Плиний Старший, естествоиспытатель I в. и автор «Естественной истории», много писал о винной культуре, в частности выстраивая по ранжиру «лучшие грозди» Рима (сорта винограда). Это он ввел понятие терруара (как мы называем это сегодня) – совокупности климатических, почвенных и прочих особенностей региона, придающих уникальный характер вкусу вина, сделанного из местного винограда. Ему также принадлежит знаменитый афоризм «In vino veritas» («Истина – в вине»). Гораций был очень привязан к вину. Размышляя о смерти, он был больше опечален предстоящей разлукой со своим винным погребком, нежели с женой. А вот что он думал о поэтическом вдохновении: «Стихи, написанные водопойцами, никогда не удостоятся ни признания, ни долгой жизни». Веселый бард с берегов Эйвона В Англии времен Уильяма Шекспира (1564–1616) вино стоило примерно в 12 раз дороже, чем эль, напиток простолюдинов. Как правило, им наслаждались лишь высшие классы. Поскольку местный климат не подходил для виноградарства, вино в основном привозили из Франции, Испании и Греции. Кроме того, в елизаветинскую эпоху был очень популярен так называемый сак, сладкое вино вроде современного шерри: дополнительную крепость ему придавали, добавляя бренди. О личных предпочтениях Шекспира известно мало, но, как человек обеспеченный, он, несомненно, мог позволить себе не только эль. Судя по воспоминаниям знакомых, Шекспир не принадлежал к числу непросыхающих кутил вроде его современника Кристофера Марло. Но логично предположить, что драматург пил этот напиток не без удовольствия: различные виды вина (мускат, рейнское, бордо, канарское, мальвазия) упоминаются в его произведениях гораздо чаще, чем эль или пиво. Vive Le Vin Français![4] Франция, чьи благословенные почвы и климатические условия идеально подходят для виноградарства, долгое время царила в мире как главный поставщик изысканного вина (конкуренцию ей составила лишь Калифорния во 2-й половине XX в.). Два ее основных винодельческих региона, Бордо и Бургундия, дают некоторые из наиболее знаменитых и дорогостоящих вин современности. Во время визита в Бордо в 1787 г. Томас Джефферсон, первый настоящий ценитель вина в Америке, заказал 24 ящика Château Haut-Brion, 250 бутылок Château Lafite и неизвестное количество Château d’Yquem. В 1855 г. указом императора Наполеона III была введена официальная классификация вин Бордо: особая система, распределявшая лучшие вина региона по качеству, с I по V категорию (так называемые «крю»). Ею активно пользуются до сих пор; за 160 лет мало что изменилось. Многие современные любители бордо и бургундского принадлежат к литературной элите. Британский писатель Роальд Даль, автор «Чарли и шоколадной фабрики» (1964), посвятил вину рассказ «Вкус» (1951), герои которого заключают на званом обеде пари, касающееся качества вина. Даль был страстным коллекционером вин, он очень интересовался бургундским и бордо, особенно урожая 1982 г. (многие полагают, что это величайшее вино современности). Питер де Врис, создатель графических романов, называл себя «винопийцей» и был особенно очарован винами Бургундии: «Мужественное Montrachet и женственное Musigny дают самое изысканное единение с землей, воздухом и небом, доступное человеку». Популярный афоризм «Пиши пьяным, редактируй трезвым» часто приписывают Эрнесту Хемингуэю. Однако нечто подобное можно отыскать и в романе де Вриса «Рубен, Рубен» (1964): «Иногда я пишу пьяным, а правлю трезвым, а иногда наоборот. Но в творчестве должны присутствовать оба эти элемента». Мрачный Энофил Знаменитый лорд Байрон, автор поэмы «Дон Жуан» (1819), заказал себе кубок из человеческого черепа, обнаруженного садовником в их родовом поместье. Тем самым поэт воскрешал древнюю традицию, восходящую еще к галльским вождям, пившим из черепов поверженных римлян. Байрон отправил хорошо сохранившийся череп на обработку в город: «Мне возвратили его в превосходно отполированном виде. Тусклой пестротою своей окраски он напоминал черепаший панцирь». Байрон распорядился выгравировать внутри кубка свое стихотворение о том, что для вместилища ума не может быть более достойного посмертного применения, чем служить костяным сосудом, благодаря которому живущие могут наслаждаться прелестями кларета: «Когда ж – увы! – наш мозг исчезнет навсегда, / Вино ему – замена хоть куда». Одурманенный Энофил Когда Шарль Бодлер, французский поэт, очеркист и критик, не занимался изучением измененных состояний сознания в опиумных курильнях или клубах любителей гашиша, он всегда обращался к своему «выбору по умолчанию» – вину. В эссе «О вине и гашише» (1851) Бодлер вопрошает: «Кому неведомы глубинные радости вина? Всякий, кому когда-либо хотелось умерить раскаяние, пробудить воспоминание, утопить печаль, возвести замок в Испании, – короче говоря, решительно каждый – вызывал загадочное божество, таящееся в фибрах вина». Долина Напа начинает процветать В 1880 г. шотландец Роберт Льюис Стивенсон, будущий автор «Острова сокровищ» (1883), проводил медовый месяц в долине Напа. В «Поселенцах Сильверадо» (1884) он описывает первые шаги местной винной промышленности: «Калифорнийское виноделие пока еще находится на стадии проведения опытов… На участках земли последовательно пробуют выращивать различные сорта винограда, делая заключения, который из них удался лучше, и постепенно, шаг за шагом, нащупывая свой Clos Vougeot, свой лафит». Давид и Голиаф, или Суд Париса Первый более или менее долговечный калифорнийский виноградник заложил в 1779 г. при миссии Сан-Диего-де-Алькала монах-францисканец Хуниперо Серра. С конца XIX в. местное виноделие медленно, но верно продвигалось к желанной респектабельности, одерживая время от времени триумфальные победы. Но поворотный момент в его истории настал гораздо позже: 24 мая 1976 г. на «Суде Париса», конкурсе вин, устроенном британским виноторговцем и проходившем по методу слепой дегустации, несколько калифорнийских вин-выскочек свергли с трона своих знаменитых соперников из Бордо и Бургундии. Теперь долина Напа стала по праву считаться одним из величайших винодельческих регионов мира. Папа Хэм и Лоза Эрнест Хемингуэй, пожалуй, самая знаковая фигура в алкогольно-литературной мифологии. Он был (если воспользоваться термином, придуманным Генри Менкеном для себя самого) «всепивцем»: пил всё, неизменно получая от этого радость. После ужасов Первой мировой многие разочарованные американские писатели, чувствуя, что у них на родине искусство ценят всё меньше, уехали в Европу, став частью «потерянного поколения». Среди них был и Хемингуэй, прибывший в Париж в 1921 г. как иностранный корреспондент газеты Toronto Star. Вероятно, именно здесь состоялось его первое знакомство с изысканным вином. В книге «Праздник, который всегда с тобой» (1964) писатель вспоминает, как они с женой ели дома, поскольку не могли себе позволить ходить по кафе и ресторанам: «Закатим настоящий пир и выпьем бона из магазина напротив»[5]. Бон – столица Бургундии, одного из великих винодельческих регионов Франции, и наверняка бон из дешевого парижского магазинчика был очень даже неплох.