Подруги решили штурмовать соседний холм. С него сходила узкая тропочка к деревне. На поверку тропочка оказалась дренажной канавой, в которой «десятка» застряла, что называется — ни взад, ни вперед. — Пошли дальше пешком! — решила Кира. — А машину бросим? — Все равно она так застряла, что без тягача ее не вытащить. Не ночевать же нам тут? И подруги поковыляли в темноте по на редкость неровному полю. Да еще раскисшая от недавних дождей земля скользила под ногами. И подруги уже десять раз шлепнулись бы в грязь, не поддерживай они друг друга. — Моим любимым босоножкам пришел конец! — стонала Леся. — Я чувствую, как шатается каблук. А ведь это Lanvin! Лакированная кожа! Хит прошлого сезона. Я намеревалась проносить их хотя бы это лето! Кира, которая надела в это путешествие по полю недавно купленные сабо, мрачно улыбалась. Пусть они натерли ей ноги до волдырей! Пусть! Зато теперь, после путешествия по перепаханной местности, они наверняка пришли в полную негодность. И она с чистой совестью сможет от них избавиться! Но ее надежды оправдались не в полной мере. Злополучные сабо, конечно, были облеплены грязью и напоминали две увесистых глыбы глинистой земли, но стоило их сунуть под колонку, как вся глина отвалилась, и сабо предстали перед Кирой в своем первозданном виде. — Черт! — в сердцах бросила Кира, стоя босой ногой на земле и придирчиво разглядывая неистребимые сабо. — Черт! Черт! — О боже! — раздался крик души всего в метре от нее. Кира повернула голову и обнаружила, что ее подруга в полном отчаянии склонилась над своими босоножками. В свете уличного фонаря они и в самом деле выглядели плачевно. У них скособочились каблуки, оторвался один из ремешков, а грязь впиталась в простроченную кожу с такой силой, что выковырять ее из швов не представлялось никакой возможности. — Ты это видишь? — простонала Леся, протягивая подруге свои погибшие босоножки. — Не плачь! Купим тебе другие! Но Леся была безутешна. Она не желала другие. Она хотела именно эти. Чтобы немного ее отвлечь, Кира потянула босую подругу за собой. Они прошли вдоль по безлюдной поселковой улице. И наконец вышли к некоему подобию площади. Тут стоял стенд с фотографиями крепких мордастых мужиков и румяных теток. — Наши знаменитые соотечественники! — прочитала Леся. — Гордость Орловска! — Ого! — обрадовалась Кира. — Вот мы где, оказывается! Судя по ее карте, от Орловска до Жихаревки и Покровки было не больше десяти километров пути. Но как их преодолеть в темноте и пешком? — Вон там что-то светится, — слабым голосом произнесла Леся. Кира ровным счетом ничего не видела. Но ее тоже с удивительной силой тянуло в ту сторону. — Уверена, там у них что-то вроде кабачка! Кира знала за собой эту особенность. Даже в самой глухой деревушке, окинув окрестности опытным взглядом, она безошибочно командовала, в каком направлении следует двигаться, чтобы набрести на «разливуху» или хотя бы магазинчик, где им продадут местную версию «Вдовы Клико» или достанут из-под полы немного виски местного изготовления. Ну, или на крайний случай коньяка, отдающего сивухой и подкрашенного зверобоем. В общем, она оказалась права. Это был магазинчик. Но возле него стояло несколько лавочек, на которых расположились местные дамы и их кавалеры призывного возраста, потягивающие из бутылок местное пиво и даже «Балтику». Они с удивлением воззрились на появившихся из тьмы босых подруг с туфлями в руках. — Тусуетесь? — бодро произнесла в знак приветствия Кира. — А у нас на вашем поле машина застряла! Поможете одиноким девушкам? Интерес к подругам среди местного населения заметно возрос. Все-таки на мужчин волшебно действует словосочетание «машина» и «одинокая девушка». Двое молодых людей, явно не обремененных подружками, поднялись со своих мест. И предложили свои услуги. От галантных джентльменов пахло пивом, и их слегка пошатывало, но это не уменьшало их уверенности в собственных силах. Кира их услуги приняла весьма благосклонно. — Но еще хорошо бы подогнать трактор, — сказала она. С трактором возникла заминка. По словам новых знакомых, трактора и прочая тягловая техника находились в ведении единственного человека — фермера, засеявшего окрестные поля хлебом. Будучи человеком хозяйственным, он на ночь загонял технику в ангар. И вызволить ее оттуда до утра было совершенно невозможно. Поэтому было решено, что двое помощников подруг наберут еще друзей-приятелей в качестве подмоги. А в случае удачи подруги выставят всем участникам пиво, и дело с концом. Как ни странно, но этот план сработал. Крепенькие деревенские парнишки облепили Кирину «десятку» словно муравьи. И, недолго помучившись, вытолкали ее на ровную стежку. Потом подругам показали дорогу до поселка, которую они в темноте просто не приметили. — А тут вполне можно жить, — заметила Кира, щедро одаривая всех пивом и даже не обращая внимания на то, что желающих выпить существенно больше, чем участвовавших в процедуре спасения ее машины. — Цены более чем гуманные. И местные ребята отзывчивые и славные. — Мы сюда приехали не курортные романы крутить! У нас дело! Это напоминание заставило Киру устыдиться своих суетных мыслей. — Жихаревка? — казалось, удивился один из парней, когда подруги обратились к нему за разъяснениями маршрута. — Не знаю, вряд ли вы туда доберетесь. — Почему? Потому что темно? Так мы до утра подождем. — Нет, дело не в этом. Дороги туда нет. — Как нет? — Там уже, почитай, лет десять никто не живет, — сказал парень. — Даже летом. Электричества нет, дороги заросли. А сейчас после дождя там и вовсе не проехать. — А в Покровке? Там тоже никто не живет? — упавшим голосом спросила Кира. Но, к их радости, выяснилось, что в Покровке как раз дела обстоят неплохо. Еще один фермер — не такой крупный, как их собственный, но тоже достаточно работящий и предприимчивый, принялся разводить домашнюю птицу. — Сначала цыплят бройлерных закупил, потом линию по производству яиц открыл. А теперь, когда все на ушах из-за птичьего гриппа стоят, он на перепелок переключился. Дескать, эта птица всегда в вольере содержится. На вольном выгуле не бывает. Так что контакта с заразными собратьями можно избежать. На этой-то небольшой птицефабрике работало все непьющее население Покровки, денно и нощно благословляющее человека, давшего им по местным меркам совсем неплохой источник существования. Впрочем, надо отдать должное, непьющих в деревне было мало. И преимущественно женщины. Но все же жизнь в Покровке еще теплилась. — Вот туда и поедем, — решили подруги. Да и зачем им, если разобраться, эта Жихаревка? Ведь мать Наташи Куриной, к которой та повезла свою новорожденную дочь, жила как раз в Покровке. — В Покровку решили ехать? Туда хоть сейчас вас проводить можем. — А не темно? — Дорога известная. До рассвета как раз управимся. Когда первые лучи раннего летнего солнышка коснулись земли, подруги уже стояли на главной и единственной улице Покровки. Деревушка была довольно большой. Но и тут новых домов не было. — Зачем? Вокруг полно заброшенных деревень, а там еще много добротных срубов, — пожали плечами провожатые подруг. — Бери, разбирай и строй на новом месте. К чему на новый строевой лес тратиться, коли старые бревна еще в самый раз? Та птицефабрика, о которой столько были наслышаны подруги, стояла в отдалении от деревни. По периметру ограды была пущена колючая проволока. И глухо лаяли цепные псы. — А как же иначе? — не поняли недоумения подруг их провожатые. — Народ у нас сами знаете какой. И не хочет, а все равно украдет. Вот и приходится оберегаться. Хотите, мы вас туда проведем? У Кольки там тетка работает. Она только рада будет. Но подруги от экскурсии по птицефабрике отказались. Не затем они в такую даль ехали, чтобы аммиаком дышать. Вместо этого они отправились по деревенским домам, в поисках семейства Куриных. Уже в первом доме их подняли на смех. — Да тут в прежние времена, почитай, в каждом доме Курины жили, — произнес крепенький еще старичок, который завтракал прозрачной как слеза горилкой, закусывая ее зеленым луком и солеными огурчиками. Он и подругам и их провожатым налил. И не стал слушать возражений подруг. — Пока не выпьете, слова не скажу! — твердил он, подсовывая подругам маленькие, потускневшие от времени граненые рюмочки на толстой ножке. — Пейте. Я сам из зерна гоню. Это вам даже не ваша городская водка, а получше будет. Продукт домашнего винокуренного заводика и в самом деле был потрясающе вкусным, если такое определение вообще подходит к самогону. Но в нем не слышалось и намека на сивушные масла. Он был прозрачным и пился легко, словно вода. — От родного деда рецепт достался, — похвастался дед. — А он, кстати говоря, тоже Куриным был. — Да? — осоловевшие от одной рюмки, пробормотали подруги. Еще бы, всю ночь они провели в пути. Потом прогулка босиком, потом снова ехали. А теперь с утра пораньше заправились самогоном на голодный желудок. Было от чего поплыть голове. Однако дед оказался хлебосольным хозяином. Он полез в печь и извлек из нее чугунок с картошкой, залитой домашним молоком. Перетопившееся вместе с картошкой за ночь молоко было покрыто нежно-кремовой пленкой. И картошка, словно сахарная, буквально таяла во рту. Все ели из одного чугунка. Тарелок в хозяйстве у деда не водилось. Он считал это глупостями. Сам он бодро хрумкал малосольным, пахнущим чесноком и укропом огурчиком, запивая его топленым молочком. От одного этого зрелища у подруг заурчало в животе. Но дед запивал трапезу самогонкой и уверял, что всю жизнь так делает и все в его семье так завтракают. И ни разу никто животом не мучился. — А вот дачники к нам в прошлом годе приезжали, так у них все питание было с собой из города привезено. И что? Помогло оно им? Да ни в коем разе! Только и знали, что до нужника бегали. А все почему? Потому что добавки ихние пищевые только в больших городах действуют. А у нас тут сам воздух такой, что сплошной витамин. Переизбыток в организме у горожан случился, я так по уму думаю. — Дедушка! — взмолилась наконец Леся. — Вы нам про Куриных рассказать обещали! — А! Ну да! Курины в нашей деревне раньше почтенной фамилией были. Еще до революции они разную домашнюю птицу в больших количествах держали. На каждой ярмарке их кура и яйцо лучшими считались. — А потом что? — Знамо что! — хмыкнул дед. — После революции их кулаками посчитали. Старший Курин вовремя с пятью своими сыновьями разделился да велел им в разные стороны сваливать. Тем и спаслись. Но хозяйство на разные части распалось. Кто-то в город подался. Кто-то заболел да помер. Кто-то в Жихаревку перебрался. Так от Куриных у нас, почитай, никого и не осталось. Подруги расстроились. Но потом сообразили. Ведь Наташа была Куриной только по мужу. А как была ее девичья фамилия? — Во! — кивнул головой дед. — В аккурат только бабка Гана тут и осталась. Хоть и не Курина, да дочь за Куриным замужем была. В общем, из всей фамилии только бабка Гана. Да внучка ейная! И дед странно хмыкнул. — Внучка? Курина? — Ага, — кивнул дед. — По паспорту Курина. А так… — А что так? — Наташка ее в городе нагуляла, — произнес дед, изрядно развеселившийся от выпитого самогона и явно не прочь теперь посплетничать. — Говорила-то, конечно, что от мужа родила. В законном браке. Только бабы наши документы подсмотрели. Митька — Наташкин муж — в шестидесятом году помер. А ребенок у нее аж в шестьдесят втором родился. Разве же такое бывает?