– Дай бедняжке убежать, милая, – сказала Нора Дэбре. Но затем Роман сказал, что вроде как видел, что мышь забежала за сундук в столовой, и Дэбра воспользовалась предложением Йеля о помощи и попросила его отодвинуть сундук от стены. Когда он встал с дивана, его пошатывало – похмелье никак не проходило. Ему хотелось быть дома и спать. Ну, просто спать, где-нибудь. – Засуньте пальцы под рейку, – сказала Дэбра. Сундук был высоким и тяжеленным, а Йель никак не мог хорошо ухватиться. Он читал в одном журнале, что похмелье обостряет чувство вины – что ты будешь терзаться угрызениями совести о чем угодно, сделанном накануне. Он надеялся, что это правда, потому что мысль о том, чтобы вернуться на ночь в отель и спать в одном здании с Романом, вызвала у него тошноту. А может, дело было в сундуке. Они с Дэброй оттащили его на фут, сперва один край, потом другой. За ним скопилась масса пыли, но мыши не было, никаких следов. Роман в гостиной успокоился; они с Норой разговаривали вполне нормальными голосами. – Оставьте так, – сказала Дэбра. – Я почищу пылесосом, – она поправила свой растрепавшийся хвост. – Пожалуй, хорошо, что мы не держим тут картины. Это свинарник. Йелю нужен был стакан воды. И туалет. – Ха, – сказал он. – Да уж, пыль им не опасна, но держать картины на два миллиона рядом с мышами… Рука Дэбры застыла в воздухе. – Простите? Он совсем забылся, потерял всякую бдительность и решил, что ее задело его несерьезное отношение к мыши, доставившей ей столько хлопот. – Вы сказали два миллиона? – сказала она. – О, я просто… Он захотел сказать что-то в духе, мол, это Чак Донован озвучил такую цифру, но слова путались, и у него не получалось составить убедительное предложение, и к тому же у него не было морального оправдания такого вранья. – Ну так, – сказал он, – чуть меньше или больше. Лицо Дэбры так покраснело и надулось, что ему показалось, она сейчас плюнет на него. Но она только прошептала, что было даже хуже, чем если бы она заорала: – Я была на вашей стороне. Наверно, еще полминуты назад я была на вашей блядской стороне. – Мы и есть на одной стороне, – сказал Йель нелепо. – Я вас защищала перед отцом. А она знает? Бабушка знает, сколько она отдала? Я думала, речь идет о сотнях тысяч. Что и так было немало. Вы солгали мне. Иногда в затруднительных профессиональных ситуациях у Йеля проявлялась плутовская черточка, волшебная и внезапная, и он теперь ждал этого, надеясь, что сейчас у него изо рта выйдут слова примирения. – Вам нужно уйти, – сказала Дэбра. – Этот дом принадлежит моему отцу. Я хотела скрыть от него ваш визит, но вы сейчас уйдете. Она скрестила руки на животе, серым крестом из свитера. – Конечно, – сказал Йель чуть слышно. Нора с Романом, похоже, ни слова не слышали. – Мы говорили об этих бедных астронавтах, – сказала Нора, когда Йель вошел в комнату. – Они сейчас уезжают, – сказала Дэбра, – тебе нужен отдых. – О! Но они приедут завтра? – Завтра у тебя врач, – Дэбра уже держала их пальто. – Они вернутся в Чикаго. Йель не смотрел на Дэбру. Он себя проклинал, ему хотелось орать, биться головой о стену. – Мы еще приедем к вам, – сказал он. Хотя не думал, что это случится. Но они что-нибудь придумают, может, просто будут перезваниваться. Нора встала и медленно подошла за ними ко входной двери. – Я боюсь, – сказала она, – что ничего не сумела рассказать вам. Вот, была бы у нас была машина времени, я бы вам устроила расчудесную экскурсию! Йель сказал, ковыряясь с пуговицами пальто: – Я как раз думал о путешествиях во времени по дороге к вам. Она рассмеялась. – Путешествовать во времени легко! Чудовищно легко! Все, что для этого нужно, это прожить достаточно долго! Роман застыл, засунув руку до половины рукава. – Знаете, – сказала она, – когда я родилась, на дорогах не было асфальта. Йель все еще думал об этом, когда Роман сказал: – А Ранко? Мы так и не услышали конец. Дэбра открыла дверь, впустив ледяной воздух. – Он потом объявился, – сказала она, – и его рука не работала, как надо, и он покончил с собой. Вот и вся история. Йель с Романом одновременно сказали «О», Роман – на октаву выше. – И боюсь, прямо на моих глазах, – сказала Нора. Дэбра открыла рот, и прежде, чем она произнесла что-нибудь страшное, прежде, чем объявила, какую огромную ошибку совершил Йель, он вышел за дверь, убедившись, что Роман идет за ним. Когда они проехали Милуоки, Роман выключил радио и сказал: – Здорово, что он покончил с собой. – Это сарказм? – Так история выйдет лучше! А чем лучше история, тем охотней Билл примет его работы. Если это просто некий парень, тогда это просто эскизы коров. Но если она его любила, а он покончил с собой, тогда это типа главная тема всего собрания. Когда вернемся, выясним детали! Как думаешь, он застрелился? Наверняка да? Йеля выворачивало, и ему нужно было лечь и поспать. Ему не хотелось объявлять Роману, что он, по всей вероятности, никогда не узнает подробностей истории Ранко, во всяком случае, не из первых рук. – Ты знал, – сказал Роман, – что, когда Жюль Паскин вскрыл себе вены, он написал кровью послание любовнице? – Как романтично. Минуту спустя, Роман сказал чуть потише: – Ты знаешь, я не… вчера вечером… я не занимаюсь такими вещами. – Окей. Йель продолжал смотреть на дорогу, пытаясь держаться совершенно нейтрально. – Боже, я в таком раздрае. – Не думаю, что это правда. Он попытался вспомнить, почему допустил такое, кто все это начал. Его все не отпускала тяжелая вязкость той комнаты, но все это было уже не важно. Роман отвернулся от него. Что хорошего он мог дать этому мальчишке? Было 29 января, три дня спустя после обведенной даты в его календарике, и он возвращался в город, к реальной жизни, со всеми своими пожитками, лежавшими в багажнике арендованной машины, которую надо было вернуть до ужина. Он выяснил для Билла несколько дат, но никаких пикантных подробностей ни об одном из художников, кроме Ранко Новака. И, вполне возможно, он сжег их единственный мост к Норе. Он совершенно не представлял, где будет ночевать. Возможно, Роман и нуждался в модели для подражания, но Йель для этого точно не годился. – Если ты не против, – сказал он, – я включу радио. 2015 Начиная с восьми лет Клэр приходила по субботам помогать Фионе в магазине. Фиона только недавно стала управляющей, и поначалу ей требовалась уйма времени, чтобы разобраться с бухгалтерским балансом и зарплатной ведомостью на древнем и капризном компьютере. Она забирала Клэр из балетной студии и мчалась назад на работу, к закрытию магазина. Клэр бродила вдоль витрин, вытирала пыль и выравнивала товары. Иногда она подходила к Фионе и говорила, что какая-то лампочка перегорела, и Фиона давала ей планшет, чтобы она написала, какая именно.