана передника, который Фиона только сейчас заметила – белый передник, завязанный вокруг талии, поверх черной юбки и черной рубашки. – Держи, – сказала она, нажав на телефон, и положила его на стол, перед Фионой. Маленькая девочка стояла на трехколесном самокате, ветер развевал волнистые волосы по ее лицу. Фионе хотелось схватить телефон и мотать картинки одну за другой, увидеть, сколько их до и сколько после. Но она только сказала: – Она красавица. – Курт женился. Он иногда присматривает за Николетт, пока я работаю. Она произнесла это имя по-французски – Ни-ко-летт – и Фиона не осмелилась спросить, назвала ли Клэр дочь в честь Нико, в честь своего дяди, которого она никогда не видела, но в чьей тени она выросла. Фиона боялась услышать как да, так и нет. – Она в школе? – сказала она. – Ей только три. – Ты родила ее в Колорадо? Клэр встала, подошла к стойке и высморкалась в салфетку. Фиона заволновалась, что она не вернется за стол, но напрасно. – Ага, ну да, – сказала она. – Это было начало конца. Они… я рожала на дому, и все пошло не очень хорошо. – Ох. О боже, милая. – Я потеряла много крови, реально много, а мне не давали вызвать скорую. Так что Курт угнал машину – была там одна машина – и отвез нас. Я чуть не умерла. Неделю лежала в больнице. Но потом они нас забрали. Думаю, они поняли, что мы могли их засудить. Твоя мать должна была стоять рядом, когда ты рожала, должна была кричать на врачей за тебя и заботиться, чтобы ты отдыхала. Изменилось бы что-то, если бы Фиона разрешила своей матери присутствовать в роддоме? Настояла бы ее мать на том, чтобы прикладывать малютку-Клэр к ее груди, позаботилась бы, чтобы они спали вместе? Эта мысль больно ударила Фиону, прямо в живот, вместе с осознанием того, что отношение к ней Клэр в точности копировало ее собственное отношение к своей матери. Она соизволила позвонить матери только на третий день после родов. Она ведь… о господи. – Как ты оплатила больничный счет? – Ну, мы вообще-то не оплатили. Мы типа смотались до того, как они спохватились. – И тогда ты оттуда уехала? – Николетт был месяц. Мы за это время собрали немного наличности. То есть нам не полагалось иметь свои деньги, но Курт держал кассу на фермерском рынке, так что. И он написал своей подруге в Париж, которая нам помогла. На которой он в итоге женился. – Милая, – сказала Фиона, – я просто рада, что ты выбралась. Она имела в виде и секту, и эти отношения. – Я какое-то время работала в магазине для художников, – сказала она и улыбнулась. – Тебе бы там понравилось. Ему уже двести лет. Моне покупал там кисти. – В каком? Клэр посмотрела на нее с удивлением – откуда Фиона могла знать названия парижских магазинов для художников? – и вместо того, чтобы сказать ей, что она обошла их все, пока искала ее, Фиона сказала: – Там могла что-то покупать тетя Нора. – Хорошая была работа, – сказала Клэр. – А потом Курт начал воровать со склада. Он заходил, когда я закрывалась, и тырил вещи, раз за разом. Я этого не знала. Все равно меня уволили. Но не арестовали. А его – да. Тогда мы и расстались. – Он на наркотиках? – Сейчас он совершенно чист. Иначе я бы не позволила ему сидеть с Николетт. Фиона пристально взглянула на нее. – Ма-а-ам, – сказала Клэр, подражая подросткам, что вышло бы забавней, если бы в прошлый раз, когда Фиона видела ее, она не была подростком. – Что привело тебя в Париж? Без всякой иронии. – Я просто подумала, – сказала Фиона, – что будет здорово потратить три года и несколько тысяч долларов, выслеживая дочь. Ну и посмотреть на Эйфелеву башню заодно. – О, – Клэр напряглась, но было заметно, что она польщена. – Не нужно было так беспокоиться. – Клэр, у тебя теперь ребенок. Ты разве не понимаешь? Разве ты бы… Если бы твоя дочь… Фиона не могла заставить себя произнести имя девочки. Это было бы вторжением, привилегией, права на которую ей не давали. – Это другое, – сказала Клэр. Возможно, в ее голосе прозвучало обвинение, но Фиона не стала к этому цепляться, а сказала: – Твой отец в порядке. – Я знаю. – Откуда? – Ну, у нас есть гугл. Там видно, когда он читает лекции. И твой магазин, похоже, не бедствует, так что я решила, ты тоже в порядке. Фионе хотелось спросить, понимает ли она, что последние три года отказывала своим родителям в праве знать, жива она или мертва. Она хотела хотя бы понять, почему. Но к этому надо подобраться попозже. Если спросить об этом сейчас, взорвется бомба.