Винс замирает с криком боли, засовывает руку в пакет и достает обувную коробку от Jimmy Choo. «Для Гари», – написала я черным маркером на крышке и оставила коробку на крыльце для – неожиданный поворот! – Гари, фотографа из New York Times, который последние несколько недель маячил у моего окна. Гари не только работает в самом уважаемом издании, но и больше всех проявляет профессионализм. Нет, он не работает по выходным. Никто из них не работает. Я не такая уж большая сенсация. (Хотя это скоро изменится!) Но он всегда на месте с утра пораньше в понедельник, когда остальные мерзавцы подгребают к половине десятого. Понедельник хорошо подходил для моих целей. Мне было нужно, чтобы Гари нашел коробку и посмотрел видео после того, что я собираюсь сделать сегодня. Если бы это произошло до бранча у Джесси, у меня бы вряд ли получилось оказаться в одной комнате с этими шлюхами. Сегодняшнюю сцену отменили бы. То, что там записано, – настоящая бомба. Судя по обиженному выражению лица Винса, он смотрел видео. – Я увидел, как ты уходишь, – говорит он, подразумевая камеру видеонаблюдения на входной двери, – и подумал, что можно забрать из дома кое-какую одежду, пока тебя нет. Но потом нашел это и… – его голос эмоционально надламывается. Да как он смеет. Как смеет обижаться на это! – Ты собиралась это опубликовать? – печально интересуется Винс. – Хотела, чтобы это увидела моя семья? Моя мама? Смотрю на лежащий на раковине утюжок, который вчера забыла выключить. Еще раз скажешь про эту сучку в красной шляпе, и я… – Знаешь, – продолжает он, – в нашем браке ты тоже не была невинной, но я не распинаюсь об этом на сцене Talk House. И не делюсь с папарацци видео с твоими интрижками. Он впервые говорит со мной так. Можно искренне и жестко попросить его не злить меня, но еще рано быть добренькой. Я скажу что угодно, только бы добраться до дома Джесси. Глубоко вдыхаю, готовясь к куче бреда, что сейчас сорвется с моих губ. – Я знаю, – произношу я хрипло, подстраиваясь под его голос. Это совсем не сложно. После выступления на сцене у меня подпортились голосовые связки. – Ты бы так со мной не поступил. Ты просто трахнул ту, которая никогда не внушала мне опасения и которой я рассказала все: что ощущаю себя невидимой и глупой, о нейромедиаторах, о том, как сложно быть дочерью моей мамы, чем занимается Винс, когда меня нет рядом, и что я тоже этим занимаюсь, но только чтобы не чувствовать себя неполноценной. Я показала этой сучке свой живот, потому что думала, что никогда ее не потеряю. Думала, она Винса не заинтересует, а если и заинтересует, это не страшно, потому что ей это не нужно. – Я скучаю по нашей совместной жизни, – шепчет Винс, стирая крокодилью слезу. Прижимается спиной к стене и сползает на пол ванной. Обхватывает ноги руками и с сокрушенным стоном опускает лоб на колени. Ну конечно же, ты скучаешь по нашей «совместной жизни», дурень. Ты – тридцатидвухлетний несостоявшийся актер, живущий в особняке на Верхнем Ист-Сайде. Тебе подфартило со мной, а ты конкретно облажался. Не отвлекайся, Стеф! Успокаиваюсь и медленно опускаюсь на пол возле Винса, будто устраиваюсь в горячей ванне. Кладу голову на его плечо, больше для того, чтобы он не видел моего лица, на котором отражается отвращение. – Я тоже скучаю по нашей совместной жизни. – Смотрю на коробку на его коленях, в которой все еще лежит GoPro. Как мне забрать это у него? И кому теперь отдать? Винс поднимает голову, на лице играет надежда. – Тогда зачем мы это делаем? Я небрежно взмахиваю рукой – мол, я уже ничего не знаю. – Винс, я злилась. Мое эго пострадало. Наверное, я пыталась причинить тебе столько же боли, сколько ты причинил мне. Винс тянется к моей руке и нежно поглаживает ладонь, отчего мне хочется сорвать с себя кожу. – Ты действительно хочешь развестись? Поджимаю пальцы на ногах и стискиваю зубы. – Нет. Я хочу все исправить. Все это. Нас. Книгу. Шоу. Вот почему я сюда приехала. Эта сцена у Джесси – мой последний шанс объясниться. Я должна поехать. И ты тоже. Мы можем всем сказать, что развод отменяется. Мы останемся вместе. Докажем всем, что мы сильнее шоу. Винс кладет палец под мой подбородок, как я это делала вчера с тем парнем, забыла его имя. Если задуматься, я научилась этому движению у Винса. Как мило. – Я бы этого хотел, – признается он, а потом наклоняется и, дразня, касается губами моих, словно говоря: «Вот чего тебе недоставало». Мое похмелье дает о себе знать. А затем – как опытная охотница за деньгами, использующая секс для того, чтобы получить желаемое, – в последний раз удовлетворяю своего мужа на полу ванной. И, покорно прыгая на его маленьком перце халапеньо, молюсь, чтобы тот парень одарил меня вшами или еще чем похуже, например, сифилисом. Хотя Винсу не придется долго страдать. * * * На подъездной дорожке происходит противостояние. Джен твердит, что мы не поедем к Джесси на ее машине, а я настаиваю на обратном. Машина Келли – настоящий металлолом, и не в лучшем смысле, как армейский Defender 90-х годов, который Джесси купила на eBay и на котором разъезжает, не портя свою лесбийскую причесочку на ветру. Мне нужна экологически безопасная машина Джен, которая за четыре секунды разгоняется с нуля до шестидесяти, но Джен нащупывает ключи и запирает машину, когда наша компания устремляется к гаражу. – Просто, – Джен на мгновение замолкает, – у меня сегодня немного кружится голова. От жары. Я не в состоянии сесть за руль. – И, явно переигрывая, прикладывает руку ко лбу. – Я поведу, – нетерпеливо вызываюсь я. «Принимая душ», я скинула видео с GoPro на телефон. От меня разит потом после бара и спермой двух разных мужиков. Мне не совсем хочется оставлять всем на память это ароматическое воспоминание, но я не могла взять камеру с собой, иначе бы Винс ее нашел. – Она едет по-другому, ты к такому не привыкла, – возражает Джен. – Нам правда лучше взять машину Келли. – Эм, – Келли смеется, – в моей машине нет кондиционера. – Я лучше поеду с Келли, – медленно произносит Лорен, отступая под тень дерева. Солнце сегодня беспощадно, словно бесится, что так долго скрывалось за штормовыми облаками. Надеюсь, оно не засветит кадр. Винс опирается на машину Джен, положив ладони на багажник. – Кажется, кондиционер тебе не помешает, – говорит он Лорен с кривой, сопереживающей улыбкой, предположив, что у нее отходняк после вчерашнего. Но я много раз видела Лорен с похмелья, и сейчас дело не в нем. В любой другой день я бы задумалась, почему она так странно себя ведет. Небольшие круглые солнечные очки Лорен сидят прямо на переносице, вызывая ностальгию по девяностым. Она смотрит поверх тонкой оправы на руки Винса, что лежат на багажнике, и ее губы размыкаются в замешательстве. – Я не поеду на машине Джен, – заявляет она скорее себе, нежели нам. Я всплескиваю руками – ладно, у меня все получится даже в машине Келли – и действую первой, усаживаясь сзади посередине и таким образом пресекая все истерики по поводу того, у кого длиннее ноги или слишком раздутое эго, чтобы занять это место. Лорен устраивается справа от меня, Винс – слева и ворчит, что это глупо. Джен садится на переднее пассажирское сиденье. В машине пахнет фруктовой жвачкой. Поднимаю голову и вижу свисающий с зеркала заднего вида ароматизатор со вкусом земляники в сливках. Ну конечно. Келли вставляет ключ в зажигание и поворачивает его. Двигатель тужится, хрипит, старается, а потом с женским криком сдается. Келли берется за подголовник сиденья Джен и смотрит на нас поверх неоново-синих солнечных очков, какие были популярны прошлым летом. – Ну, – смеется она, – у нее хороший пробег. Если это не призыв бога к действию, то я не знаю, что это такое. Я практически несусь к машине Джен. Но только собираюсь сесть на заднее сиденье, как замечаю, что Джен остановилась на подъездной дороге. Она рассматривает руку на солнечном свету. Что-то застряло в ее кольце. Наверное, волос, судя по тому, как она подхватывает это пальцами и, потянув, стряхивает, на ее лице отражается паника, как у всех женщин, когда они обнаруживают на себе ползающую букашку, от которой нужно избавиться, но которую не хочется трогать. Одурело хлопая глазами, она смотрит, как волос медленно опускается на землю. Затем, покачиваясь, плетется к дому, припадает к стене, и ее рвет на японский клен, посаженный Иветтой в память о покойной матери. Что-то даже попадает на мемориальную табличку с надписью: «Для Бетти «Боевой топор» Гринберг, которая скорее умерла бы, чем упокоилась с миром». – Джен! О боже! – кричит Келли и бежит к ней на помощь. Келли – это новая Лорен? – Ты в порядке? Джен выпрямляется и машет рукой над плечом, отгоняя Келли, после чего снова сгибается, и ее рвет. Винс, как всегда, обеспокоенный за благополучие других, отворачивается, морщит лицо в отвращении, словно может оказаться следующим. Глаза Лорен по какой-то странной причине наполняются слезами, хотя я сомневаюсь, что она сама понимает, почему. Я наблюдаю, как расширяется и сокращается костлявая грудная клетка Джен, пока к ней возвращается самообладание. Она выпрямляется и вытирает рот тыльной стороной ладони. Похмелье? Заболела? Это заразно? Во мне просыпается примитивная реакция держаться от нее подальше, но потом я возвращаюсь в реальность, сухо усмехнувшись про себя: «В меня могли бы сейчас воткнуть иголку со СПИДом, и мне было бы все равно». – Джен, – говорит Келли, когда та идет к своей машине, – может, тебе остаться дома и… – Мне уже лучше, – отвечает она. – Тогда пусть кто-нибудь сядет за руль, если ты не… – Мне уже лучше! – кричит она на грани истерики, после чего садится за руль и захлопывает дверь. Эта компания состоит исключительно из шизанутых, но Зеленая Угроза всегда была самой-самой. * * * В доме Джесси я была лишь раз по приглашению Бретт, которая приходит сюда так часто, что легко можно отметить ее любимый шезлонг. Намек: у которого чуть просела середина. Мы пили у бассейна Casamigos (я напоила гортензии Джесси) и ели рыбу-меч, приготовленную на гриле Хэнком, которого Джесси называет другом, но все знают, что он ее опытный рыбак/персональный дворецкий. Общество Монтока было уверено, что Джесси Барнс снесет первоначальный дом, построенный компанией Techbuilt, который она купила в 2008 году, но она снискала расположение, когда лишь реконструировала кухню и добавила бассейн. Мы паркуемся на грязной подъездной дорожке рядом с белым фургоном съемочной команды и винтажным «Лэнд Ровером» Джесси. «Тесла» Джен явно выглядит странно на таком скромном участке – это машина коллектора, приехавшего из Готэма, чтобы отобрать землю у фермера Теда, блаженно не ведающего, что сидит на многомиллионном участке земли. Благодаря неизменному отчету New York Post я знаю, что конец дороги и семидесятифутовый обрыв к морю разделяло поле, но скалы с годами размылись и стали обваливаться. Джесси пришлось обратиться в департамент планирования Ист-Хэпмтона за экстренным согласием о переносе дома на сто футов от пропасти. К счастью для меня, его еще не одобрили. Съемочная команда перенесла стол для пикника от мелкой части бассейна к глубокой, пытаясь обойти расположение солнца и уменьшить отблеск воды. Марк накрывает камеры пляжными одеялами, чтобы они не нагрелись от прямых солнечных лучей. Ассистенты выставляют на стол тарелки с едой, а Лиза вовсю открывает бутылки с вином, чтобы мы не отвлекались от выпивки, такую уловку используют для того, чтобы актеры не поняли, что перепили. Если остановишься, чтобы открыть новую бутылку, то можешь задаться вопросом: а сколько я уже выпил? Может, разумнее будет выпить стакан воды? А все, что разумнее, – плохо, когда речь идет о постановке. Джесси играет свою роль, читая роман «Маленькая жизнь» под зонтом с высокой степенью защиты – она явно ожидала увидеть меня. Надо отдать ей должное, это искусное оскорбление. В тот месяц, когда The New Yorker назвал роман Ханьи Янагихары разрушительным великолепием, Kirkus Reviews сравнил мою последнюю книгу трилогии с фильмом недели канала Lifetime. Джесси замечает нас и загибает страницу. Ее бледность в стиле Бетти Пейдж и черные джинсы бросаются в глаза в условиях правящей здесь эстетики пляжных красоток, и, я думаю, мы все за это благодарны. Представлять Джесси в купальнике – это как представлять занимающихся сексом родителей. Достаточно уже ее босых ног. Она подходит к нам и снимает солнечные очки, намекая, что и я должна так сделать, чтобы нормально по-девичьи пошушукаться. Но я оставляю большие черные очки от Prada на месте. – Не знаю, на что ты рассчитывала, приходя сюда, – заявляет Джесси. Лиза откладывает штопор и присоединяется к Джесси, на ее заостренном обвислом лице отражается дерзкое «правильно она сказала». Так упорно худеть, чтобы в итоге выглядеть на фотографии в eHarmony дряблой и на десять лет старше. Быть женщиной сродни лотерее. Да, какой-нибудь растяпе суждено в ней победить, но каковы шансы, что этой растяпой окажешься ты? Невзирая на это, многие из нас продолжают пытаться и многие год за годом терпят неприятные поражения. – Ты знаешь, что тебе нельзя здесь находиться, – говорит мне Джесси. – Мы дали тебе шанс вчера вечером, но ты доказала свою ненадежность и – честно говоря, Стеф, – маленько нестабильность. Надеюсь, ты получаешь необходимую помощь для восстановления душевного состояния. И это говорит человек, который растоптал мое душевное состояние своими Doc Martens со стальными носами. Она сама себя слышит? Винс берет меня за руку, оказывая супружескую поддержку. Такое ощущение, что даже его рука побывала в руке другой женщины. Поворачиваюсь к нему и храбро улыбаюсь, хотя чувствую на зубах свое презрение. – Винс? – ласково спрашиваю я. – Можно я пообщаюсь с Джесси и Лизой наедине? Он не отпускает меня. – Я должна сделать это сама. Пожалуйста. – Сжимаю его руку, но не так сильно, как хотелось бы, учитывая, что его кости остаются целыми.