– Хочешь, я позвоню моему другу Эндрю? Это с ним и его парнем я пошла на мероприятие «Говарда Брауна». Он потерял любовника и теперь он психотерапевт. – Спасибо. Я не готов. Йель знал двух Эндрю и думал, не один ли это из них. Разве Эндрю Парр не потерял кого-то? ЛГБТ-сообщество Чикаго всегда было немногочисленным, а теперь они потеряли больше сотни мужчин. И кто знал, скольких они еще потеряют в этом году. Скоро во всем городе будет лишь один гей по имени Эндрю. И фамилия будет не нужна. Даже сейчас вероятность, что Эндрю Сесилии знал Чарли, была высока. – Не могу привести мысли в порядок, – сказал Йель. – Чувство такое, словно… словно моя голова залита маслом и уксусом, и кто-то все это взболтал. Курт, рисовавший за столом модель аэроплана, сказал: – Твоя голова – заправка для салата. – Ну да. – Салатная голова. 2015 Фиона встретила Арно у станции метро «Сен-Поль». У него уже был ключ от подъезда, и он рассчитывал, что вскоре домовладелица откроет квартиру Курта. Арно ждал ее звонка. Он проверил телефон. – Пока ничего, но нам все равно еще нужно дойти. Фионе представлялось, что они вломятся к Курту среди ночи или хотя бы в сумерках, но это было бы нелогично. Они это сделают, когда он и его жена будут на работе. Кроме того, она полагала, что домовладелица захочет присутствовать, чтобы убедиться, что они ничего не украдут, но нет – ей было важнее сохранить алиби на случай, если возникнут нежелательные последствия. Фиона всматривалась в лица всех прохожих, на этот раз не затем, чтобы найти Клэр – она высматривала Курта, готовая юркнуть за спину Арно, спрятать лицо за волосами. – Вам надо успокоиться, – сказал Арно. – Ха. Что ж. Я попытаюсь. Район на первый взгляд показался ей довольно нарядным, но чем дальше они продвигались, тем сильнее улицы – на них, как и ожидалось, встречались как еврейские забегаловки, так и радужные флаги – обретали злачный вид. А заведения в нужном им переулке откровенно смахивали на секс-клубы или стрип-бары. Фиона не вполне понимала, что означают знаки на вывесках, но общий посыл сомнений не вызывал. Арно остановился у газетной стойки и купил Le Monde[90]. – Это за углом, – сказал он. – Пока мы ждем, я куплю вам виски. – Еще и двух дня нет! – Вам нужно виски, чтобы успокоиться. – Час пятьдесят четыре! – сказала она, но пошла за ним. Действие болеутоляющих заканчивалось, и простуда давала себя знать, так что подлечиться виски ей не помешает. Они зашли в кафе, больше походившее на бар. Арно усадил Фиону за крошечный круглый столик в углу и заказал виски. Сам он читал газету и потягивал пиво, над губой белела пена. Это было не так уж плохо. Теперь она с меньшей вероятностью подскочит, если скрипнет пол, и вряд ли закричит, увидев паука. Она держала стакан левой рукой, а перевязанная правая лежала на коленях. Если она пыталась разогнуть пальцы, руку все еще простреливала боль. Она сидела лицом к окну и не сводила глаз с тротуара. За единственным занятым столиком тихо спорила по-французски пара с двумя чашками эспрессо. Мужчина выглядел значительно старше женщины, хотя какая француженка между пятнадцатью и пятьюдесятью не выглядит на двадцать шесть? Вероятно, так же в начале выглядели Фиона с Дэмианом: молодая студентка и ее профессор, пятнадцатилетняя разница в возрасте не позволяла принять их за отца и дочь. Да и как это было возможно, учитывая, как она висла на нем? Один раз они сидели в ресторане на верхнем этаже отеля «Эджуотер» в Мэдисоне, откуда открывался вид на озеро Мендота: куцые причалы и сердитые чайки. Когда Дэмиан вышел в туалет, к столику подошел беловолосый мужчина и сказал с сильным акцентом, брызжа слюной: «Ты его любовница, да?» Фионе хватило ума не отвечать, она не сказала ни да, ни нет; она просто позвала официанта, который не заставил себя ждать, и этот человек ушел. Но они с Дэмианом несколько недель смеялись, вспоминая об этом. Когда она брала трубку, он говорил: «Ты его любовница, да?» Ответ был отрицательный. Дэмиан никогда не был женат, и не планировал, пока следующей осенью Фиона вдруг не обнаружила, что беременна. Она была на четвертом курсе Висконсинского университета, и ей было двадцать семь. – Вы можете просто сами позвонить домовладелице? – спросила она Арно. – Вот что я вам скажу: я позвоню через десять минут. Но она выйдет на связь раньше. Его уверенность внушала уважение, но и раздражала. Она отметила, что пара за соседним столиком перешла на английский. Это ее удивило, поскольку их английский оставлял желать лучшего. – Я плачу за квартиру, – говорил мужчина, – а ты вот что делаешь! Он бросил взгляд на Фиону, и она притворилась, что читает газету Арно, которая была в нескольких дюймах от ее лица. Она подумала, что этот тип принял их за французов – вероятно, сыграла роль Le Monde – и решил, что на английском высказать свою злобу будет безопаснее. – А как я обязана проводить день? – сказала женщина. – Я должна сидеть там? Она выглядела подавленной, но и недовольной. Была ли она содержанкой? Или кем похуже? – Да, – сказал он, – сиди, читай книгу, мне все равно. Смотри фильм. У него были густые, лохматые брови. Он ужасно злился. Арно сидел молча, отодвинув газету, чтобы лучше видеть. Фионе хотелось написать женщине записку («Бросай его сейчас же!»), но было невозможно передать ее незаметно для мужчины. А что, если кто-то вот так же смотрел на Клэр и Курта в Болдере и ничего не сделал? Видел ли кто-нибудь Клэр с другими женщинами из Осанны во время одной из их редких вылазок в город, в одежде с длинными рукавами, с потупленными глазами? Спрашивал ли кто-нибудь, все ли с ними в порядке? Не нужно ли отвезти их в аэропорт и дать им три сотни долларов? Женщина заплакала, и Фионе удалось бросить Арно выразительный взгляд, но он в ответ лишь едва заметно пожал плечами. Мужчина взял свой полупустой стакан и вылил воду в стакан женщины. Убедившись, что официант не видит, он промокнул стакан салфеткой и сунул в сумочку женщины. Женщина возразила по-французски шепотом, и мужчина прошептал ей что-то в ответ. Так вот как они обставляли ее квартиру, тыря посуду из общепита? Женщина встала с побитым видом и взяла сумочку. И они быстро вышли. – Ого, – сказала Фиона. Она не заметила, что опустошила весь стакан. Арно сложил газету, покачал головой. – Некоторые женщины круглые дуры. – Простите? – А что, думаете, она на редкость одаренная? – Вы не знаете, что значит жить с манипулятором. Впрочем, она и сама по-настоящему этого не знала. Дэмиан был старше, с этим не поспоришь, и он часто включал профессора, читал нотации и проповедовал, но никогда не манипулировал ею. Дэмиан очень поддержал ее в тот год, чтобы она закончила учебу после рождения Клэр. Когда у Фионы были занятия, она забрасывала дочь с бутылочкой к нему на работу, где девочка была маленькой принцессой факультета социологии. Двумя часами позже Фиона забирала Клэр, окруженную студентками, развлекавшими ее погремушками. Дэмиан всегда шел ей навстречу; их брак распался по ее вине, и только. Как-то раз она ему пообещала, что, если у него появится новая подружка, она может ей позвонить, Фиона честно засвидетельствует, что из них двоих это она оказалась неспособной к семейной жизни. Что ее сердце было слишком изношено для настоящей любви. Когда он сошелся с Карен, Фиона напомнила ему свое обещание. «Все в порядке, – сказал он. – Она знает». – Я все время вижу такое, – сказал Арно. – Что, по-вашему, я расследую? Половина всех случаев связана, скажем так, с не-слишком-одаренными женщинами, у которых неприятности с мужчинами. Я каждую неделю отказываюсь от предложений подобных типов, которым нужно, чтобы кто-то следил за их женщинами. Фиона сказала себе, что не будет кричать на Арно, поскольку нуждается в его помощи. – Я знала и мужчин, оказавшихся в подобных ситуациях, – сказала она. – Мужчин, которыми вертели женщины. Или другие мужчины. Арно взглянул на свой телефон. – Она прислала сообщение. – О, – сказала она. – Окей. Окей. И внезапно снова запаниковала. Вставая, она слишком сильно качнулась на стуле, так что пришлось схватиться за край столика, чуть не свалив его. В других обстоятельствах она могла бы воспринимать это как приключение. Идти, крадучись, мимо соседних квартир, прошмыгнуть внутрь. Но ее трясло от страха, ее мутило. Она боялась, что они найдут что-нибудь ужасное. Фиона не думала, чтобы Курт обижал Клэр, но разве можно знать наверняка? Она вспомнила один из последних разговоров с матерью, перед самой смертью Нико. Фиона ее обвиняла, что она не смогла возразить мужу и позволила ему выгнать Нико. Они разговаривали в больничном кафетерии. И мать сказала ей: «Ты никогда не поймешь чью-то семейную жизнь, кроме своей. И то только наполовину». Квартира была обшарпанной, с дешевой мебелью. Пахло сладковатой гнилью, словно где-то в стене разлагалась крыса. Большая комната была поделена на зоны: в одном конце незастеленная кровать, в другом – облезлый голубой диван. Маленький кухонный уголок, две пустых тарелки в раковине. Арно взял с нее слово, что она ничего не будет трогать, так что она стояла с беспомощным видом посреди квартиры и глядела по сторонам, пока он все осматривал. – В другом шкафу пальто, – объявил Арно, – а в этом платья, – он стоял у открытого шкафа рядом с кроватью. – Узнаете что-нибудь? Если она и могла что-то узнать, то только одежду, которую Клэр носила на первом курсе или раньше. Она окончательно отбросила мысль, что Клэр жила здесь с Куртом, но исключать этого было нельзя. Вдруг женщина с темными волосами просто любовница Курта? Она подошла к Арно и всмотрелась в открытый шкаф. Пастельные тона, которые Клэр ненавидела. Ничего знакомого. А еще там были купальники и вечерние платья. Непохоже на одежду членов секты. Арно вынул платье на вешалке, словно в магазине. – Слишком длинное для Клэр, – сказала она. На Клэр такое платье тащилось бы по полу. И здесь не было ни детских игрушек, ни кроватки.