— Ну, это неправда. Многие лидеры движения замужем. И кстати, именно с этого начала бы Грейс. — Кроме того, — продолжил Фрэнк, — они говорят, что, если суфражетки продолжат требовать права голоса, Лондон никогда не предоставит нам гомруль. В смысле, что это используют как предлог, чтобы заблокировать парламентский билль. — Какой вообще смысл в гомруле, если право голоса будет только у мужчин?! — воскликнула я, переходя Дорсет-стрит. — Я-то понимаю, что вы имеете в виду. Но не думаю, что ребята в школе с этим согласятся. Эй, осторожно! Я так рассердилась, что не заметила большого угольного фургона, несущегося прямо на нас. К счастью, Фрэнк успел схватить меня за руку и оттащить в сторону. — Боюсь, вся ваша доблесть будет напрасна, если вас собьёт угольщик, — улыбнулся он. Улыбка у него ужасно милая. Или я уже это говорила? В общем, через пару секунд я поняла, что он всё ещё держит меня за руку и мне очень приятно. Но тут он её отпустил, и мы помчались к противоположному тротуару. А потом вернулись к разговору о книгах. Беседа оказалась такой увлекательной, что, когда на углу его переулка нам всё-таки пришлось расстаться, я была до смерти огорчена. — Спасибо, что присматривали за мной. — О, не стоит благодарности, — ответил Фрэнк. — Надеюсь, митинг будет что надо. Вы же, я думаю, пойдёте? — Конечно, — гордо заявила я. — Что ж, в таком случае чудесного вечера. И не беспокойтесь, ни одна живая душа не узнает. Я долго смотрела ему вслед, потом вздохнула и молча побрела домой. — Ты где это была? — набросилась на меня Мэгги, едва открыв дверь. — Меня не предупреждали, что ты куда-то идёшь. — А, пустяки, заскочила к Норе, — очередная до отвращения лёгкая ложь. — Ты ведь не станешь рассказывать об этом маме? Я ей не говорила, что задержусь. — Полагаю, причин упоминать об этом у меня не будет, — улыбнулась Мэгги. Но потом её взгляд упал на мою юбку, и улыбка вмиг исчезла. — Это что ещё такое, господи боже? Юбку только на прошлой неделе носили в прачечную! Я опустила глаза и увидела, что на коленях остались белёсые отметины, — должно быть, забыла отряхнуть, когда дописала второе объявление. — Ничего страшного, просто немного мела. Мы в классики играли. — А ты не старовата для классиков? — нахмурилась Мэгги. Что-то в её тоне подсказало мне, что она знает о моей лжи. И о том, что это как-то связано с суфражетками. Но лишних вопросов она, видимо, решила не задавать. — А что, неплохая разминка, — беззаботно бросила я. Потом, схватив папину одёжную щётку, лежавшую в прихожей, добавила: — Схожу-ка я на задний двор, отряхнусь. Не хочу, чтобы по всему дому пыль летела, — и, прежде чем Мэгги успела что-либо сказать, юркнула в кухню, а оттуда через заднюю дверь во двор. Стряхнуть мел с юбки оказалось легко, но я поняла, что в будущем должна быть осторожнее. Мэгги, конечно, на моей стороне (или, по крайней мере, на стороне нашего дела), но я всё не могу забыть её слов о том, как поступят родители, если узнают, что она в курсе моей деятельности. И ещё, пожалуй, больше не пойду писать объявления в одиночку. Напереживавшись из-за того, что меня могут застать на месте преступления, теперь я чувствую себя совершенно вымотанной. До чего же трудно иногда быть тайной суфражеткой! Тем не менее я рада, что сделала это. И рада, что повстречала Фрэнка, хотя и не могу поверить, что в школе Гарри говорит о нас по-доброму. Вот уж действительно: жизнь полна сюрпризов. Пора заканчивать. Удачи тебе на премьере: уверена, ты будешь великолепна. Надеюсь, кто-нибудь сфотографирует вас в костюмах, чтобы ты, когда приедешь на каникулы, смогла показать мне, как это выглядело, — всё никак не могу представить тебя с накладной бородой. Хотелось бы и мне устроить что-нибудь подобное, но в средней школе пьесы разрешают ставить только пансионеркам. Мы с Норой считаем, что это крайне несправедливо. Впрочем, кое-кто из девушек постарше принимал участие в рождественской постановке «Двенадцатой ночи»[25], а Филлис в выпускном классе была удивительно хороша в роли Джульетты, так что, может, у нас ещё будет шанс себя проявить. В любом случае я надеюсь, что для тебя это будет блестящая неделя, — обязательно напиши мне и всё расскажи. А я в следующий раз напишу, как прошёл большой митинг. Хотелось бы верить, что наша писанина окупится и зал заполнится доверху! Любящая тебя Молли И ДА ЗДРАВСТВУЕТ ПРАВО ГОЛОСА ДЛЯ ЖЕНЩИН! Воскресенье, 2 июня 1912 г. Дорогая Фрэнсис, мне совсем не пишется, настолько я сердита и разочарована, но, наверное, имеет смысл рассказать тебе о моих обидах, пока они ещё свежи. В общем, вчерашний вечер вылился в полнейшую катастро фу. Не сам митинг — он-то прошёл хорошо (по крайней мере, так я поняла со слов Филлис), просто мы с Норой ничегошеньки не увидели И ДАЖЕ успели поссориться, а всё из-за этой дуры Мейбл. Ладно, она не дура и в прошлом была с нами очень мила. И с Норой мы поссорились не по её вине. Но в данный момент я и правда ужасно на неё сержусь. Сейчас всё это кажется далёким, словно случилось много лет назад. Я так сгорала от нетерпения пойти наконец на настоящий митинг и стать частью движения, что считала минуты до выхода. К несчастью, после обеда к нам заглянула выпить чаю тётя Джозефина, и, едва мама упомянула, что Филлис ведёт меня вечером на концерт, я застыла от ужаса. — Мне кажется, Филлис ещё недостаточно взрослая, чтобы водить Молли в общественные места, — фыркнула тётя Джозефина. Я испуганно затаила дыхание, ожидая, что мама скажет: «А ведь ты права, Джозефина, не стоит мне её отпускать», но она ответила: «О, не волнуйся, Джозефина, я своим девочкам полностью доверяю», — и я с облегчением выдохнула. Правда, почувствовала себя при этом несколько виноватой, поскольку мы всё-таки врали маме, и немало. Впрочем, к тому времени, как я собралась, это неприятное чувство исчезло. Я надела своё лучшее платье с новым летним пальто, и мама сказала, что я выгляжу очень элегантно, хотя она не понимает, что я такое делаю со шляпными лентами, которые вечно выглядят так, будто их кто-то жевал. — Но, уж конечно, не ты, — и она улыбнулась, давая мне понять, что готова закрыть глаза на шляпные ленты. Тем более что они были вовсе не так ужасны, просто немного поистрепались по краям. И мы с Филлис наконец вышли в тёплый солнечный вечер. — Мы сделали это! — воскликнула я, едва за нами закрылась входная дверь. Но Филлис прошипела, чтобы я заткнулась, и практически волоком стащила меня с крыльца. — Какая же ты неосторожная! Там ведь окно открыто! — возмутилась она, отойдя чуть подальше от дома. — Мама, наверное, слышала каждое слово! — Прости, Филлис, — пробормотала я, дав себе слово впредь быть благоразумнее, но надолго моего благоразумия не хватило. Мне хотелось бежать вприпрыжку, хотя, конечно, я для такого уже слишком взрослая. Но шла я всё равно очень быстро — настолько, что Филлис была вынуждена меня притормозить. — Мы ведь ещё даже до Нориного дома не добрались, — сказала она. — Если будешь и дальше нестись с такой скоростью, на митинг мы заявимся пунцовыми и насквозь пропотевшими. — Филлис! — потрясённо отшатнулась я. — Ладно, пусть будет испарина, — хмыкнула Филлис. — В любом случае давай-ка помедленнее. Я подумала, что и впрямь не хотела бы выделяться на митинге раскрасневшимся лицом и запахом пота, поэтому немного притормозила. Но до чего же трудно было вести себя прилично и воспитанно, особенно когда мы захватили и Нору, тоже едва не подпрыгивающую от волнения! Филлис это совсем не понравилось. — Успокойтесь уже, девочки, — строго сказала она. — Я пообещала взять вас на митинг, поскольку считала, что вы умеете вести себя прилично. Пожалуйста, не заставляйте меня об этом пожалеть. Так что нам пришлось перестать скакать, хотя это было ужасно сложно, особенно когда Филлис начала перечислять ораторов, которые должны были там выступать. — Графиня Маркевич, конечно. Говорят, она ужасно любит эффектные появления. Я слышала, в Англии она явилась на суфражистский митинг, управляя четвёркой[26] белых лошадей. Мне, разумеется, хотелось бы увидеть нечто подобное и сегодня вечером, но Филлис сказала, что это маловероятно. — А ты и правда считаешь, что могут быть стычки? — спросила Нора, когда мы сели в трамвай, понёсший нас по Дорсет-стрит. — В смысле, с противниками митинга. — Не знаю, осмелятся ли они явиться, — пожала плечами Филлис. — Они обычно приходят, когда мы протестуем против других вещей: например, заседаний Ирландской партии в резиденции лорда-мэра. Но на сей раз мы явно будем превосходить их числом. Однако помните, при первых признаках беспорядков вы должны немедленно уйти. Мы вышли на Колледж-Грин и вдоль высокой стены Тринити-колледжа направились к Грейт-Брансуик-стрит, судя по часам на фасаде, уже немного опаздывая. Наверное, стоило всё-таки поспешить, когда была такая возможность, хотя я не решилась сказать об этом Филлис: вдруг ещё откажется отдавать нам билеты (такой возможности исключать не стоило). Тем более что она уже и так тревожно озиралась по сторонам. На подходах к залу я заметила ещё нескольких идущих на митинг женщин с суфражистскими значками на лацканах пальто. У одной была даже зелёно-бело-оранжевая, цветов ИЖЛИП, розетка с надписью «ПРАВО ГОЛОСА ДЛЯ ЖЕНЩИН», и мне ужасно захотелось такую же, хотя я понимала, что никогда не смогу набраться смелости носить её на глазах у родителей. Вообще, я уже не в первый раз спрашивала себя, не слишком ли моё поведение трусливо для тайной суфражетки (во всяком случае, большинство домашних не в курсе), но тотчас же вспоминала, что, если бы мама с папой узнали о моих взглядах, они бы меня даже из дома не выпустили. И чего ради тогда откровенничать? Нора явно подумала о том же, поскольку задумчиво произнесла: «Жаль, у нас нет таких розеток». — Ну, вот мы и на месте, — объявила Филлис, взглянув на свои очаровательные часики, подарок к восемнадцатилетию. — Как раз вовремя: уже почти восемь. У входа Филлис ожидала женщина в зелёном пальто, которую я однажды застала с листовками (кажется, что это было уже так давно). Увидев нас, она была несколько удивлена. — Здравствуйте, Филлис и… не помню, чтобы мы встречались. — Это моя сестра Молли, — представила меня Филлис. — И её подруга Нора. Девочки, это миссис Даффи. — Вы ведь знаете, что здесь сегодня будет, правда? — нахмурилась миссис Даффи. — Это не какой-то там концерт, девочки. — Конечно, знаем! — возмущённо воскликнула я. — И пришли поддержать движение. Похоже, Нора собиралась добавить что-то очень резкое, но тут, к счастью, из вестибюля показалась Мейбл. Миссис Даффи кивнула ей и Филлис, сказав, что встретится с ними внутри, и вошла в здание. — Ну, где билеты? — В смысле, и на девочек тоже? — переспросила Мейбл. — Именно! Я ведь даже деньги тебе отдала. Тогда-то всё и пошло не так. Я поняла это по виноватому виду Мейбл. — Мне так жаль, — пролепетала она, — но я не знала, что билеты для них. Я думала, это для Кэтлин и Маргарет. — Уверена, они могут сами позаботиться о билетах, — перебила её Филлис. — Нет, ты не понимаешь! — воскликнула Мейбл. — Я уже отдала им два билета, которые ты просила купить. И они уже внутри. Более того, я их и убедила, что билеты ты просила оставить именно для них. — Что за легкомысленность, Мейбл? На тебя это совсем не похоже, — заявила Филлис. — Должно быть, сказывается дурное влияние твоего воображаемого жениха. Что ж, полагаю, нам придётся купить ещё два билета. Но когда она дошла до кассы, ей сказали, что билетов больше нет!