Мне, конечно, непросто было представить, как Стелла будет иметь дело с кровью и тому подобными ужасами, но, если уж Нора считает, что может стать врачом, полагаю, Стелла вполне может быть у неё медсестрой. — Тогда тебе придётся ехать в Англию, — сказала Дейзи. — Сестра Огастина говорила, медсестёр-католичек готовят только там. Но Стелла, судя по всему, настолько далеко уезжать не собиралась. — Может, мне тогда стать инструктором по птицеводству? — предположила она. Мы все уставились на неё в полном недоумении. — Кем? — переспросила я. — Ну, знаешь, тем, кто обучает людей разводить кур. — И с какой стати тебе этим заниматься? — воскликнула Нора. — Ты вроде курами не увлекалась? — Нам, пансионеркам, пару месяцев назад рассказывали о разных профессиях — помнишь, Дейзи? — пробормотала Стелла. — И как раз упомянули эту. Ещё можно поступить на государственную службу или в банке работать. Ну или в школе преподавать. Но не думаю, что я в этом преуспею. Представить, что Стелла преуспеет в качестве инструктора по птицеводству, мне было ещё сложнее, но из вежливости я не стала об этом упоминать. К тому же в голову мне пришло нечто совсем иное. — До чего же это несправедливо! — Что именно? — нахмурилась Стелла. — Ты имеешь в виду, несправедливо по отношению к курам? — Нет, к нам, девочкам! Сама мысль, что для нас созданы всего пять профессий или вроде того! Ведь если бы мы были мальчиками, перед нами не стоял бы выбор между учительницей, медсестрой, банком, государственной службой и… и курами! Мы могли бы стать кем угодно, и никто бы слова не сказал, что мы не справимся. — Думаю, ты права, — кивнула Дейзи. — Конечно, права! И знаешь, будь у женщин право голоса, всё бы поменялось. Ну, рано или поздно. Тут Грейс, сидевшая вместе с Герти за соседним столом, поднялась со своего места и подошла к нам. — А нельзя ли умерить шум? — поинтересовалась она. — Кое-кому из нас необходима тишина и покой во время обеденного перерыва. — Да мы вовсе и не шумели, — возразила Дейзи. — Ты — нет, Дейзи. Но, боюсь, Молли разговаривает недопустимо громко. Прости, Молли, но это так. — Сейчас перемена, а не урок французского, — вмешалась Нора. — Мы имеем право поговорить. — Но кричать и вопить — нет, — чопорно поджала губы Грейс. — Хотя чего ещё ждать от вашей парочки? — И что это должно значить? — язвительно переспросила я. — Может, хватит уже этих глумливых замечаний, а? Хочешь что-то сказать — скажи как есть, не строй из себя паиньку. Грейс так обиделась, что даже забыла про свой жеманный голосок. — Да вы, суфражетки, только шуметь и горазды. Разве не так? — огрызнулась она. — Вы — кто? — воскликнула Джоанна. — И вовсе они не суфражетки, гусыня ты этакая! — поддержала её Дейзи. Но, взглянув на нас с Норой, осеклась. — Или да? Мы переглянулись. Что делать? Отрицать? Но разве это честно, раз уж мы и в самом деле готовы к борьбе? А ведь мы готовы, мы и впрямь готовы! По этому я вскинула голову и заявила: — Да, мы суфражетки. Похоже, Дейзи и Джоанну это потрясло. — Правда? — спросила Джоанна. — И что вы делаете? — О, мы с удовольствием расскажем, — ответила Нора, — как только всякие подлые сплетницы подслушивать перестанут, — и она весьма многозначительно покосилась на Грейс. Самое смешное, что Грейс, похоже, была вовсе не рада нас разоблачить. Честно говоря, мне даже показалось, будто она хочет взять свои слова назад. Думаю, ей просто нравилось ощущать себя единственной обладательницей некой тайны, которую можно использовать против нас. Во всяком случае, ошиваться рядом она не стала, а, откинув назад кудри, заявила: — Мне очень жаль, что вы считаете меня способной на такую подлость, как распускать сплетни. Я просто надеялась, что вы уже рассказали подругам о своей… гм… деятельности, и уж никак не могла подумать, что вы её стыдитесь, — и, не успели мы придумать ответ, снова уселась за свой стол. — А мы вовсе не стыдимся, — пожала плечами я. — Ну так расскажите же тогда про свои суфражистские дела, — взмолилась Дейзи. — Не здесь, — решительно заявила Нора. — Пойдёмте в библиотеку. До конца перемены оставалось уже совсем недолго, так что мы поспешили в библиотеку и нашли укромный уголок, где никто не мог нас подслушать. — Ну же! — поторопила Дейзи, едва мы уселись за круглым столом. — Мы ходим на митинги, — начала Нора. — На суфражистские митинги. Она не стала упоминать, что мы были всего на двух, причём последнего даже не видели. — И ещё помогали продавать суфражистский журнал на Сэквилл-стрит, — добавила я. Что было уже практически враньём, но не до конца: мы же всё-таки присматривали за сумкой, а значит, помогали Филлис. — Божечки! — ахнула Дейзи. — А ещё — только чтобы никому, ни единой живой душе! — с важным видом подхватила Нора, — мы исписали суфражистскими лозунгами все тротуары в центре: распространяли информацию о митинге. Джоанна и Дейзи были настолько потрясены, словно мы сказали, что подожгли почтовый ящик. — А это не преступление? — выдавила наконец Джоанна. — Конечно, нет, — уверенно заявила Нора. — Первый же дождь их смоет. Мне снова пришло в голову, что мы почему-то даже не поинтересовались, можно ли писать мелом на тротуарах. И я вовсе не была уверена, одобрят ли наши действия Дейзи и Джоанна: слишком уж они выглядели ошеломлёнными. А потом прозвенел звонок на урок, и до конца дня у нас больше не было возможности с ними поговорить. — А ты не думаешь, что Дейзи или Джоанна могут встать на сторону Грейс? — спросила я Нору по дороге домой. — Не думаю, — ответила та, гоняя по тротуару камешек. — Но до чего же несправедливо! Почему мы должны жить в страхе, что Грейс накличет на нас неприятности? Только потому, что хотим бороться за свои права? — Включая право работать не только учителем куроводства! Всю дорогу до дома я так и размышляла о несправедливости мира. Меня впустила Мэгги, с порога объявив, что испекла ещё один лимонный пирог. — И Дженни здесь. Зайди поздороваться, если хочешь. — О, конечно! — воскликнула я. Дженни — это сестра Мэгги, на самом деле её зовут Джейн. Они с Мэгги сироты, что мне кажется ужасно печальным, хотя Мэгги и говорит, что уже привыкла, поскольку их родители умерли очень давно, когда обе они были ещё совсем юными. После этого Мэгги и пошла в служанки, переехав жить к нам. Дженни устроилась на кондитерскую фабрику и частенько заходит навестить Мэгги, а Мэгги время от времени ездит к сестре в выходные. Дженни мне всегда нравилась, и не только потому, что приносила обломанное или раскрошенное печенье (его она берёт на фабрике, и порой оно даже вкуснее того, что в коробке). В общем, спустившись вслед за Мэгги в кухню, я была очень рада её видеть. — Привет, Дженни! — воскликнула я. — Привет и тебе, юная Молли, — улыбнулась в ответ Дженни, протягивая тарелку. — Пирог будешь? Мэгги налила мне чаю, и вскоре я уже сидела за столом с двумя сёстрами Мёрфи — это их фамилия, я тебе говорила? Кажется, я никогда особенно об этом не задумывалась, поскольку мы-то всегда зовём их по имени. Забавно, что всяческих взрослых, вроде маминых подруг или Нориной мамы, я называю мистер и миссис Как-там-их-фамилии, а Дженни, Мэгги и прочую прислугу — только по имени. Но теперь, когда я всё-таки задумалась, это кажется мне слегка грубоватым. Только представь, что я вдруг назову миссис Шеффилд Марией, — да она в жизни не позволит мне больше выгуливать Лихо. Кстати, может, стоит попробовать, когда она в следующий раз зайдёт?.. Но я отвлеклась (опять). Мы сидели за кухонным столом, я пила чай, ела очень вкусный лимонный пирог (возможно, такой же вкусный, как пироги Неллиной мамы) и расспрашивала Дженни о кондитерской фабрике. Судя по её словам, ей и другим работающим там женщинам сейчас несладко приходится. — Мы тут узнали, что в обеденный перерыв должны накрывать для мужчин столы, — сказала она. — Но платить нам за это не будут. Я сразу вспомнила, что Филлис говорила о Дженни. — Но ты ведь в профсоюзе? — Уж будь уверена, — довольно улыбнулась Дженни. — Нечего у меня в кухне такие разговоры заводить! — проворчала Мэгги, сурово поглядев на сестру. — Да ладно тебе, Мэгги, мы ведь до прихода Молли как раз об этом и говорили. — Это было наедине, — возразила Мэгги, переведя взгляд на меня. — И нет, Молли, не начинай, что ты вовсе не против, — это мы уже проходили. Если наслушаешься радикальной болтовни, я отвечать не стану. — Вот так оно и бывает, когда на чужих людей спину гнёшь, — заявила Дженни. — Думаешь, сыт-одет, крыша над головой, всё такое, а приглядишься — уже и душа с телом не твои, хозяйские. Не обижайся, Молли, не о твоих родителях речь. — Понимаю, — кивнула я. — Я, может, и горбачусь до седьмого пота на этой фабрике, но чуть только за ворота выйду, могу делать что хочу и говорить что хочу. — Ну и скажи, разве тебе не повезло? — вмешалась Мэгги. — Не каждому такая чудесная работёнка прямо в руки падает. Для девушек вроде нас мест не лопатой греби, если ты не заметила. — Ну, по крайней мере, будь ты в профсоюзе, могла бы отстаивать свои права. Или хотя бы их иметь! Слыхала небось о «прислуге за всё»: девчонки в одиночку за десятерых горничных батрачат! И хотя мы не заставляем нашу «прислугу за всё» (то есть, понятно, Мэгги) выполнять всю работу по дому, я знала, что Дженни права. Только вспомни, как относится к слугам тётя Джозефина!