Если мой советник выглядит встревоженно, то новости явно из разряда хреновых. Сделал знак Василию, чтобы оставался на месте, а сам направился навстречу своему другу. – Что случилось? – спрашиваю, пожимая ладонь Анзору. – В Москве захватили телеграф, телефонные станции, вокзалы, перекрыты дороги на подступах к столице. В самом городе возводятся баррикады, а часть имперских войск перешла под красные знамена, – ошарашил меня советник. – Революция, черт бы ее побрал! – Прикрыл глаза и медленно считал про себя, чтобы успокоиться и привести мысли в порядок. – Императрица? – Блокирована в резиденции, – мгновенно ответил Анзор. – Министры и прочая придворная шелупонь разбежались. Кто-то забился в норы, другие рванули из столицы, но есть и те, кто перешел на сторону бунтовщиков. – Это не бунт, – покачал я головой. – Сколько в распоряжении Ольги Николаевны войск? Смогут продержаться до подмоги? – Этого не знаю, – покачал головой Анзор. – Что на границе? Боестолкновения не начались? – Пока тихо, – криво усмехнулся советник, – ты же сам говорил, что сначала попытаются в России всех друг с другом лбами столкнуть. Как видишь, им это удается. Иван, какие распоряжения последуют? – Василий! – обернувшись в сторону ожидающего меня конструктора, крикнул я и взмахом руки подозвал того к себе. Когда он подошел, задал вопрос: – Какова максимальная скорость бронемашин? – Последние на испытаниях показали максимальную скорость порядка сорока пяти километров в час, – ответил главный конструктор и сразу уточнил: – Таких машин у нас тринадцать, экипажи не полностью сформированы, боекомплекты есть. – До столицы, если устроить марш-бросок, за какое время дойдут? – прищурился я. – Гм, – задумчиво пригладил волосы Василий, – дня за три, если в дороге ничего не случится. На такие дальние расстояния, без остановок, мы технику не испытывали, гарантировать, что не откажет ходовая, – не могу. Да и пополнять запас топлива где-то нужно. – А запас хода? – скептически спросил Анзор. – Если по дороге, то километров триста, но можно навесить дополнительные баки, тогда увеличим дальность вдвое, – мгновенно ответил конструктор, словно такой вопрос ожидал. – Мало, – пнул я ногой камушек. – Черт! Где-то потребуется топливом заправляться, а это время, и вряд ли мы отыщем столько горючки. – А что случилось-то? – поинтересовался Терешкин. – В столице бунт, – не стал я скрывать то, о чем вскоре станут кричать на каждом углу разносчики газет. – Следует перекинуть туда войска и помочь императрице. – Так погрузим на платформы – и поездом, – как само собой разумеющееся, предложил конструктор. – Василий Андреевич дело говорит, – поддержал его Анзор. – Пусть до самой столицы и не доедем, но горючку сэкономим, а потом вдоль путей можем устроить перегон, заправляясь в паровозных депо. – Поехали в штаб нашей армии, надеюсь, генерал Гастев на месте! – принял я решение, но в последний момент посмотрел на своего главного конструктора. – Так, слушай внимательно! Тринадцать бронемашин следует готовить к походу, максимально увеличить боекомплект, не забыть про запчасти, которые чаще всего выходят из строя, – дал указания, а сам скорым шагом направился к автомобилям. Своего водителя попросил пересесть на заднее сиденье, сейчас важна быстрота, нельзя терять ни минуты. Анзор сел рядом со мной, и мы рванули в штаб нашей армии. По дороге уточнил, есть хоть с кем-то в столице связь. Советник меня обрадовал, что до своих осведомителей он может дозвониться, а вот с резиденцией или тем же Генеральным штабом соединять барышни-телефонистки отказываются, ссылаясь на распоряжения господ эсеров и лично на товарища Чернова. – Это кто такой? – поинтересовался я. Мой советник вытащил из кармана обрывок газетного листа, на котором что-то от руки записано, и зачитал: – Виктор Михайлович Чернов, тридцать четыре года, один из руководителей партии социалистов-революционеров, выходец из зажиточной семьи и старинного дворянского рода, уроженец Саратовской губернии. – Откуда сведения? – поинтересовался я. – А из революционной газеты, – хмыкнул Анзор. – Мне зачитали по телефону, сейчас в Москве чуть ли не все улицы усеяны «Революционной Россией»! – Прямо-таки и усеяны? – недоверчиво переспросил я. – Говорят, что кое-где даже пачками лежат, – мрачно подтвердил мой советник. Это плохо. Ларионов проморгал – допустил, чтобы газету где-то массово напечатали и доставили такой огромный тираж в столицу. Из этого можно сделать определенные выводы, и они, как ни прискорбно, печальны. Кто-то в Генеральном штабе и ведомстве ротмистра целенаправленно закрывал глаза на подготовку переворота. Да что там закрывали! Сами помогали и готовились! Предателей вокруг Ольги навалом, чудо, что покушения на нее не завершились успешно. Впрочем, следует отдать должное охранителям, те свою работу выполняют, но их не так много, и противостоять многочисленным боевикам эсеров они не смогут. Да и, честно говоря, у охранителей совершенно другие задачи. В штабе уже собрались офицеры, слухи распространяются как пожар. К сожалению, ходят и сплетни о количестве жертв с той и другой стороны. Якобы резиденцию уже несколько раз пытались брать штурмом, а в данный момент идут переговоры по отречению от власти императрицы. Эти разговоры мы с Анзором услышали, еще не войдя в зал совещаний. Конечно, такой поворот событий в столице вполне возможен, чего не хотелось бы. – Здравствуйте, господа офицеры! – вошел я в зал и направился к сидящему во главе стола Гастеву. Шум немного стих, шепотки остаются, но выкрики прекратились. Обменялся приветствием с Иваном Матвеевичем, повесил шинель на спинку стула и посмотрел на собравшихся. Лица встревоженные, чувствуется, что за будущее империи переживают, и это хорошо. Собрался я с мыслями и начал с того, чего не планировал: – Господа, как понимаю, о бунте все наслышаны. Конечно, враги России пытаются назвать происходящее революцией, однако я с этим готов поспорить после того, как мы отстоим Отчизну с помощью своего оружия, господа. У меня ко всем вам есть один из главных вопросов и заключается он именно в отношении к происходящему. Если кто-то считает, что в империи назрели радикальные перемены и власть должна перейти к социалистам, то прошу, – указал на дверь, – представить рапорт. Его незамедлительно рассмотрим, выдадим полный расчет; сдадите оружие и офицерскую книжку, а потом можете отправляться на все четыре стороны! Возмущенные возгласы проигнорировал, прошелся по комнате, а потом стал тихо говорить: – Господа, Россия на пороге гражданской войны, этого от вас скрывать не собираюсь. Сумеем ли остановить братоубийство? Постараемся сделать все, что от нас зависит. Придется идти под пули своих же соотечественников и проливать русскую кровь. Не остановить бунт другими путями, никакие мирные переговоры, как и уступки со стороны императрицы и высших чинов империи, не помогут. – Капитан Маликов, – поднялся один из офицеров. – Иван Макарович, разрешите уточнить? – Спрашивайте, – кивнул я. – Неужели вы считаете, что собравшиеся готовы предать? Простите, но вы нас обижаете! – заявил капитан, смотря мне в глаза. – Не так ли, господа? – окинул он взглядом остальных. Раздались одобрительные выкрики, это напоминает не совещание в штабе армии, а какой-то базар-вокзал. – Тихо! – поднялся со своего места Гастев. – Что вы как дети малые, ей-богу! Устроили гвалт! Иван Макарович дело говорит! Сами подумайте, в какой опасности империя! – Мы присягу давали! – возразил ему все тот же капитан. – Алексей Миронович! Не забывайтесь! – повысил голос Иван Матвеевич на своего офицера. – Не посмотрю на ваши заслуги и отправлю на гауптвахту, чтобы в тишине подумали о субординации! – Господин генерал, – посмотрел я на Гастева, – спокойнее, вопросы поднимаются острые и сажать кого-то на «губу» не стоит. Заранее прошу у всех прощения за следующие слова. – Вздохнул, поморщился, а потом продолжил: – Если в наших рядах окажутся те, кто начнет агитацию против императрицы и самой империи, будет саботировать приказы и распоряжения, то наказание одно – расстрел. В сложившейся ситуации вынужден объявить военное положение на территории Урала и Сибири. Указ подпишу сегодня. Предлагаю всем успокоиться и перекурить, обдумайте мое предложение. Если кто-то, – вытащил часы и откинул крышку, – через десять минут не вернется, то жду рапорта. Разойтись! Офицеры вновь зашумели и потянулись к выходу. Им необходимо переговорить между собой. Возможно, действую неправильно, мог бы приказ отдать и без разговоров. Об этом мне и Гастев сразу же попенял, мол, в армии не устраивают диспуты. Ничего ему не ответил и объяснять не стал. Господа офицеры – люди чести, и если кто-то сочувствует революционерам, то они сейчас уйдут… Нет, рад, что ошибся: ни одного рапорта, все с перекура пришли уже какими-то притихшими. – Рад вас всех видеть, – сказал я офицерам. – Теперь приступим непосредственно к делам. Бунт произошел в Москве и еще нескольких крупных городах России. Захвачены телефонные станции, телеграф. Какая-то часть армейских подразделений перешла на сторону революционеров. Императрица в резиденции и с верными ей войсками, отбивающими атаки мятежников. Не вижу иного выхода, как поспешить и помочь Ольге Николаевне в подавлении бунта. Прошу в кратчайшие сроки, – вновь вытащил часы, – даю два часа, предоставить предложения и план действий. Задавайте вопросы: если смогу – отвечу. Как и ожидалось, офицеров больше интересует, что творится в центральной части России. Каковы силы у революционеров, как себя ведет Генеральный штаб. Нет у меня ответов, как и связи со столицей. Не говорить же, что мой советник связывался со своими людьми, которые далеки от армии и являются преступными элементами. План у нас, конечно, тот еще, больше похож на авантюру, но ничего другого никто предложить не может. Приняли решение отправиться в столицу в эшелоне, загрузив на платформы бронемашины и вооружив личный состав автоматами. Этакая мобильная группа в количестве почти трех сотен бойцов. Артиллерию не берем, рассчитываем на нашу технику и должны наскоком прорваться в резиденцию императрицы, а потом уже действовать по обстоятельствам. Остальные наши войска приводятся в полную боевую готовность, способные отразить удар мятежников здесь или же выдвинуться на помощь ударной группе. – Возглавлю данную операцию лично, и это не обсуждается! – сказал я в заключение, зная, что начнутся возражения со стороны Гастева и моего советника. – Господа офицеры, прошу разойтись и ускоренно готовиться к выступлению, через три часа мы должны уже грузиться в вагоны. – Иван Макарович, ваше высокопревосходительство, – обратился ко мне один из штабных офицеров в чине полковника, – дозвольте пару слов сказать. – Михаил Ефимович, если не ошибаюсь, – посмотрел я на убеленного сединами офицера, которому шестой десяток пошел, – давайте коротко, если можно. – Гм, Иван Макарович, вы занимаете должность наместника Урала и негласно, хотя ни для кого это не секрет, являетесь хозяином Сибири, – начал полковник, нахмурил густые брови, а потом махнул рукой и в сердцах продолжил: – Нельзя командиру покидать и бросать на произвол судьбы находящихся в подчинении и поверивших ему людей! Конечно, я все понимаю, в том числе и то, что Ольга Николаевна притягательная и обаятельная женщина. Однако… – В первую очередь она императрица, – перебил я полковника. – Продолжайте, вывод-то понятен: мобильную группу должен возглавить кто-то другой, а я – дожидаться результата в тылу. Верно? – Ну так да, вы все правильно подметили, – твердо посмотрел на меня полковник. – Это не обсуждается, – покачал я головой. – Ситуация намного опаснее и серьезнее, чем вы ее представляете. Ответственные решения предстоит принимать на месте. Возможны какие-то переговоры, но не исключаю и того, – щека даже дернулась, – что придется отдавать приказ открывать огонь на поражение. Господа, у нас мало времени, и тратить его на диспуты я не желаю. Будьте любезны исполнять приказы! Ну, после моих слов все понимают, что спорить я не готов, да и на уступки не пойду. Согласовал несколько предложений, после чего с хмурым Анзором отправился в управу, следует выпустить несколько указов, согласовать линию поведения с газетчиками, договориться с священнослужителями о том, чтобы они благословили поход во спасение империи и императрицы. Нельзя забыть и про главного конструктора, с которым мы не договорили. Обязательно переговорить с губернаторами городов, которые мне принесли присягу. Дел столько, что голова кругом! А скоро выступать! Добрались до управы, дал указания своей секретарше напечатать тексты указов, которые успел по дороге в блокноте набросать. Анна Максимовна не удивилась, коротко доложила о несмолкающем телефоне и попыталась узнать, что же теперь в империи будет. Успокаивать ее не стал, не до этого, лишь строго-настрого запретил паниковать и если кто-нибудь будет интересоваться настроением, то ничего, кроме победной риторики, не говорить. Прошли с Анзором в кабинет, секретаршу попросил организовать кофе и никого не пускать, ни с кем не соединять. – Иван, ты отправь состав, а сами мы их потом на машине догоним, – порекомендовал Анзор. – Кто это «мы»? Ты останешься в Екатеринбурге и… – Не-а, – скрестил руки на груди мой советник, – не заставишь! Без тебя все к чертям собачьим рухнет, это понимает и тот полковник, который не побоялся слово поперек тебе сказать. За наших близких не беспокойся, найдутся преданные люди, кто их от опасности оградит. Потребуется, так и за границу переправят, пути отхода, по-твоему же распоряжению, имеются. Да, было дело, когда я отдавал распоряжение, если со мной что-то произойдет при уничтожении мятежников, то всех следовало обезопасить. В том числе и некая сумма в банках Швейцарии лежит. Нет, там деньги, принадлежащие лично мне, казну и золотой запас Сибири (он уже имеется) и в страшном сне не собираюсь вывозить. А ведь подстраховаться и в данном вопросе необходимо. Задумался, вспоминая историю своего мира. Когда-то никто не сомневался, что революция – явление временное, одумаются рабочие, а крестьяне и вовсе окажутся недовольны новой властью. Высшие чины и богатые люди бежали из России, а свое нажитое прятали, рассчитывая вернуться через год, когда все уляжется. Тот же бесследно пропавший эшелон Колчака с золотом говорит о многом. Кто его захватил? Где двести тонн золотого запаса империи? И тем не менее необходимо верить в лучшее, иначе никогда не победить. Если пойдут слухи, что готовятся пути отхода, то возникнет паника, а она в таком деле сродни пожару, в пламени которого погибнет все достигнутое. – Анзор, ты же понимаешь, что я обязан отправиться в этот поход? – задаю вопрос, пытаясь придумать, как попытаться переубедить друга. – Конечно, здесь есть на кого мы можем положиться, чтобы присмотрели за женщинами, но положиться-то могу только на тебя. – Оставим Жало, – пожал плечами мой советник, – ты же знаешь, ему доверять можно. – Но у него не так много власти, как у тебя, – попытался парировать я. – Отец Даниил, генерал Гастев, начальник сыска, – отмахнулся мой советник, – многих могу перечислить. А главное, – он поднял вверх палец, – народ тут за тебя, поэтому и нет смуты. Революционеров, кои сюда забредут и свою деятельность начнут, сдадут в полицию на раз! – Ладно, иди пока в дорогу собирайся и дела передай тому, кого вместо себя оставишь. Кстати, это же будет Александр Анзорович? – Угадал, – хмыкнул мой советник и поднялся с кресла. – Действительно, надо бы Жало дать указания, что и как, в том числе и договориться о связи. Встретимся у тебя дома или на вокзале? – Как получится, – пожал плечами в ответ.