– Знаешь, в квартале Равнодушных есть магазин, где продают чувство юмора. Зайди как-нибудь, прикупи, – парировал Тайло. – А нет ли там магазина, где можно приобрести сочувствие? – огрызнулся Флинн, выжимая футболку. – И вообще, какого черта мы забыли в болоте? – Это не обычное болото. Это болото Безысходности! – сказал Тайло, вновь громко причмокнув. – И какой же демон ждет меня здесь? – Большой и ленивый, – расплывчато пояснил Тайло. – Ну и где он? – Флинн с опаской огляделся. – Не бойся, он сам нас найдет. От тебя сейчас так несет безысходностью, что даже я ее чую. – Нам нужно просто сидеть и ждать его? – И упустить шанс прогуляться по такому шикарному болоту? Никогда! – Крылья на красных кедах ожили, зашуршали и подняли Тайло в воздух. Болото выглядело точно таким, каким его всегда и представлял Флинн: под ногами хлюпала противная слякоть, сырость пробирала до мозга костей, заставляя все тело мелко дрожать; удушающий болотный газ резал ноздри и затуманивал взор. Из-под коричневой жижи появлялись пузыри и с чваканьем лопались. Насекомые и жабы монотонно рокотали. Флинн проваливался то по щиколотку, то по самое колено. Он давно потерял обувь и шел босиком. Каждый новый шаг давался труднее предыдущего: болото высасывало из него силы. – И на что ты хотел посмотреть? – осведомился Флинн, хлюпая носом от сырости. – Не посмотреть, а показать, – ответил Тайло и взлетел выше. – Я их уже вижу! Мы близко. Флинн прищурился – впереди виднелись бледно-голубые огни. – Болотные огни? – спросил он, припоминая, что газ на болотах иногда светится. – Не-е-е, – протянул Тайло. – Это холодные огни. Пойдем, сам увидишь. – Легко тебе говорить, – сказал Флинн, с усилием делая очередной шаг. – Ты летишь, а не возишься в этой грязюке, точно лягушка. Еще немного, и я заквакаю. – Рожденный летать – ходить не обязан! – Не злорадствуй, – надулся Флинн. – И в мыслях не было. Разве только чуть-чуть, – признался Тайло. – Самую мельчайшую малость. Наконец-то Флинн вышел на твердую поверхность, под ногами приятно пружинил мох. То, что издалека он принял за болотные огни, оказалось светящимися душами людей. Они стояли по пояс в трясине и дрожали, как пламя свечи на ветру. Чем ближе Флинн подходил, тем холоднее становился воздух. Души не реагировали на него, их мысли были не здесь, а где-то на дне болота – томились под тиной и грязью. – Мы их зовем холодными огнями, потому что от них веет холодом безнадеги, – растолковал Тайло, подлетая ближе. – За что их так наказали? – ужаснулся Флинн, всматриваясь в бледные равнодушные лица. – Они потеряли все тепло, всю радость в своей жизни – они сами себя наказали. Не смогли справиться вот с ним. – Тайло указал за его плечо. Флинн с замиранием сердца обернулся, но никого не увидел. – Ниже, – подсказал Тайло. Флинн опустил глаза. На мшистой кочке сидел маленький зеленовато-желтый слизняк с большими грустными глазами. Один в один как тот, что был изображен на вывеске бара «Унылый слизень». – Они не смогли победить эту козявку? – не поверил Флинн. Он наклонился, чтобы рассмотреть поближе. Кажется, слизень пускал слюну. – Это не козявка, это демон Уныния! Флинн расхохотался. Так смешно ему еще никогда не было. Он подумал, что Тайло подшучивает над ним. Слизень внезапно весь сжался, будто испугался хохота, и уменьшился в размерах. – Посмотрим, как ты позже будешь смеяться. – Нет, серьезно! Ну как можно не одолеть эту мелюзгу? Его раздавить – раз плюнуть. – Так чего же ты ждешь? Давай, раздави – и дело с концом! Вернемся и будем пить горячий чай в столовой госпожи Эфонии. – Тайло достал из кармана леденец в оранжевой обертке, развернул и кинул в рот. Флинн еще раз посмотрел на демона. Маленький, испуганный слизняк выглядел самым несчастным существом на всем белом свете. Его большие темные глаза уже давно бы пустили слезу, если бы слизняки умели плакать. Будь у него губы, они бы сейчас дрожали от страха. Флинн произнес что-то нечленораздельное и поднял ногу, чтобы наступить на демона, но почему-то остановился. – Не могу, он такой несчастный. – Флинн опустил ногу на место. – Не стоит жалеть собственных демонов, не потакай им. Добром это не кончится, – сдвинув брови, сказал Тайло. – Ну какой вред он может принести? Он же совсем маленький – и мухи не обидит! – Вековые деревья тоже сначала были лишь семечками. Но раз ты решил, что этот демон не представляет никакой угрозы, то идем дальше, будем искать выход. Поняв, что опасность миновала, слизняк расслабился, и если бы мог, то непременно бы облегченно выдохнул. Флинн развернулся и последовал за Тайло. Чем дальше они пробирались, тем больше холодных огней встречали на своем пути. Те безучастно смотрели перед собой, подрагивая, как осенняя листва на ветру. Такие одинокие и потерянные. Флинн шел и думал: что же заставило эти души остановиться, перестать бороться? Какие тяжелые мысли завладели ими, не давая сдвинуться с места? У всех этих несчастных наверняка есть свое маленькое или большое горе, своя история, которую они прокручивают вновь и вновь, утопая в переживаниях не хуже, чем в болоте. Флинн остановился. Среди леса сияющих силуэтов он заметил старика: сухого и хрупкого, как тонкая ветка, с длинной бородой и тяжелыми веками, одетого в истлевшие лохмотья. Он еще не успел превратиться в холодный огонь. Флинн не раздумывая свернул с пути и побежал к нему. Ноги затягивала трясина, а кусты цеплялись за одежду, не желая пускать дальше. Болото явно не любило, когда кто-то тревожил его покой. Оно желало навеки усмирить Флинна, погрузив в свое зыбкое тело. – Эй, ты куда?! – прокричал Тайло, догоняя. – Там человек! Он еще не стал частью болота! Ему нужно помочь! – протараторил Флинн, ведя неистовую борьбу с трясиной. – Вот же идиот! – Тайло преградил ему путь. – Ты не сможешь вырвать этого несчастного из объятий уныния! Он сам этого не хочет. – Попытаться стоит! – возразил Флинн, оттолкнув психофора в сторону. – Когда же ты поумнеешь?! Только сами люди властны над своими судьбами. Как бы ты ни старался помочь, пока они не захотят – ничего не произойдет. Даже если ты поможешь кому-то пройти несколько шагов, он вновь увязнет в болоте. Потеряв веру и силу, они потеряли твердую почву под ногами! Но Флинн не прислушался к словам Тайло. Он уже добрался до старика и пытался достучаться до него. – Вы меня слышите? – взволнованно спросил Флинн. Старик не отреагировал. Его грудь мерно вздымалась, он будто спал с открытыми глазами. Флинн взял бедолагу за плечи и энергично потряс. – Ну же, придите в себя! – Что? Где это я? – Старик очнулся и изумленно уставился на Флинна. – Вы застряли в болоте! – с жаром ответил он. – Я помогу вам выбраться! – Зачем? – Кустистые брови старика поползли вверх. – Что значит «зачем»? – оторопел Флинн. – Вы же увязли в болоте Безысходности! Разве вы не хотите выбраться? – Было бы неплохо, – призадумался старик, приглаживая бороду. – Тогда обопритесь на меня и постарайтесь вытащить ноги. Старик схватился за Флинна и сделал вялую попытку освободиться от оков трясины. – Не получается, – сказал старик. – Ну же, еще! Вы даже не старались! – Флинн схватил старика за руки и потянул на себя, но тот не сдвинулся с места. – Это так тяжело, – пожаловался старик. – А впрочем, мне и здесь неплохо. – Он махнул рукой. – Нет! – запротестовал Флинн. – Я не оставлю вас здесь. Раз не получается так, то попробуем по-другому. Он обхватил старика за худое туловище и рывком потянул на себя. Ему было очень тяжело: болото не торопилось отдавать свою жертву. – Еще чуть-чуть! – надрывно простонал Флинн. Он сделал последнее усилие и вырвал старика из цепких лап болота. – Теперь вы свободны, – тяжело дыша, сказал Флинн. – Можете идти дальше? – Не уверен, – промычал старик, удивленно рассматривая свои ступни, словно видел их впервые. – Может быть, ты меня понесешь? Ты такой молодой и крепкий, а я сама дряхлость – сил совсем не осталось. Флинн опешил, но отказать не смог, почувствовав ответственность за судьбу несчастного. Посадив старика себе на спину, он побрел по болоту в поисках твердой почвы. Трясина затягивала все сильнее. – Тебе повезло, – с нотками зависти шепнул старик ему на ухо. – Ты не увязаешь в болоте так глубоко, как я. Тебе легче идти, а ко мне точно камни привязаны. – Дело не в этом. Мне тяжело, но я все равно иду.