Я не могла расшифровать его взгляда, да и свои чувства – тоже. Я так рвалась сюда, боясь не успеть, но не кинулась к нему на шею и не заплакала от переизбытка эмоций, а лишь вглядывалась в до боли знакомое любимое лицо и слабо улыбалась. – Катя, что ты хотела? – близко-близко подошел ко мне Кейтон, но не обнял. А меня тянуло к нему, как к магниту. Хотелось уткнуться лицом в грудь и счастливо вздохнуть. И как я теперь проживу без этого? Сама выбрала, никто тебя за язык не тянул! – Я хотела отдать кое-что, – улыбнулась я и, не сдержавшись, провела пальцами по его щеке. – Нет, – замотал он вдруг головой, убирая мою руку. И я поняла, что в его глазах – страх. – Нет, – повторил он. – Но… Я совсем растерялась. – Если кольца – то уходи. Не возьму, – вдруг жестко сказал Кей – и этого тона я не ожидала услышать. И этих слов – тоже. – Глупый, – покачала я головой, поняв, почему это он так напрягся. Подумал, будто я отдам ему кольца – ведь если по нашему уговору я верну их, это будет значить, что я возвращаю ему и свои чувства. Антон совершенно этого не желал, и я тихо порадовалась сему факту. – Не кольца, – вновь лучезарно улыбнулась я, жестом фокусника доставая из сумки небольшую темно-синюю бархатную коробочку. – Тропинин, ты такой дурак! – не преминула объявить я. Мне показалось, что он выдохнул от облегчения и решительно взял коробочку. – Что это? – полюбопытствовал он. – Открой. И он открыл мой подарок, ставший предлогом для последней встречи в терминале аэропорта. Я не была особым оригиналом, в отличие от своих родственников и, наверное, самого Антона, а потому подарок мой был простым, без особых изысков – серебряный широкий браслет с гравировкой ручной работы на обеих своих сторонах. На внешней была изображена звуковая волна, на внутренней – несколько слов от меня. Тех самых, важных. Антон с интересом рассматривал браслет. – Пока что я могу дать тебе немногое, – сказала я негромко, отчего-то глядя в пол, – хотя ты заслуживаешь намного большего. Но… – Мне достаточно, – перебил Кей, надевая браслет на широкое запястье – украшение оказалось ему впору. – Спасибо. Правда, спасибо. Наши взгляды встретились, и я с облегчением поняла по его глазам, что браслет понравился ему. – Что ты записала? – спросил Антон, все же обнимая меня – очень легко, словно я была не человеком, а хрустальной статуей. Я с трудом прогнала непрошеные слезы. – Как ты догадался? Гравировка действительно была изображена в виде звуковой волны моего голоса. Я записала небольшое послание, которое мастер преобразил в волновую картинку, а после перенес и на серебро. – У меня хорошая интуиция, – усмехнулся Антон. Его губы касались моего лба. – Я хотела, чтобы ты расшифровал эту звуковую волну, но мастер сказал, что этого сделать не получится. Поэтому скажу тебе так, – отвечала хрипло я, наслаждаясь последними объятиями. – Все просто. Я тебя люблю. Банально? – прошептала я. Голос охрип от душивших слез, но я не давала им волю. Нельзя. – Искренне. Мы смогли отвоевать у времени еще один час, ставший нашим. Стояли, не замечая всего этого людского потока, не слыша голосов и автоматизированных объявлений о прибытии рейсов, растворившись друг в друге – словно в последний раз. А потом появился Арин, нагруженный сумками, как вьючный осел, хотя по его совершенно безэмоциональному флегматичному лицу сложно было сказать, что он недоволен. Как и Тропинин Арин был «замаскирован»: капюшон худи закрывал глаза и скрывал длинные черные волосы. – Кэт, здравствуй, – поприветствовал он меня и тотчас обратился к другу: – Антон, время. – Иду, – нехотя ответил Тропинин и наклонился ко мне, сжимая руки на моих плечах. Наш последний поцелуй был коротким и горьким, и эта горечь затмила всю сладость, головокружение и ощущение полета, которые были до этого. Она въелась в сердце, как чернила в белоснежную скатерть. И осталась клеймом разлуки. Я проводила Антона до стойки регистрации, которая в скором времени заканчивалась. И, как назло, народу в очереди почти не было. Когда он уходил, я стояла и улыбалась старательно, махала рукой, а на сердце горело это мое свежее клеймо. – Прощай, Антон, – тихо сказала я. Любовь не только греет, она умеет сжигать сердца. * * * Антон приказал себе не смотреть на Катю, стоящую позади, за стойкой регистрации, но не смог этого сделать и оглядывался до тех пор, пока ее было видно. А она стояла, улыбалась – искреннее – и махала ему, как маленькая девочка. Только вот глаза ее были грустными, и улыбка ее Антона обмануть не могла. Но то, что она все же приехала, отдала ему этот браслет – он с неожиданной нежностью глянул на свое запястье, – Антона впечатлило. Ему было тяжело не меньше, чем ей. Но он привычно спрятал все свои чувства поглубже, в нижний ящик сердца, тщательно упаковав, чтобы они не разбились. Сейчас следовало сосредоточиться на другом, но, черт возьми, как тяжело было это сделать! Катя. Катя. Катя. Его Катя. Беззащитная, хрупкая и такая сильная. Ни проронила ни слезинки, и Антон был благодарен ей за это. Он не хотел, чтобы она плакала, хотя она плакала из-за него много раз. Парадокс. В какой-то момент Антону показалось – уже в который раз, – что на него смотрит кто-то еще, помимо любимой девушки, но кто, парень так и не понял. Слишком уж много было в терминале людей. Уже стоя в небольшой очереди на предполетный досмотр, неподалеку от рамок, Арин вдруг спросил: – Сожалеешь? – Что? – не сразу вынырнул из своих мыслей Антон. – Хотел остаться с ней? – Что за вопросы? – поморщился Тропинин. Говорить об этом ему не хотелось. А друг любил выбирать больные темы – больные для других, естественно. Потому что говорить о том, что остро беспокоило его, не желал. Он почти никогда не говорил о своей Ольге. Так, пару раз, когда был порядочно пьян. – Не знаю, что было бы, если бы ты все бросил и остался, – своим обычным спокойным голосом продолжал Арин. – Это бы был конец. Так? – Не так, – ухмыльнулся неожиданно Кей. – Я – профессионал. И ты прекрасно знаешь, что музыка – не только мое хобби, но и моя работа, чел. И твоя тоже. Ты никогда не думал, что нужно искать баланс между работой и личной жизнью? – Спасибо, – тронула легкая улыбка тонкие губы длинноволосого. Кажется, он ждал этого ответа. – Идиот, – фыркнул Антон и прошел вперед – на досмотр. Слова, выгравированные на обратной стороне серебряного браслета, въелись ему в память. «Не забывай меня. Ведь я помню о тебе всегда. К.» Когда они с парнями усаживались на свои места в самолете, Антон улыбался, глядя в иллюминатор. И совсем скоро он окажется в царстве Кати – среди облаков. С этими мыслями он засунул в уши наушники с любимыми треками. По крайней мере, над ними всегда будет одно небо. Келла, сидящий рядом, с недоумением и почти брезгливо смотрел на друга и изредка качал головой. Влюбился – вот мудак, а? Андрей, который сегодня с группой не летел, но провожал, вернее, контролировал, чтобы все пятеро музыкантов и техники успешно погрузились в нужный самолет, чуть не съел Кея, когда тот просто взял и, отдав вещи Арину, свалил прочь от регистраторской стойки к своей милашке. И успокоился только тогда, когда Тропинин принес свою задницу обратно. Зато поспешный уход Кея дал классный повод поржать. Правда, как только тот вернулся, шуточки прекратились – при этом психе, особенно когда он был без настроения, прикалываться было совершенно нельзя. Келла уставился на соседний ряд – напротив сидела умопомрачительная блонди с шикарной грудью. Она поймала взгляд синеволосого и улыбнулась ему. Тот тотчас растянул губы в ответной улыбке – хулиганской, многообещающей. А они бы могли попробовать экстрим в самолете. И тут перед его внутренним взором возникла картинка с другой блондинкой – в драном платье, потекшей тушью и с разбитой губой. Честно говоря, раньше Келла никогда не целовался с девушкой, у которой была разбита губа. Обычно губы в кровь били ему. И что за урод попался этой стерве? Келлу отчего-то передернуло, и реальная блондинка, приняв это на свой счет, мигом перестала улыбаться и отвернулась.