Метод Фельденкрайза, буддизм и другие нейропластические методы. Глаз не остается на месте, а постоянно движется[225]. Андреас Лаурентиус (Адре дю Лорен). «Рассуждение о сохранении света», 1599 Дэвид Уэббер, стройный мужчина с негромким голосом, сидит напротив меня в моем кабинете для консультаций. Он ослеп в сорок три года, но вернул себе зрение с помощью собственного метода и практического приложения идей Фельденкрайза о мозге и разуме. Годами он принимал медикаменты и перенес много операций на глазах, но хирурги так и не смогли восстановить его зрение. Признаки перенесенной им болезни хорошо заметны. Его правый глаз немного выпучен, имеет зрачок большего размера и более темную зеленовато-карюю радужную оболочку, чем другой глаз. Сейчас он может видеть, но все же двигается с осторожностью, с тем осознанием своего тела в пространстве, которое свойственно слепым людям. В 2009 году, когда мы впервые встретились, Дэвиду было пятьдесят пять лет. Он приехал с острова Крит, где живет в пансионе XV века с видом на Эгейское море. Родившийся в Канаде, он стал жить на Крите после того, как потерял работу из-за слепоты. Он добился некоторых успехов еще до переезда на Крит, но на тот момент по-прежнему оставался инвалидом. Он нуждался в менее напряженном ритме жизни, поэтому нашел уютное место в окружении оливковых деревьев и надеялся на то, что воздух и солнце Крита вернут ему бодрость духа. На Крите он мог вести простую жизнь на свои небольшие сбережения, без риска заблудиться в метели и упасть на льду суровой канадской зимой. По мере того как разворачивается наша беседа, мы понимаем, что наши пути чуть не пересеклись много лет назад. Хотя мы не встречались, но посещали один и тот же колледж. В университете на нас повлияли лекции одного и того же профессора философии, хотя и в разные годы. Будучи молодым человеком в 1960-е годы, Уэббер стал моряком, но потом обратился к изучению Платона вместе с нашим профессором, который научил его ценить древнегреческую философию. Затем он приступил к изучению Теравады, одной из старейших школ индийского буддизма, рассматривая ее как дальнейшее изучение «исследуемой жизни», которое первоначально привлекло его в философии Платона и Сократа. Он несколько лет учился с двумя наставниками, которые в будущем сыграли роль в его излечении: с Намгьялом Ринпоче, который учил его медитации и старинным текстам, и с достопочтенным У Тилой Вунтой из Мьянмы, с которым он путешествовал и изучал строительство пагод. Его внутреннее путешествие было глубоким; какое-то время он следовал классической практике медитации по двадцать часов в день и спал четыре часа в сутки. Потом он женился и завел сына. Столкнувшись с необходимостью содержать семью, он открыл в себе большие способности к систематическому мышлению, необходимому в компьютерной отрасли. В начале 1990-х годов он работал системным интегратором, возглавлявшим сетевое отделение AT&T в Канаде, и был членом международной команды, одной из первых разработавшей инфраструктуру для коммерциализации Интернета. Однажды во время большой презентации в 1996 году, когда ему было сорок три года, его коллега сказал: «У вас очень красные глаза». Он посетил офтальмолога, который диагностировал увеит, аутоиммунное заболевание, при котором антитела организма атакуют глаза, что приводит к воспалению. Увеит является причиной 19 % случаев слепоты в США. Воспаление быстро прогрессировало, затронув его радужную оболочку и хрусталик. Он практически ослеп. Затем аутоиммунное заболевание атаковало его щитовидную железу, которую пришлось удалить. Из-за аномальной реакции иммунной системы за его сетчаткой накапливалась жидкость, что привело к опуханию ее центральной части (макулы, в которой острота зрения в норме максимальна). Он утратил способность видеть мелкие детали. Не мог определить время по наручным часам; с помощью периферийного зрения он мог лишь заметить, что на его запястье находится что-то похожее на часы. Он смутно различал цвета, но не мог получить достаточно информации, чтобы сложился образ. В течение пяти лет его глаза лечили инъекциями противовоспалительных стероидов между глазными яблоками и глазницами. Он также принимал орально стероиды для подавления иммунной системы. Но болезнь опережала лечение, и отмершие частицы воспаленной ткани заполнили его глаза движущейся черной пеленой, блокировавшей зрение. Хирургические операции выявили еще две проблемы: высокое внутриглазное давление, приводившие к развитию глаукомы, которая может вызвать слепоту, и сильную катаракту, из-за которой в конечном счете пришлось удалить оба его хрусталика. Теперь ему приходилось носить мощные очки, компенсирующие отсутствие хрусталиков, но из-за них окончательно пропало периферийное зрение. Опасаясь стать беспомощным и зависимым от других людей, он часто не надевал новые очки и заставлял себя ездить на метро или отправляться на ярмарки, чтобы привыкнуть нормально себя чувствовать в людных местах, которые больше всего пугали его. Хотя он видел лишь размытые пятна, он говорил: «Я научился жить с размытым зрением и чувствовать себя вполне комфортно в этом состоянии. Я понял, что зрение – это не просто способность различать детали и видеть символы… Я вижу всем телом, а не глазами». В ходе еще двух операций (витрэктомия) были вскрыты его глазницы для вакуумного удаления внутреннего геля, стекловидного тела, где накапливалась мертвая ткань. Улучшение было незначительным. После одной из операций на катаракте послеоперационная инфекция разрушила большую часть его правого глаза. Офтальмолог сказал ему, что глаз практически «умер», так как в нем отсутствует внутриглазное давление. Вскоре этот глаз стал сжиматься в глазнице. Через несколько лет, в 2002 году, ему потребовалось прооперировать глаукому в левом глазу, сохранившем остатки зрения. Трабекулэктомия, включавшая пробуривание маленького отверстия в левом глазу для отвода жидкости, была неудачной. В целом он перенес пять операций без какого-либо значительного улучшения зрения. Одним глазом он мог различить пальцы, поднесенные к лицу, а давление в другом глазу было неконтролируемым. Он испытывал сильнейшую физическую боль, словно что-то царапало его глаз каждый раз, когда он пытался двигать им. Боль не исчезала годами и часто приковывала его к постели. «Кроме того, я испытывал душевную боль, – говорит он. – Я жил в постоянном ужасе и тревоге, и с годами становилось только хуже, – его ранее спокойный голос начинает дрожать, когда он рассказывает об этом. – Дома я замечал, что теряю один навык за другим, и уже не мог даже выдавить пасту на зубную щетку. Я писал заметки фломастерами и выводил буквы дюймовой высоты. На работе все шло хуже некуда. Я находился на гребне второй волны своей карьеры, когда босс сказал, что я утрачиваю контроль над системой, потому что не вижу компьютерного монитора. Меня отстранили от должности. Одно дело – постепенно слепнуть, а другое – терять завидную работу. Дело было в начале эпохи бурного роста Интернета, и я понимал, что у меня уже не будет другой такой возможности. Это было душераздирающе. Мне пришлось оформить инвалидность, чтобы я мог сосредоточиться на том, что происходит с моими глазами и иммунной системой». Существовала надежда, что стероиды защитят его глаза от дальнейшего разрушения. Предполагалось, что он будет принимать их до конца своей жизни, но от стероидов у него распухало лицо и возникали перебои в работе сердца. Он набрал вес, испытывал приступы неконтролируемой дрожи, резкие перепады настроения, растерянность и забывчивость. Он чувствовал, что медицинские препараты отравляют его. Его не покидал один вопрос: защитят ли стероиды его глаза или давление и воспаление в конце концов приведут к повреждению его зрительных нервов? Так и произошло. Теперь у него развилась другая болезнь глаз: невропатия зрительного нерва. Офтальмолог, проверивший его зрение, объявил его фактически слепым. Нормальное зрение 20/20 определяется тем, что может прочитать здоровый человек, который стоит в 20 футах (примерно шесть метров) от стандартной офтальмологической таблицы Снеллена. Условная слепота начинается от значения 20/200. Зрение Уэббера составляло 20/800, то есть на расстоянии 20 футов он мог различить на офтальмологической таблице столько же, сколько человек с нормальным зрением различает на расстоянии 800 футов (примерно 245 метров), – иными словами, ничего. Он смутно различал лишь очертания пальцев, поднесенных прямо к лицу. Все врачи говорили, что он останется слепым до конца жизни. Его жизнь приняла суровый оборот. Все, кроме родственников и самых близких друзей, отвернулись от него. «Мои деловые партнеры исчезли. Все, кому было что-то нужно от меня, растворились в воздухе, потому что я больше не мог ничего дать». Его брак распался за несколько лет до того, как начались проблемы с глазами, и теперь, оставшись без работы в возрасте около сорока лет, он был вынужден переехать к родителям. По ночам ему снилось, что он может видеть, и утром он просыпался с блаженными воспоминаниями о том, как хорошо иметь ясное зрение. В местном обществе слепых он получил белую трость и научился различать монеты на ощупь. Он очень любил читать, и утрата этой способности была для него «невообразимым адом». Больше всего огорчал тот факт, что из-за недоступности чтения он не мог получать больше информации о своих проблемах. До наступления полной слепоты он «бродил по букинистическим магазинам Торонто, словно голодный дух» с большим увеличительным стеклом, пытаясь найти книги с достаточно крупным шрифтом и контрастной обложкой, чтобы угадывать названия по форме букв. «Я покупал книги, ориентируясь на их названия, приносил их домой и ставил на полку в надежде, что когда-нибудь смогу прочитать их», – поясняет он. «Что стояло за вашей надеждой?» – спрашиваю я. «Слепая вера, – отвечает он. – И еще я хотел видеть моего сына и смотреть, как он растет». Проблески надежды. Однажды лечащий врач Уэббера, внимательно наблюдавший за его болезнью и знавший, как плохо обстоят дела, сообщил ему о существовании альтернативного подхода, изобретенного офтальмологом и глазным хирургом из Нью-Йорка. Уильям Бэйтс (1860–1931) успешно лечил много глазных заболеваний[226] и даже иногда избавлял людей от некоторых видов слепоты, пользуясь тем, что сейчас называется нейропластическими упражнениями. Бэйтс сделал для зрения то же самое, что Фельденкрайз сделал для движения: он доказал, что это не пассивный сенсорный процесс и что привычные движения глаз влияют на зрение. Получив образование в Колумбийском и Корнеллском университетах, Бэйтс блестяще начал свою карьеру: в 1894 году он стал одним из первопроходцев в медицинском использовании адреналина – гормона, высвобождаемого при реакции «борись или беги» в стрессовых и пугающих ситуациях. Он гораздо лучше своих сверстников знал, до какой степени стресс может влиять на организм, на мышцы, на их тонус и на глаза (где адреналин расширяет зрачки, усиливает кровообращение и внутриглазное давление). Бэйтс измерял зрение у десятков тысяч людей и понимал, что визуальная ясность, – то, насколько четкими или расплывчатыми кажутся предметы, – подвержена колебаниям, особенно когда человек находится в состоянии стресса. Он наблюдал спонтанное выздоровление ряда пациентов с различными диагнозами и задавался вопросом, можно ли научить людей лучше видеть. В конце концов он стал широко известен как человек, помогавший другим улучшать зрение и избавляться от очков. Традиционное знание, восходящее к ученому Герману фон Гельмгольцу (1821–1894), состоит в том, что глаз может фокусироваться на разных расстояниях благодаря изменению формы хрусталика. Гельмгольц исследовал это предположение с использованием нового аппарата под названием «ретиноскоп». Согласно его теории, изменение формы, возможно, происходило из-за сокращения мелкой мышцы на краю хрусталика, называемой цилиарной мышцей. То, что Гельмгольц высказал как вероятность, вскоре было принято в учебниках как универсальная истина и единственная причина изменения хрусталика. Этому учат до сих пор. Но Бэйтс подверг сомнению идею о том, что фокусировка зависит исключительно от изменения формы хрусталика. Некоторые пациенты, чьи хрусталики были удалены из-за катаракты, получавшие специальные очки с жесткими линзами (как Уэббер), по-прежнему могли фокусировать взгляд[227]. Этот любопытный факт часто упоминается в медицинской литературе, но он противоречит теории о том, что хрусталик должен изменять форму для ясного зрения на разных расстояниях. Бэйтс попробовал воспроизвести эксперименты Гельмгольца, пользуясь ретиноскопом на рыбах, кроликах, кошках и собаках; он обнаружил, что проблемы с фокусировкой начинаются не только из-за изменения формы хрусталика, но и потому, что форма всего глазного яблока тоже изменяется из-за действия шести внешних мышц вокруг глаза; ранее считалось, что эти мышцы используются глазами лишь для слежения за движущимися объектами. Когда он рассекал эти мышцы, животные больше не могли изменять фокусировку[228]. Открытие того, что внешние мышцы могут удлинять или укорачивать форму глаза, было невероятно важным. В 1864 году голландский офтальмолог Франциск Корнелис Дондерс отметил, что люди с близорукостью (миопией), которые могут ясно видеть лишь близко расположенные предметы, имеют более длинные глазные яблоки. Когда глазное яблоко слишком вытянутое, то свет, проходящий через хрусталик, фокусируется не на сетчатке, а перед ней, и зрительный образ становится расплывчатым. Бэйтс утверждал, что размытое зрение возникает потому, что внешние мышцы близорукого человека часто находятся в состоянии гипертонуса, что влияет на форму глазного яблока. Близорукие люди часто испытывают ощущение напряжения и болезненности в глазах, которое они автоматически игнорируют, но могут чувствовать, если закрывают глаза и пристально следят за своими ощущениями. Бэйтс подчеркивал, что движение глаз совершенно необходимо для ясного зрения. Центральная часть сетчатки (макула), которая различает мелкие детали, постоянно движется, сканируя каждое слово и даже каждую букву. Глаза осуществляют два вида движения, называемые саккадами. Некоторые саккады видны окружающим; человек, осматривающий комнату в поисках друга, заметно двигает глазами. Но другие движения глаз слишком мелкие, чтобы их можно было наблюдать. Роберт, отец Чарлза Дарвина, обнаружил, что, когда взгляд кажется неподвижным, глаза все же непроизвольно двигаются[229]. Теперь известно, что невидимые микросаккадные движения происходят на высокой скорости и не могут быть отслежены без специального оборудования. При торможении микросаккадных движений[230] – например, когда наркотик парализует глазные мышцы, – человек ничего не видит. Таким образом, движения глаз необходимы, чтобы видеть. Как микросаккады способствуют зрению? Согласно ведущей современной теории визуальной неврологии, сетчатка и связанные с ней нейроны четко регистрируют информацию лишь короткое время, после чего сигнал начинает пропадать[231]. Когда мы смотрим на неподвижный предмет, наши глаза делают множество «моментальных снимков». Они занимают позицию и делают паузу, так что свет, отраженный от предмета, попадает на светочувствительные рецепторы сетчатки, которые направляют в мозг новый вариант объекта. Затем, когда образ начинает тускнеть, происходит крошечное микросаккадное движение, так что соседние рецепторы формируют второй «моментальный снимок» предмета. Даже когда мы считаем, что смотрим на объект, не двигая глазами, они все равно совершают микросаккадные движения, многократно посылая в мозг варианты одного и того же образа. (Похожий эффект есть и в области осязания. Когда мы надеваем одежду или очки, то ощущаем прикосновение к коже, но со временем ощущение тускнеет до тех пор, пока мы не начинаем двигаться и не испытываем новое ощущение от контакта кожи с тканью. Для того чтобы ощутить текстуру ткани, мы проводим по ней пальцами, делаем паузу и снова проводим пальцами, «сканируя» ее.) Глаза – это не просто пассивные сенсорные органы. Движение необходимо для нормального зрения: «Глаз не остается на месте, а постоянно движется», – написал Андреас Лаурентис в 1599 году. Для зрения необходима целостная, активная сенсорномоторная система. Это значит, что мозг должен быть в состоянии контролировать движение глаз, ощущать, как это движение влияет на формируемый зрительный образ, и пользоваться этой обратной связью для перемещения глаз в новое положение. Слепота – это не просто пассивный сенсорный дефицит, поскольку зрение – это не просто моторная активность. Зрение – это сенсорная и моторная активность, поэтому слепота во многих случаях частично связана с проблемами движения. Поскольку Бэйтс считал, что напряжение и высокий тонус глазных мышц препятствует зрению, он изобрел упражнения для релаксации глаз и обнаружил, что с их помощью его клиенты могут улучшить свое зрение, а многие могут вообще избавиться от очков. И хотя он обычно говорил о глазах, но знал, что любой подход, адаптирующий мышечный тонус и зрение, всегда подразумевает участие мозга. Бэйтс разработал альтернативные теории о развитии зрительных расстройств, таких как близорукость, дальнозоркость и косоглазие. Он полагал, что они часто бывают вызваны человеческими привычками, связанными со зрением. Он пришел к выводу, что культура оказывает огромное влияние на наше зрение. В 1867 году немецкий офтальмолог Герман Кон, который провел исследование 10 000 детей, установил, что предписание носить очки значительно возрастает по мере возрастания учебной нагрузки на детей, увеличения объемов чтения или мелкой работы на близком расстоянии от глаз. (Близорукость, или миопия, является самой распространенной зрительной аномалией.) В Израиле ультраортодоксальные иудеи заставляют мальчиков учить Тору и Талмуд с раннего детства, и в конце концов почти все они носят очки; в азиатских странах, где очков почти не было еще сто лет назад, потребность в образовании заставляет детей приступать к интенсивному чтению в очень раннем возрасте, и спрос на очки растет с каждым годом. Около 70 % азиатов теперь страдают близорукостью[232]. Хотя большинство медицинских школ по-прежнему объясняет миопию преимущественно генетической предрасположенностью, перемены происходят слишком быстро для того, чтобы их можно было объяснить генетикой. Эти перемены в основном связаны с нейропластическими изменениями мозга и основаны на новых способах использования зрительных способностей. Очки корректируют зрение, дополнительно преломляя свет, попадающий в глаз, так что он фокусируется на сетчатке. Очки представляют собой удобное подручное средство: они надежны, устраняют расплывчатость и помогают избавиться от головной боли. Но очки не «лечат» основную проблему: напряжение глаз и близорукость никуда не уходят и положение лишь ухудшается (поэтому со временем людям прописывают все более мощные очки). Прогрессирующая близорукость, по словам Бэйтса, приводит к худшим проблемам, так как сильная близорукость связана с большим риском[233] отслоения сетчатки, глаукомы, макулярной дистрофии и катаракты, и каждый из этих диагнозов может привести к слепоте. Для Бэйтса устранение потребности в ношении очков через смягчение симптомов близорукости было превентивной, а не просто косметической медициной[234]. У Бэйтса появились последователи в разных странах: его ученики называли себя преподавателями методики возвращения естественного зрения. Его работа оказала мощное влияние на Фельденкрайза. Но местные нью-йоркские офтальмологи и оптометристы (специалисты по подбору очков) увидели в нем угрозу для своего благополучия. Они называли его шарлатаном, подвергли остракизму и заставили уйти с должности преподавателя в аспирантуре нью-йоркского медицинского колледжа. Ему не повезло в том, что он открыл возможности психики для тренировки зрения в ту эпоху, когда традиционная медицина ничего не знала о нейронной пластичности. Первые попытки. Впервые услышав о работе Бэйтса в 1997 году, Дэвид Уэббер начал изучать ее, но его глаза были очень сильно воспалены, и он сомневался в целесообразности применения метода Бэйтса для такого тяжелого состояния. Но он продолжал поиски и узнал об израильтянине по имени Меир Шнейдер, родившимся слепым от глухих родителей, который смог выздороветь с помощью метода Бэйтса. Шнейдер имел генетический деффект, из-за которого у него развились сильнейшая катаракта и глаукома. Как и Уэббер, он перенес пять неудачных операций, наполнивших его глаза рубцовой тканью, и был объявлен пожизненно слепым. В возрасте семнадцати лет его зрение составляло 20/2000. Еще более молодой парень, улучшивший свое зрение по методу Бэйтса, научил его этим упражнениям. Хотя они обычно выполняются по одному часу в день, Шнейдер вопреки медицинским рекомендациям выполнял их по тринадцать часов в день. Спустя некоторое время он заметил растущий контраст между светом и тьмой: свет становился ярче, а темнота темнее. Потом появились какие-то смутные формы. Через полгода он мог видеть предметы и читать буквы с очень мощной 20-диоптрийной лупой; через полтора года он уже читал без очков. Сейчас Шнейдер преподает самолечение в Калифорнии и обладает полноценными водительскими правами, которые он мне показывал. Теперь его зрение составляет 20/60; оно улучшилось с 1 % от нормального зрения до 70 %. Уэббер осознал, что есть человек, имевший такую же серьезную проблему, как и его собственная, который все-таки смог получить реальную пользу от метода Бэйтса. История Шнейдера вдохновила его, но он чувствовал себя слишком больным и подавленным, переходя из одного кризиса в другой, слишком занятым многочисленными визитами к врачам и слишком отравленным стероидами (преднизон) для поездки в Калифорнию. Несмотря на интерес к восточной философии, Уэббер возлагал все свои надежды на западных врачей, от которых он зависел. Лишь когда его офтальмолог дал понять, что больше ничего не может сделать, Уэббер вспомнил годы, посвященные освоению йоги и буддийской медитации, а также истории У Тилы Вунты о йогических практиках для исцеления глаз и о традиции лечения зрительных расстройств, вышедшей из старинных буддийских монастырей. Уэббер посетил своего учителя медитации Намгьяла Ринпоче в его доме в Кинмаунте (штат Онтарио), который, увидев его распухшие и воспаленные глаза, сказал: «Я собираюсь дать тебе четыре упражнения, которыми пользовались монахи в старинных монастырях для лечения своих глаз. Они помогут тебе». Дело было весной 1999 года. После сложных хирургических операций, которые он перенес, инструкции были настолько простыми и на первый взгляд примитивными, что казались наивными, если не нелепыми. Четыре методики, которые были частью устной традиции, формулировались следующим образом: Сначала Намгьял Ринпоче предложил Уэбберу «медитировать на темно-синем цвете несколько часов в день. Это цвет полуночного неба, единственный цвет, который полностью расслабляет глазные мышцы, что является самой важной задачей. В прошлом этот метод исцелял даже сильно поврежденные глаза. Попробуй лежать на спине, согнув ноги в коленях, упираясь ступнями в пол и спокойно сложив руки на животе». Эта поза уменьшает нагрузку на шею и поясницу и способствует более свободному дыханию. Выполняя эту медитацию, Уэббер закрывал глаза ладонями, чтобы еще больше расслабить их. Но целью этой медитации было достижение «спокойного, размеренного состояния ума и ощущение простора», – сказал Уэббер. Во-вторых, Намгьял Ринпоче предложил ему «двигать глазами вверх, вниз, налево, направо, кругами и по диагонали». В-третьих, он сказал, что Уэббер должен «чаще моргать». В-четвертых он сказал: «Освещай свои глаза. Сядь под углом сорок пять градусов к солнцу утром или вечером, когда солнце низко стоит над горизонтом, и закрой глаза, чтобы тепло и свет проникали через глазные ткани, как теплая ванна для глаз. Выполняй это упражнение от десяти до двадцати минут в день». Это было все. Уэббер не получил объяснения, как эти упражнения могут излечить его от слепоты, если не считать того, что глубокая релаксация имеет жизненно важное значение для глаз. Эти упражнения имеют поразительное сходство с теми, которыми пользовался Бэйтс в менее тяжелых случаях. К примеру, Бэйтс тоже подчеркивал, как важно закрывать глаза ладонями для расслабления, моргать и проводить много времени на солнце с закрытыми глазами. (Позднее Уэббер рассказал мне, что слышал от одного из практиков, будто Бэйтс позаимствовал способ закрывания глаз ладонями из древнеегипетской традиции.) Уэббер на самом деле не знал, что ему делать с этими простыми предложениями. Он был чрезвычайно напряжен из-за постоянной боли, и ему казалось, что воспаленный левый глаз вот-вот взорвется от внутреннего давления. Несмотря на простоту упражнений, он не мог выполнять их. Когда он приступил к главному упражнению, медитации на темно-синем цвете, то, к своему разочарованию, обнаружил, что оно делало его еще более напряженным, поскольку «я не мог продолжать больше нескольких секунд. Мои поврежденные зрительные нервы выдавали постоянный поток визуального «шума» в виде белых и серых мелькающих вспышек в центре зрительного поля». (Пока слушал его рассказ, я думал о том, что эти хаотичные беспокоящие ощущения, вероятно, были признаком «шумной», разбалансированной нервной системы, как бывает при травмах сенсорных проводящих путей и соответствующих участков коры. Зрительные нервы являются наиболее уязвимым и открытым продолжением мозговой ткани в организме, и их повреждение скорее всего привело к нарушению работы всех отделов зрительной системы в мозге.) Обычное прикладывание ладоней к глазам (пальминг) заставляло его нервничать. Ни одно из буддийских упражнений, каждое из которых имело медитативный компонент, не могло успокоить его или расслабить его глаза даже на несколько секунд, не говоря о часах. Интеграция. Мэрион Харрис, последовательница Фельденкрайза, пригласила Уэббера на урок целенаправленного осознавания движения в надежде, что это поможет ему расслабиться, хотя она не поддерживала его веру в то, что это поможет вернуть ему зрение. По удачному совпадению, он жил в нескольких кварталах от дома Харрис. В 1999 году он вместе с ней приступил к еженедельным урокам целенаправленного осознавания движения. «Я понял, что без труда могу перекатываться по полу, и получал большое удовольствие от этого». Со временем он обнаружил, что эти уроки уменьшают его беспокойство и общее напряжение. Год спустя он решил пройти подготовку и стать преподавателем по системе Фельденкрайза; эту профессию он мог освоить, не пользуясь зрением, так как уроки заключались в разговоре с подопечными и легком движении их конечностей. По мере прогрессирования слепоты у него развилось превосходное чувство осязания, что является обычной нейропластической адаптацией. Во время подготовки Уэббер узнал, что Фельденкрайз оставил богатое наследие: более тысячи упражнений по осознанному восприятию движения, включая часовой урок для глаз под названием «Закройте глаза». Он достал кассету с записью, которую мог слушать. Урок был заявлен не как средство исцеления от слепоты, а как серия упражнений для улучшения зрения. В своей типичной манере Фельденкрайз предлагал ученику лечь на пол, чтобы избавиться от напряжения, – именно так, как говорил Намгьял Ринпоче. Уэббер лег на пол и прислушался к себе. Он моментально осознал, что упражнение Фельденкрайза было модификацией упражнений Бэйтса и удивительно напоминало буддийские упражнения. «Я почувствовал изменения в своих глазах с самого начала урока, – сказал он. – Я понял, что у меня есть инструмент для достижения полной релаксации нервной системы и полного расслабления глазных мышц, чтобы запустить процесс восстановления нервной и иммунной системы. В течение урока я ощущал глазные яблоки в моих глазницах, их вес и форму. Я ощущал движения внешних глазных мышц по мере движения глаз: влево и вправо, вверх и вниз, а затем по кругу. Этот процесс привел к спонтанному понижению тонуса глазных мышц. В спокойном состоянии я чувствовал, что мои глаза плывут, словно кувшинки в неподвижном теплом пруду. Всего лишь за один час движения моих глаз стали плавными и текучими, как и движения моей спины и шеи. Я был рад, что нашел этот ключ. Я понял, что исцеление возможно».