Йель позвонил в «Чикаго во весь голос» и, изменив голос настолько, чтобы его не узнали, но не настолько, чтобы Роман заподозрил неладное, спросил, не на месте ли издатель. – Нет, – ответил молодой парень, которого Йель не узнал. – Мистер Кин отсутствует по личному делу. Йель также позвонил в турагентство, и ему сказали, что Чарли будет во вторник. Он испытал огромное облегчение, когда настал час дня. У него появилось конкретное дело, определенная роль. Когда он зашел в кабинет Билла, Шарпов там не было, но был Ричард. Йель не слышал, как он пришел. Может, Йель заснул? Он вполне допускал это. Ричард был весь в черном, кроме желтого свитера, наброшенного на плечи, и двигался по комнате точно кот, расставляя освещение, которое принес с собой. На столе Билла лежала акварель Фудзиты с зеленым платьем. – Ты сегодня звезда! – сказал он и послал Йелю воздушный поцелуй, а затем вернулся к освещению. – Спасибо, что занимаешься этим, – сказал Йель через силу. Он попытался вспомнить, видел ли он Ричарда после поминок. Да, и не раз. Хотя бы на благотворительном вечере. И все же у него было такое впечатление, что Ричард вышел прямиком из его кошмаров. Притом что он не сделал ничего плохого. Он устроил потрясающую вечеринку. И прекрасное слайд-шоу. Ричард не говорил за работой, не требовал внимания Йеля, а вскоре в дверях появились Шарпы, широко улыбаясь, словно родители, которые впервые увидят усыновленного ими ребенка. Билл представил их друг другу – Эсме, Аллен, Ричард Кампо, Аллен, Эсме – и закрыл за ними дверь. – Что правда, то правда, – сказал он, – это самая поразительная находка за всю мою карьеру, и я могу теперь сказать, что уйду на пенсию счастливым человеком. Мы могли бы разместить это следующей осенью – я питаю такую надежду. Ну, может, это несколько оптимистично. Но это будет блистательная выставка. Билл показал им Фудзиту, по-прежнему лежавшего на столе. – Это она, – сказал Йель. – Это Нора. – Она прелестна! – сказала Эсме, зачарованно склонившись над картиной. Билл открыл обложку огромной папки, в которой были сложены работы поменьше, и Эсме взяла мужа за руку. Ричард тоже глянул из-за спин. Йель тихо сказал ему: – Это двоюродная бабушка Нико и Фионы. Папка была открыта на одном из рисунков Модильяни синим мелком, хотя там сложно было уловить реальные черты модели. Ричард рассмеялся от восторга. – Блистательные гены в этой семье. Может, Йель все же мог бы попроситься к Ричарду переночевать сегодня? На другой кровати. Что в этом будет такого ужасного? – Я не хочу проснуться и обнаружить, – сказал Аллен, – что вложился в реставрацию каких-то подделок. – Что ж, – сказал Йель, – мы можем подождать, пока установят подлинность, – его голос был словно из жести. – Но у нас есть сильная доказательная база истории происхождения, и нам бы очень хотелось начать реставрацию, чтобы предотвратить дальнейшие повреждения. Картина – это такая вещь, дальнейшие повреждения которой можно предотвратить. Ее можно реставрировать, защитить, повесить на стену. Билл взглянул на Йеля выжидающе. От должен был сказать что-то еще, но в голове у него было пусто. Билл кашлянул и сказал: – Есть вариант такой: мы можем подождать, пока установят подлинность первой работы. Скажем, к примеру, пусть спецы по Паскину его подтвердят, – он перелистнул папку на эскиз Паскина, ню. – Это ведь добавит нам уверенности в подлинности остальных работ? Аллен покачал головой из стороны в сторону. Он сомневался. – Что ж, – сказал Билл, – Давайте принесем копии от Романа! Йель так и сделал, и, пока Ричард продолжал работать над столом Билла, остальные обступили стул, на который Роман положил стопку бумаг. Йель слушал вполуха, как Роман читал им письмо Норы о Сутине и его кошмарных манерах за столом. Билл между тем подошел сзади к Ричарду, который снова надевал белые перчатки, собираясь извлечь из папки одну из коров Ранко Новака. – Эти не надо, – прошептал Билл. Едва ли на свете был эксперт по Ранко Новаку, для которого стоило делать фотографии его работ. – Этот художник, – сказал Билл, – не был обременен мастерством. Эскизы коров были неплохи, но все три почти не отличались друг от друга, и всем была свойственна нарочитая аккуратность и простота иллюстраций из книжки для детей «Как рисовать животных». И все же, Йель не вполне понимал такое презрение к ним Билла. Что ж, ни один поборник равных прав для всех художников никогда бы не смог стать директором галереи. Ричард пожал плечами и перешел к первому эскизу Метценже. Аллен нервозно почесал у себя за ухом. – Слушайте, – сказал он, – о чем я думаю, так это о тех поддельных головах, которые нашли в реке. Позапрошлым летом кто-то тралил канал в Италии, надеясь найти резные головы Модильяни, предположительно выброшенные им в юности после суровой критики со стороны друзей. Были найдены три головы, которые поспешно выставили, но через несколько недель какие-то студенты заявили, что это они вырезали головы и выбросили в реку для розыгрыша. Билл взял Романа за руку, в которой тот держал письмо, и опустил его назад, в стопку. – Я понимаю, мы все на взводе. Мы поставили очень высокую планку, особенно с Модильяни. Но, послушайте, мы чрезвычайно уверены. Дело в том, что установление подлинности может занять уйму времени. Так почему не начать действовать сейчас? Внезапно Йеля словно парализовало воспоминание о том, как Чарли с Джулианом ездили летом в Спрингфилд на акцию протеста. Чарли сказал, что в машине Джулиана они были не одни, но сам Йель этого не видел. Они сказали, что остановились у кого-то из Национальной рабочей группы по правам геев. Сказали, что их не арестовали на протесте, но Джулиану выписали штраф за превышение скорости. Йель взглянул на Эсме, смотревшую, как работает Ричард, стоя в стороне, чтобы не заслонять свет. Он видел по ее лицу, по тому, как она склонялась над эскизами Метценже, словно хотела нырнуть в них, что все это уже зашло ей в сердце – история, собрание, выставка. – Как она стала из студентки моделью? – спросила Эсме. – Я спрашиваю только потому, что… разве модели не были, ну, знаете, ночными бабочками? – Мы еще съездим в Висконсин, – сказал Йель, – и все запишем с ее слов. И да, вот куда он мог направиться, не сегодня, но скоро. Он мог там зависнуть. Он мог со всем этим затянуть на как можно дольше. Мог оставить этот город, долго ехать на север, проложить огромную ледяную дистанцию между собой и Чарли. – Каково ваше мнение? – сказал Билл. – Это же собрание Лернер-Шарпа. Аллен сделал глубокий вдох. – Мы доверяем вашим инстинктам, – сказал он. Йель сомневался, что он заслуживает хоть чьего-нибудь доверия, если сам он был распоследним дураком. Но он кивнул. – Вы не пожалеете, – сказал он. Когда Йель вернулся в свой кабинет, на него выжидающе смотрел Роман, точно бордер-колли, ожидающий команды. – Долгая была неделя, – сказал Йель. – Увидимся в понедельник. Он подумал было, глядя, как Роман уходит с рюкзаком на одном плече, окликнуть его и спросить, нет ли у него свободного дивана. Но это было бы слишком. Он не мог допустить, чтобы его стажер смотрел на него с жалостью. Он еще два раза набрал свой домашний номер, но никто не ответил. Может, Тереза повела Чарли ко врачу, а может, он лежал в постели и слушал, как звонит телефон. Время вело себя странно. За пять минут, которые он отрешенно глядел на пустые книжные полки, он словно состарился на пять лет, тогда как двадцать минут разговора с доценткой Донной, когда он вышел из галереи, пролетели слишком быстро, и он снова сидел за своим столом, уставившись в бесконечность. Когда Ричард закончил съемку, он заглянул к нему и, ухмыльнувшись, сказал шепотом: – Он меня не помнит. – Кто? – Этот старый крендель. Твой босс. Он когда-то околачивался в «Змеиной яме», восемь, десять лет назад. Просто сидел там за стойкой и глазел на всех. – Ты серьезно? – это одновременно позабавило Йеля и вывело из забытья (видимо, не слишком глубокого), за что он был благодарен Ричарду. – С чего ему помнить тебя? Ричард повел плечом и сделал томные глаза. – Десять лет назад я был королевой бала! Йель позвал его поближе и сказал шепотом: – Слушай, есть шанс, что я могу завалиться на ночь к тебе? Мама Чарли приехала, и она храпит. – Что ж, у меня свидание. От нас будет гораздо больше шума, чем от мамы Чарли. Йель рассмеялся, словно спросил только так, для прикола. – Ты в порядке? – сказал Ричард. – Выглядишь кошмарно. Йель попытался отшутиться. – Она очень громко храпит. Солнце садилось, и Билл ушел домой. Йель достал бутылку скотча и телефонный справочник. Вблизи кампуса имелись отели. У него на счете было порядка восьмисот долларов. Жизнь в отеле быстро съест эту сумму, но сейчас он не мог об этом думать.