На мгновение кажется, будто последних восьми месяцев и не было вовсе. Мы обе поворачиваемся и сердито смотрим на Рейчел. – Мне сказали, в одиннадцать! – виновато произносит она. Время от времени продюсеры называют актерам разное время. Это дешевый трюк, чтобы наполнить нас обидой перед съемками. Одну из нас заставляют ждать, заставляют думать, будто остальные не уважают ее время, и вот мы на взводе и готовы к ссоре. Даже если все проясняется, как произошло только что, настроение уже испорчено. Я буду приветлива к Бретт, но грубовата, и все сочтут меня сучкой, потому что я сказала, будто уже пережила это, когда на деле это не так, и выйдут славные две минуты трансляции. Ну, раз уж меня выставят мегерой, можно хотя бы на этом заработать. Залезаю в сумку за подарком, который упаковала для Бретт. До этого момента я сомневалась, стоит отдавать его ей или нет. Эта отвратительная съемка подтолкнула мое решение. Бретт смеется. – Что? Она также залезает в сумку и передает мне маленькую длинную коробку в оберточной бумаге. – У меня тоже для тебя подарок. Мы открываем одновременно. Мой подарок – пара солнечных очков Wayfair в красной оправе, вдоль виска белым написано «SPOKE». Подарок Бретт – мои подписанные мемуары. Разве можно быть более предприимчивыми? – Черт, а мы алчные сучки, – смеется Бретт прямо в камеру. Беру свои слова обратно, мы не могли быть более предприимчивыми, а вот Бретт – да. Я редко делала свои книги объектом съемок, зная, что в интернете за такое Охотниц обвиняют в излишней саморекламе. Только это не касается Бретт, которая при каждом чихе вытирает нос платочком с вышивкой «SPOKE». Большой Пофигистке всегда удается выйти сухенькой из воды. – Солнечные очки для Марокко, – говорит она, затем прижимает мою книгу обложкой вверх к груди. – И я с гордостью выставлю твой подарок в своей новой квартире. – Как дела? – спрашиваю я, мои глаза сверкают от липового любопытства. – Представляю, как отличается от проживания с Сарой. В смысле, ты же помолвлена. – Я смеюсь, словно мы обменялись шуткой, известной только нам двоим. – Мы обе так заняты, что почти не видимся, – нейтрально отвечает Бретт. Умный ответ. Ответ политика. – Это не обязательно плохо, – парирую я. – Я считаю, что мои книжные туры освежают наш брак. Полезно проводить время по отдельности. Мы с Винсом не можем оторваться друг от друга, когда я возвращаюсь домой. – С намеком приподнимаю уголок губ. Не только у тебя страстные отношения, лапуля. Бретт явно неловко. Я перевожу внимание на ноги. – Какие лучше подойдут для ужина с женщиной-режиссером? – Босоножки, – не задумываясь отвечает Бретт. – Определенно. – Розовые с бантом?! – восклицаю я. – Эта девчонка сделала тебя мягкотелой. Бретт выпрямляется. Ей это не понравилось. И я это знала. – Как по мне, они бежевые. Сажусь и застегиваю ремешок на лодыжке. – Розоватые, – с усмешкой все же не соглашаюсь я. Бретт куда женственнее, чем прикидывается. – Они розоватые. – Поднимаю голову, когда подходит продавщица. – Возьму ботильоны Isabel Marant и босоножки Aquazzura, но босоножки восьмого размера. – Не хотите для верности сначала их примерить? – спрашивает продавщица. – Нет, – киваю на Бретт, – а вот она хочет. Бретт взмахивает руками. – Нет, – отказывается она, – категорически нет. – Категорически да, – наседаю я. Не могу оставить ее с моей книгой в качестве подарка, только не после того как камера сняла, что мы обменялись своей продукцией. – Это подарок тебе на помолвку. Я снова поеду в турне, а потом у меня этот ужин в Лос-Анджелесе, и мне жаль, что я не смогу попасть на твою… – Замолкаю. Вечеринка в честь помолвки Бретт должна быть сюрпризом. – В смысле… мне жаль, что я еще никак тебя не поздравила. Бретт склоняет голову набок, в недоумении глядя на меня. Но не задает никаких вопросов, нагибается за босоножкой и смотрит на ценник. Затем ахает и возвращает его на пол. – Ешкин кот! – восклицает она. – Это слишком дорого. – Не смеши меня, – фыркаю я. – Они не дороже этой ерунды, – киваю на ее кроссовки. Как только Марк наводит камеру на ее ноги, Бретт прячет носки кроссовок, словно пытаясь скрыть все доказательства. Один запрос в гугле, и станет ясно, что наша полная надежды целеустремленная душа отдала за кроссовки пять сотен долларов. Продавщица возвращается с босоножками размера Бретт, и та, скинув кроссовки, нехотя их примеряет. Мы обе смотрим на ее ноги, обе, вероятно, думаем, что они хорошо на ней смотрятся. – Даешь туловищу передышку? – комментирую я, заметив новое тату вдоль изгиба ступни, какое-то слово на другом языке, похожем на арабский. «SPOKE», конечно же, и написано красным. Бретт закатывает глаза. – Только пока, мамочка. Моргаю, мои глаза горят от стыда. Как она посмела? – Очень щедро с твоей стороны, Стеф, – быстро добавляет Бретт, явно поняв, что не стоило указывать на мой возраст, и пытаясь все исправить. – Но я не могу их принять. Отложить планирование ребенка ради поездки в Марокко – более чем достаточный подарок на помолвку. Я отворачиваюсь, чтобы найти в сумке кошелек. – Доктор сказал, что вируса Зика сейчас нет в Марокко. Так что никаких жертв. Кроме того, – нахожу нужную платиновую карту, – они хорошо подходят для свадьбы. У тебя впереди много событий, на которые ты сможешь их надеть. – Смотрю прямо на нее. Похоже на момент на свадебной церемонии, когда священник обращается к толпе со словами: «Если кто-то может назвать причину, препятствующую браку, пусть говорит сейчас, или молчит вечно». – До сих пор не могу поверить, что у тебя будет ребенок, – говорит она. – До сих пор не могу поверить, что ты выходишь замуж, – не моргнув глазом отвечаю я. Для формальности мы улыбаемся друг другу и обе держимся за перемирие. Глава 13 Бретт, июль 2017 года – В канун Нового года? – Перепрыгиваю лужу на улице, чуть не наступив на грязный край. Чувствую себя невероятно изысканной в босоножках от Стеф, которые надела лишь потому, что об этом мило попросила Арч. И предложила кружевное платье, когда я нехотя согласилась на каблуки. Когда Арч моталась в Лос-Анджелес по работе, то привезла мне платье цвета чая, в форме колокола и в цветочек. Оно словно прямо из гардероба Зеленой Угрозы, но, должна признать, на мне смотрится довольно привлекательно. Думаю, сюда подошли бы и кроссовки, но жизнь – отрада, когда жена рада. Хочу прояснить: я не собиралась выкладывать пятьсот долларов за кроссовки. Я приобрела их из-за плохой погоды и спешки. Наступила в лужу, когда торопилась проверить ремонт студии в Сохо, и заскочила в первый же магазин с выставленными на витрине кроссовками. Я даже не взглянула на цену – сколько может стоить пара кроссовок? – а продавщица была такой милой и услужливой, наговорила кучу приятностей о SPOKE. Мне не хотелось лишать ее вознаграждения, когда она выбила чек, хотя я чуть не упала в обморок, узнав стоимость. «Вы будете носить их каждый день», – заверила она, проводя моей картой по терминалу, и я в оправдание этой растраты заносила их до такой степени, что Арч пришлось попросить меня убрать их в шкаф в коридоре, чтобы они не воняли в спальне. По правде говоря, кроссовки за пять сотен – больше не транжирство. Тратиться так каждый день я не могу, но временами побаловать себя и тех, кого люблю, какими-нибудь дорогостоящими вещами, разве грех? Да, это я могу себе позволить. В этом сезоне у меня другой денежный статус, и мне еще нужно выяснить, как сбалансировать это с моей ролью «малозарабатывающей». Я горжусь, что добилась многого, но не хочу оттолкнуть от себя женщин, которые сочувствуют моему прежнему финансовому затруднению. Неудивительно, что остальные участницы настроены вытурить меня до того, как я с этим разберусь. Ничто так не отводит подозрения от твоей двуличности, как разоблачение другой Охотницы. – Я всегда представляла свою свадьбу на улице, – говорит Арч, опираясь на мою протянутую руку и спускаясь с тротуара, как богомол. На ней тоже босоножки с высоким каблуком, только ее застегиваются на лодыжках двумя пышными помпонами. – На Новый год можно куда-нибудь уехать, – предлагаю я, глядя по сторонам, чтобы перейти дорогу. – В Ангилью? – Для моей семьи это будет напряжно. – Арч протискивает свое худое тело между двух припаркованных машин. – Спасибо, – улыбается она мне, когда я придерживаю для нее дверь в ресторан. – У нас не заказан столик, – сообщаю я администратору в L’Artusi. – В баре есть места? Она подставляет кулак под подбородок и, мыча, просматривает планшет. – Вообще-то, только что произошла отмена. – Она несколько раз нажимает на экран и, взяв два меню, засовывает их под мышку. – Свободен столик наверху. Мои брови чуть не слетают со лба. Субботний вечер, и никакой очереди в L’Artusi? Деньги! Взяв за руку, Арч тащит меня через ресторан. Я прохожу мимо девушки, которая, узнав меня, роняет нож. – Бретт! – кричит она, пьяно размахивая рукой. – Я люблю тебя! Подруга со стоном хватает ее за руку: – О господи, Мередит. – Хорошего вечера, Мередит, – улыбаюсь я через плечо. Тогда она вырывает руку и тычет ею в лицо подруге, словно говоря: «Видишь. Ей понравилось». – Как насчет свадьбы в экзотическом месте? – предлагаю я спине Арч, топая за ней наверх. «Поднимай ноги, Бретт», – постоянно ворчала мама, когда я, шаркая, заходила на кухню спросить, что на ужин. Между шагами Арч всегда красивые моменты тишины. Еще одна причина, по которой моя мама, вероятно, предпочла бы ее мне. Арч останавливается наверху лестницы и ждет, когда я ее догоню. Моя первая мысль – в системе бронирования произошел сбой, потому что здесь точно нет свободных столиков. Тут вообще нет столиков, только стоящие люди с бокалами шампанского. А потом я замечаю операторов и Лизу, родителей Арч, Келли, Лайлу, Джен, Лорен, Винса и, что поразительно, Джесси, и коллективный поздравительный крик становится последним кусочком головоломки. – Арч! – взволнованно прижимаю сложенные ладони к губам, по щекам текут слезы. – Мама с папой хотели тебя удивить, – посмеиваясь, объясняет Арч, но ее глаза тоже заволокло влажной дымкой. – Боже мой, иди сюда. – Она за запястье притягивает меня к себе, и все умилительно вздыхают. Сначала к нам подходят родители Арч, а Лиза, Марк и остальная команда операторов встают в нескольких шагах позади них. – Ты правда удивлена? – скептически спрашивает мама Арч. От ее улыбки я кажусь себе разгоряченным волосатым чучелом. «Я не заслуживаю вас и вашей дочери», – думаю я, обнимая ее за шею. – Я очень удивлена, – заверяю я доктора Чаг, погружаясь в ее теплое пухлое тело, как в подушку. Вот так бы ощущалась моя мама, позволь она себя обнимать. Вот какой должна быть мама: мягкой, но твердой, с небольшим лишним весом, со стабильностью. Рост и длинные конечности у Арч от Сатьи, ее папы. Я не знала, как родители чистокровной индианки отреагируют на то, что их дочь встречается с татуированной американкой с пирсингом в носу и сосках, но Арч напомнила, что познакомила свою первую девушку с родителями в двадцать три, сейчас ей тридцать шесть, и видела ли я ее задницу? Сами посчитайте: до меня было много кого. За деньги в семье отвечает Сатья, а за прогрессивные женские идеи – доктор Чаг, бывший хирург детской больницы Lucille Packard, которая закидала своего настороженного мужа научной литературой, когда Арч им открылась. «От гомосексуальности нет лекарства, а дочь у нас одна», – сказала доктор Чаг, заставляя его принять это. Она предложила поговорить и с моим папой, как с Сатьей, но проблема в том, что у папы две дочери.