– Если эдакой пакостью в брюхо пырнут – мало не покажется! – наставительно заметил фельдфебель, искоса поглядывая на офицера. – Это точно, – согласился он, отбрасывая в сторону импровизированное копье. – Одно непонятно, кто стонал? – Что? – Вы сказали, что из кучи убитых доносился стон. – А ведь верно, – озадачились солдаты. – Очевидно, звуки издавала женщина, – сказала Люсия, с явной жалостью наблюдавшая за текинкой. – Похоже, она еще жива. – Могет быть, – задумался Богачев. – Баба она завсегда крепче мужика! – Особливо если ведьма! – опасливо добавил сапер. – Ее надо срочно доставить в госпиталь! – строго заявила сестра милосердия, но наткнувшись на сразу посерьезневшие лица солдат, осеклась. – Оно, конечно, так, – задумчиво протянул Богачев, вопросительно поглядывая на прапорщика. – Тащите, – махнул он рукой. – И госпожа Штиглиц пусть с вами идет, а то мало ли. – Благодарю, – сухо кивнула баронесса и хотела уже последовать его совету, но потом остановилась и, немного помявшись, сказала на прощание: – Желаю вам найти своего друга… живым. Едва договорив, она повернулась и побежала вслед за солдатами, несшими без особого, впрочем, бережения, раненую в госпиталь. – Вашбродь, – немного нерешительно обратился к Дмитрию Богачев. – Тут такое дело… – Что еще? – Сказывают, текинцы, чтоб им ни дна, ни покрышки, кого-то из наших с собой уволокли. – Кого именно? – Да кто же его знает… может, и Федора вашего. – Типун тебе на язык! – разозлился Будищев. – Или не знаешь, что лучше уж в бою быть на куски изрубленным, чем к этим живодерам попасть? Надо сказать, что такая мысль уже неоднократно приходила в голову и самому прапорщику, но он усиленно гнал ее от себя. Но вот теперь, когда ее озвучил Богачев, ужасная перспектива показалась ему не просто реальной, а единственно возможной, и от осознания ее хотелось выть волком. И все же он не переставал надеяться, снова и снова обходя отбитую у врага позицию в поисках пропавшего товарища. Удачная вылазка привела защитников Геок-Тепе в состояние совершеннейшей эйфории, почему-то совершенно уверившихся, будто им удалось в ночном бою перебить едва ли не половину русского отряда. Обрадованные текинцы выскочили на стены и принялись выкрикивать оскорбления своим противникам, перемежая их неприличными жестами. Первым это непотребство заметил капитан Полковников, снова вступивший в командование четвертой батареей после гибели Мамацева. Не тратя времени даром на получение разрешения от начальства, он приказал развернуть орудия и обработать наглецов шрапнелью. – Так их, Петр Васильевич! – восторженно воскликнул поручик Томкеев, наблюдая, как над стенами древней крепости вспухли разрывы снарядов. – А то радуются, сукины дети… – Ничего, пусть порадуются, – усмехнулся в усы капитан. – Помяните мое слово, недолго осталось! – Вы думаете? – Хотите пари? – вопросом на вопрос ответил Полковников. – Нет уж, увольте, – засмеялся поручик. – Вам и в карты черт ворожит, а уж тут и говорить нечего. Тем паче что я и сам думаю схожим образом. Не может быть, чтобы Михаил Дмитриевич оставил подобную дерзость без ответа. И в самом деле, скоро прибежал посыльный из штаба с приказанием от командующего всей артиллерии, кроме нескольких горных орудий и ракетных станков, выйти из лагеря и занять позиции перед так называемыми «Великокняжескими Калами». Это была группа небольших отдельных укреплений, лежащих в пятидесяти саженях от основной цитадели Геок-Тепе. Великокняжескими их нарекли еще во время неудачного похода генерала Ломакина, а почему – уже никто толком не помнил. Следом за пушками в поле стала выходить пехота, а за ними несколько сотен казаков и эскадрон тверских драгун. Стало ясно, что готовится штурм. Геок-Тепе уже несколько раз подвергался бомбардировке со стороны русских, но еще никогда она не была столь ожесточенной, как в первую половину дня 29 декабря. Словно мстя за пережитое унижение, артиллерия Закаспийского отряда утюжила Великокняжескую Калу, перемежая гранаты шрапнелью. Особенно отличилась мортирная батарея, стрельба которой, возможно, была не такой точной, как у новейших дальнобойных пушек, но мощность бомб с лихвой компенсировала этот недостаток. К обеду, когда готовые к штурму колонны уже стояли перед вражескими укреплениями, в их стенах уже зияли внушительные бреши, башни и другие более или менее высокие строения разрушены, а прятавшийся по щелям гарнизон полностью деморализован. – Прикажете начинать, ваше превосходительство? – обернулся к Скобелеву Куропаткин. – С богом! – отозвался командующий, не отрываясь рассматривавший картину разрушений вражеского города в бинокль. Услышав его, Алексей Николаевич как-то внутренне преобразился, будто даже став несколько выше ростом. – Господин полковник, извольте прекратить огонь по Кале, – начал приказывать он стоявшему рядом начальнику артиллерии. – Далее, вам следует перенести огонь дальнобойных пушек четвертой батареи двадцатой бригады и двум взводам девятнадцатой батареи и мортирам по Геок-Тепе… Трудно сказать, зачем было отдавать столь подробные распоряжения опытнейшему Вержбицкому, начавшему служить, когда еще Куропаткина и в помине не было. Тем более что диспозиция была разработана заранее, все и без того знали своего место и порядок действий, и уж тем более это знал Антон Игнатьевич, но… – Есть! – по-военному коротко отозвался Вержбицкий. Людям, не слышавшим вблизи канонады, никогда не понять, отчего тишина может быть оглушительной. Но сейчас, пока расчеты разворачивали свои громогласные машины для убийства, она была именно таковой. Впрочем, недолго. Получившие приказ колонны пришли в движение. Сначала размеренным шагом, но постепенно ускоряясь и переходя на бег, двинулись они к полуразрушенным вражеским укреплениям. Заметив это, защитники стали выходить на стены и стрелять по наступавшим «белым рубахам», но их огонь был слишком разрознен и неточен, чтобы остановить натиск русской пехоты. – Ура! – крикнул возглавивший ее Куропаткин. – Ура! – вторили ему солдаты, врываясь в Калу. Всюду слышались звуки выстрелов, металлический лязг сабель о штыки, яростные крики сражающихся и жалобные стоны умирающих. Не прошло и десяти минут, как все было кончено, занятые укрепления совершенно очищены от неприятеля и только кое-где еще вспыхивали короткие схватки, когда обнаруживался скрывшийся в щели или подвале противник. Пощады никто не давал и не просил. Выстрел или удар штыка – и все было кончено. Отдельно шли охотничьи команды, чьей задачей было занять стену, выходящую на Геок-Тепе, и держаться, если текинцы вздумают оказать помощь гарнизону Великокняжеской Калы. К одной из них, находившейся под командованием штабс-капитана Слуцкого, присоединили взвод Будищева с митральезами. – На пролетках в бой пойдете? – усмехнулся командир охотников при виде пополнения. – Так точно, – хмуро буркнул прапорщик, спрыгивая на землю. – А где ваш верный спутник? – Там, – показал рукой на вражескую цитадель Дмитрий, еще больше помрачнев при этом. – Жаль, – немного смутился Слуцкий. – Хороший был парень, толковый. – Рад вас видеть, камрад, – осклабился во все тридцать два тевтонских зуба фон Левенштерн. – Взаимно, – крепко пожал протянутую руку Будищев. – Где есть ваша знаменитая винтовка? – Обойдусь винчестером, – отмахнулся моряк, не желая пускаться в подробные объяснения. Для большинства знакомых ему офицеров он был просто метким стрелком. Чрезвычайно удачливым, разумеется, но не более того. В сущности, так оно и было, поскольку Дмитрий и впрямь ловко управлялся и с пулеметом (благо тот стоял на станке), и с любой винтовкой, и с револьвером. Но помимо этого у него был Шматов… Хоть и не сразу, но у них с Федором сложился тандем. Один стрелял, а другой вел наблюдение, выбирал цели, предупреждал об опасности. Наконец, при необходимости, просто прикрывал спину. А вот теперь его не было… Когда закончилась канонада и охотники бросились вперед, моряки из взвода Будищева первыми добрались до ближайшего к ним пролома на своих тачанках. Несколько коротких очередей выкосили немногочисленных защитников, открыв тем самым путь основным силам. – Ловко! – похвалил запыхавшийся Слуцкий, увидев, как матросы разбирают на части пулеметы. Первый номер тащил ствол, второй станок, на долю остальных достались жестяные коробки со снаряженными лентами. – Не отставайте, – отозвался Дмитрий. Пока основные силы зачищали Калу, охотники бегом прошли ее насквозь, пока не оказались у тыловой стены, почти не пострадавшей от обстрела. Узкие ворота, больше похожие на калитку, оказались приоткрыты, а какой-либо караул и вовсе отсутствовал. – Сбежали, сукины дети, – неодобрительно покачал головой штабс-капитан. – Соскучились? – мрачно осведомился Дмитрий. – Да не особо, – ухмыльнулся тот и принялся командовать подчиненными, расставляя их по стенам. – Где прикажете встать нам? – На ваше усмотрение, господин прапорщик. Вы все-таки лучше знаете свое оружие. – Тогда на башнях, и это… ворота не закрывайте. – Но почему? – Чтобы видели, куда идти, – одними губами улыбнулся Будищев, но глаза его остались мрачными и холодными. – Хорошо, – кивнул Слуцкий. – Задача ясна? – обернулся к своим подчиненным Дмитрий. – Тогда первый расчет налево, второй – направо. Вопросы? – Водицы бы, вашбродь, – подал голос один из номеров. – Своевременно! – кивнул офицер. – Значит так. Вы занимаете позиции, а я с Петровым осмотрю колодцы. Бурдюки, надеюсь, не забыли?