— Вот дерьмо, — вдруг выругался он. — Нас преследуют. Черт побери! — он ударил кулаком по рулю. — Я позволил себе отвлечься, а то уже бы вычислил их. Не обращая внимания на его обвинительный тон и боль, которую она при этом испытала. Гвен развернулась на сиденье, выглядывая через тонированное стекло. За поворотом показались три преследовавшие их машины. Сквозь тонированные стекла она не могла разглядеть точное количество людей внутри. — Ловцы? — Точно. Вот дерьмо! — зарычал Сабин, и это было единственным предупреждением до того, как перед ними возникла четвертая машина. Удар. Хруст. Звук столкновения металлических предметов. Ее отбросило вперед, а ремень и подушка безопасности спасли от серьезных травм. — Ты в порядке? — спросил Сабин. — Да, — с трудом ответила она. Сердце неровно колотилось, кровь заледенела в жилах. Сабин уже потянулся к кинжалам на своем теле, их серебряные клинки сияли на солнце. — Запри дверь, — приказал он. Он бросил два ножа на место между ними. — Если только ты не хочешь поучаствовать. Не дав ей времени ответить, он выскочил из машины, захлопнув за собой дверцу. Гвен почувствовала комок в горле, закрывая дверь. Этот комок был вызван смешением стыда и страха. Как она могла сидеть здесь, отпустив его драться, — оглядев на группы, появившиеся из теперь уже остановившихся машин, бегущие к нему с оружием, — самому с четырнадцатью противниками? Милостивый Бог. Четырнадцать! Она не могла. Удар. Свист. «Я Гарпия. Я могу драться. Я могу выиграть. Я могу ему помочь». Ее сестры бы не колебались. Они бы уже вскочили на машины, оторвали бы крыши еще на полном ходу. «Я могу это сделать. Могу». Дрожащей рукой она подняла оружие. Кинжалы оказались тяжелее, чем на первый взгляд, их рукоятки обжигали ее слишком холодную кожу. Только сейчас. Она будет драться лишь сейчас. Так и есть. После этого, она посвятит всё своё время бумажной работе. Еще один удар. Еще один свист. Потом громкий стук! Она закричала. «Да, я могу это сделать. Наверное». Где, черт возьми, Гарпия? Зрение не инфракрасное, и желание пролить кровь отсутствует. Ленивая тварь, вероятно, насытилась едой и прикосновениями, а теперь спит. Если бы Гвен столько времени не пыталась подавить темную сторону своей натуры, то знала бы. Как ее призвать. Теперь же, казалось, она сама по себе. Удар. Крик. «Не могу я оставаться тут вечно». Нервозно сглатывая, трепеща, она вышла из машины. И тут же увидела жуткое зрелище. Сабин был весь в пылу борьбы: ударяя, раня, проливая кровь. Ловцы попали в него не раз. Но это на него никак не повлияло. — Глупо было отправляться одному, демон, — сказал один из незнакомцев. — Верни нам наших женщин, и мы уберемся отсюда. Гвен должна была знать, что Ловцы захотят отплатить за то, что произошло в тех катакомбах. Сабин фыркнул: — Ваши женщины исчезли. — А рыжеволосая? Мы видели ее с тобой. Эта шлюшка быстро переметнулась. — Назовешь ее так снова, и я за себя не отвечаю, — он говорил с такой яростью, что Гвен изумилась, что Ловцы тотчас же не убежали. — Она шлюха, а ты — ублюдок. Я закатаю тебя в медь, потом приведу в сознание и проведу всю оставшуюся жизнь, заставляя тебя мучиться за то, что ты сотворил в Египте. — Ты убил наших друзей, сукин сын, — выругался кто-то еще. Сабин ни слова не сказал. Лишь продолжал пробиваться вперед, глядя на них ярко красными глазами, а под его кожей вдруг промелькнуло видение острых, искривленных костей. Рядом с ним люди валились один за другим. Но сколько еще он сможет выдержать? Их еще оставалось восемь. И эти восемь стреляли в него. Не для того, чтобы убить, а для того, чтобы обезвредить, целясь в лодыжки и предплечья. Гвен слышала, как демон нашептывает опасные сомнения в их уши: «Ты не сможешь с ним справиться, ты же знаешь, верно? И вполне возможно, твоей жене придется сегодня опознать твое тело». Заблокировав демона, собрав всё своё мужество, она стала пробираться вперед. Она отвлечет Ловцов и даст Сабину возможность напасть. Да, да. Хороший план. Ладно. Как их отвлечь, чтобы он смог напасть на них, воспользовавшись своим волшебством? А еще чтобы ее при этом не убили и не покалечили? И при одной мысли о том, что надо сделать, ее едва не стошнило. Нет, нет, нет. «Другого способа нет», она это сознавала частью себя. В то же время ее другая часть отвечала: «Это глупо и попахивает самоубийством». Не имеет значения. Она что-то сделает, проявит храбрость впервые в жизни, и она чувствовала себя… хорошо. Очень хорошо. Она всё еще была напугана и дрожала, но это ее не остановит. Не в этот раз. Сабин спас ее от Ловцов. Так что она у него в долгу. Более того, глядя на мужчин, которые в некотором роде были ответственны за ее заключение на год, она почувствовала, как чувство правоты смешивается с желанием причинить боль. Сабин был прав. Так хорошо лично уничтожить врага. Существовала лишь одна небольшая проблема: ее не тренировали, как сестер. Она знала, что делать, но справится ли она с этим? Стоит попробовать. Что может быть хуже? Ну, она могла умереть. Гвен вздохнула, выпрямилась и взмахнула руками в воздухе, отчего ее кинжалы заблестели на солнце. — Вы хотите меня? Идите и возьмите. Смертельный танец прекратился. Все посмотрели на нее, и она метнула нож. Он летел по воздуху, и по идее, должен был причинить вред, а потом упал на землю, совершенно бесполезный. Черт побери! Она нагнулась, когда один из Ловцов выстрелил прежде, чем она успела укрыться, а его друг орал: — Не убивай ее, — и оттолкнул его руки, чтобы сменить направление выстрелов. Но было слишком поздно. Пуля вонзилась в ее плечо, волна острой боли накатила на нее, отбрасывая ее назад. Она полежала там мгновение, словно в тумане, тяжело дыша, чувствуя, как рука горит от боли. Она поняла, что боль от выстрела не так ужасна, как она думала. Да, рана чертовски болит, но такую боль она была способна вытерпеть. И сейчас ее зрение то проясняется, то затуманивается, то она видит голубое небо и белые облака, то они исчезают. Она чувствовала шаги где-то вдали, заворачивающие машины. Есть надежда, что она отвлекла Ловцов достаточно, чтобы дать возможность Сабину победить. — Задержите его, а я возьму девушку, — закричал кто-то. Сабин зарычал так громко, что она чуть не оглохла. Потом пуля отскочила от края шины и попала ей в грудь. На нее снова накатила жесточайшая боль. Ладно, теперь боль была нестерпимой. Всё ее тело дрожало, мышцы напряглись. Но больше всего ее волновало то, что теплая кровь пропитала насквозь ее новую красивую футболку, которую она специально выбрала для себя. Футболку, в которой она чувствовала себя гордой и счастливой. На эту футболку Сабин смотрел с желанием во взгляде. «Она испорчена. Моя новая, красивая футболка испорчена», — при этом даже Гарпия встрепенулась в гневе, наконец, проснувшись. Хотя было уже поздно. Гвен чувствовала, как из нее вытекают силы, а с ними и жизнь. Перед глазами была лишь абсолютная тьма, никаких цветов. Ее клонило манящий, такой убаюкивающий сон, с которым она боролась из последних сил. «Не могу заснуть. Не здесь, не сейчас. Слишком много людей вокруг». Она как никогда уязвима. Позор семьи, снова она стала мишенью. — Гвен! — позвал Сабин. Вдалеке раздался тошнотворный треск, словно от тела оторвались конечности, а потом глухой стук. — Гвен, поговори со мной. — Я… в порядке, — тьма, в конце концов, поглотила ее, и в этот раз она не боролась с ней. Глава 15 Встреча с Сабином должна была начаться с минуты на минуту, но Аэрон пока нигде не видел Париса. Никто его не видел. Аэрон всю ночь переживал из-за воина. Он никогда еще не видел всегда столь оптимистично настроенного воина таким мрачным. Что-то было не так и с этим нельзя было мириться. Вот поэтому Аэрон теперь стоял перед дверью в спальню Париса и настойчиво стучал. Не было ни ответа. На звука шагов за дверью. Он занес кулак, чтобы снова ударить, на сей раз громче и сильнее. — Мой Аэрон, мой ш-шладкий Аэрон. При звуке этого знакомого, детского голосочка, надежда затопила его и он развернулся. Перед ним стояла она. Его малышка. Легион. Он знал ее так недолго, но она уже стала его любимицей, проникла в его сердце, раз за разом демонстрируя бесспорную верность. Она стала дочерью, которую он всегда хотел. Когда он увидел маленькую, лысую в зеленой чешуе с красными глазами, когтями, раздвоенным языком, доходящую ему до пояса демоницу, все его тревоги растаяли, и он тут же позабыл про Париса. — Иди сюда, — грубовато приказал он. Ей только этого и надо было. Широко улыбаясь, — обнажив острые зубки, — она прыгнула на него, лишив способности дышать, но он совсем не возражал. Обвившись вокруг, словно боа, она обняла его. — Ш-шкучала по тебе, — ворковала она. — Так ш-шкучала.