– И куда же ты теперь? – Без понятия, – ответил Блестящий Мальчик. – Я убегаю откуда-то, а не куда-то. Глава шестая. Дом русалки Родители Мавис, Фрэнсиса, Кэтлин и Бернарда были очень разумными людьми. Будь они другими, эта история никогда бы не случилось. Они любили общаться со своими детьми не меньше остальных известных вам отцов и матерей, но не суетились вокруг них постоянно. И они прекрасно понимали, что детям не хочется абсолютно всегда находиться под родительским надзором. Поэтому было много хороших минут, которые вся семья проводила вместе, но бывали и такие моменты, когда отец и мать уходили вдвоем и наслаждались своей взрослой жизнью, а дети наслаждались своей детской. Случилось так, что именно в тот день в Лимингтоне должен был состояться концерт, и папа с мамой собрались на него сходить. Они спросили детей, не хотят ли те присоединиться, и ответ был настолько же вежливым, насколько твердым. – Что ж, хорошо, – сказала мама, – тогда занимайтесь чем угодно. Я бы на вашем месте поиграла на берегу. Только не заходите за утес, потому что во время прилива это опасно. Держитесь на глазах береговой охраны, и все будет в порядке. Кто-нибудь хочет еще пирога? Нет? Тогда я, пожалуй, побегу переодеваться. – Мама, можно, мы отнесем пирог и еще что-нибудь маленькому мальчику, который сказал, что ничего не ел со вчерашнего дня? – вдруг спросила Кэтлин. – А где он сейчас? – поинтересовался отец. Кэтлин густо покраснела, но Мавис осторожно ответила: – Где-то на улице. Мы обязательно его найдем. – Очень хорошо, – сказала мама, – а еще можете попросить миссис Пирс дать вам хлеба и сыра. А теперь мне надо быстро бежать одеваться. – Мы с Кэти тебе поможем, мама, – сказала Мавис и тем самым спаслась от дальнейших расспросов отца. Мальчики ускользнули при первых же удивительно неосторожных словах Кэтлин о поджидающем Рубе. – Да все в порядке, – возразила Кэтлин позже, когда они шли по полю, бережно неся тарелку со сливовым пирогом и хлебом с сыром и далеко не так бережно – некий сверток. – Я увидела, что маме не терпится бежать, и тогда уж заговорила. А если можно попросить разрешения, прежде чем что-то сделать, всегда безопаснее попросить. – Послушайте, – сказала Мавис, – если русалка хочет нас видеть, нам нужно только спуститься к морю и прочитать: «Сабрина прекрасная», и она обязательно явится. Если она действительно хочет повидаться с нами, а не поучаствовать в еще одном смертельно опасном ночном приключении. Возможно, манеры Рубена за едой были хуже ваших, но он явно наслаждался принесенным ему угощением. Он оторвался от него всего на полсекунды, чтобы сказать: – Высший класс. Спасибо, – в ответ на искренние расспросы Кэтлин. – А теперь, – сказал Фрэнсис, когда исчезла последняя крошка сыра и с ложки были слизывалины остатки сливового сока (с оловянной ложки, потому что, как правильно заметила миссис Пирс: «Всякое случается»), – теперь слушай. Мы идем прямиком на берег, чтобы попытаться ее увидеть. Если хочешь пойти с нами, мы можем тебя замаскировать. – Как это – замаскировать? – спросил Рубен. – Однажды я действительно нацепил фальшивую бороду и зеленые усы, но даже собаки на такое не купились. – Мы подумали, что тебе лучше переодеться в девочку, – мягко сказала Мавис. – Потому что, – поспешно добавила она, чтобы рассеять грозовую тучу, пробежавшую по лицу Рубена, – потому что ты такой мужественный. Никто ничего не заподозрит, даже на миг. Ты станешь вовсе непохожим на себя. – Валяй дальше, – сказал Блестящий Мальчик, лишь наполовину успокоившись. – Я принесла тебе кое-что из своих вещей и пляжные туфли Фрэнса, потому что мои-то, конечно, слишком детские. Тут Рубен расхохотался, а потом очень музыкально промурлыкал: – Твоим я не поверю клятвам, льстец, Иначе увязну и мне конец. – О, ты знаешь «Графиню-цыганку»? Как здорово! – обрадовалась Кэтлин. – Старая матушка Ромэн знала уйму песен, – сказал он, вдруг сделавшись серьезным. – Давайте, швыряйте сюда свои шикарные шмотки. – Ты только сними куртку и выйди, а я помогу тебе одеться, – предложил Фрэнсис. – Лучше сперва натянуть юбку на мои ходули, – сказал Рубен. – А то вдруг кто-нибудь пройдет мимо и узнает цыганского ребенка. Давай сюда свои шелка, а побрякушки придержи пока. Дети протолкнули сквозь раздвинутые ветви синюю саржевую юбку и вязаную кофту. – Теперь шляпу, – велел Рубен, протянув руку. Но шляпка оказалась слишком большой, чтобы пропихнуть ее в кусты, и мальчику пришлось выйти. Как только он появился, девочки увенчали его большой соломенной шляпой, обмотанной голубым шарфом, а Фрэнсис и Бернард, схватив Руба за ноги, натянули на них коричневые чулки и белые пляжные туфли. И вот Рубен, блестящий беглец из цыганского табора, стоит среди своих новых друзей как довольно неуклюжая, но вполне приличного вида маленькая девочка. – Теперь-то мы живенько дотопаем, – сказал он, с фальшивой улыбкой оглядывая саржевую юбку. Так и случилось. Доверив оловянную ложку, тарелку из-под пирога и сброшенные ботинки Рубена любезному укрытию кустарника, все направились прямиком к морю. Когда дети добрались до той прекрасной части берега, где между низкими скалами и высокими утесами лежит гладкий песок и громоздится галька, Бернард резко остановился. – Послушайте, если прекрасная Сабрина окажется симпатягой, я не прочь продолжить приключение. Но если в нем будет участвовать Кэтлин – не стану. – Это нечестно! – воскликнула Кэтлин. – Ты же сам сказал, что мне можно! – Разве я так говорил? – любезно обратился Бернард к остальным. – Сказал, – коротко подтвердил Фрэнсис. Мавис заявила: – Да! А Рубен подытожил: – Ну ты же сам ее спросил, согласна ли она пойти с тобой. – Хорошо, – спокойно проговорил Бернард. – Тогда я не иду. И все тут. – Да чтоб тебя! – воскликнули по крайней мере трое из пятерых ребят, а Кэтлин хныкнула: – Не понимаю, почему меня никогда никуда не берут. – В конце концов, нет ничего опасного в том, чтобы попытаться увидеть русалку, – нетерпеливо сказала Мавис. – Давай, Кэти, ты пообещаешь, что не будешь делать ничего без разрешения Бернарда. Этого ему хватит? Хотя не пойму, почему ты должна быть его рабыней только потому, что он решил, будто ты его любимая сестра. Так пойдет, Мишка? – Я пообещаю все что угодно, – сказала Кэтлин, чуть не плача, – только позвольте мне пойти вместе с вами и посмотреть на русалку… Если она не окажется невидимкой. На том и порешили. Дальше встал вопрос о том, где говорить волшебные слова. Мавис и Фрэнсис проголосовали за границу камней, где когда-то уже с таким успехом нужные слова были произнесены. – А почему не здесь, на этом самом месте? – спросил Бернард. Кэтлин грустно заметила, что подойдет любое место, лишь бы русалка явилась на зов. Но Рубен, мужественно остававшийся в девчачьей одежде, сказал: – Слушайте. Когда ты в бегах, как я, то меньше слов – больше дела, и с глаз долой – из сердца вон. Как насчет пещер? – В пещерах чересчур сухо, если не считать прилива, – возразил Фрэнсис. – А в прилив там слишком мокро. Слишком. – Не во всех, – помотал головой Рубен. – Если повернуть и двинуть вверх по тропинке на утес, там будет пещера. Однажды я в ней прятался. Совсем сухая, кроме одного угла, а в нем воды полным-полно… Что-то типа пруда между камней, только глубже. – Морской воды? – тревожно спросила Мавис. – Должно быть, ежели море так близко, – ответил Рубен. Но все оказалось не так: когда они поднялись по тропинке к утесу и Рубен показал, где именно свернуть в сторону, а потом раздвинул кусты ежевики и утесника, полностью скрывавшие вход в пещеру, Фрэнсис сразу понял, что вода в ней не может быть морской. Слишком далеко до места, куда дохлестывали волны, даже в самую штормовую погоду. – Так что от этой пещеры никакого толку, – объяснил он. Но остальные возразили: – Давайте попробуем, раз уж пришли! И они углубились в сумрак пещеры. Она была очень красивая, не меловая в отличие от утесов, со сводом и стенами из того серого камня, из которого строят дома и церкви на холмах близ Брайтона и Истборна. – Это вам не какая попало пещера, – важно сказал Бернард. – Ее построили люди в далекие времена, как Стоунхендж[11], Чизринг[12] и Дом Китс-Коути[13]. Внутрь проникал солнечный свет, пробиваясь сквозь кусты ежевики. Вскоре глаза детей привыкли к полумраку, и они увидели, что пол здесь усыпан сухим белым песком, а вдоль одной стены темнеет узкая полоса воды. Ее окаймляли папоротники, склоняясь к гладкой поверхности, ловившей отблески солнца. Но вода была неподвижной, и все почему-то почувствовали, что она очень глубокая.