– Это был портрет твоей матери, – сказала Джордан. – Да, – ответил Диклан. – Это по-прежнему он. Просто теперь принадлежит не мне. – Ты обменял его на информацию. – Да. Они изучали друг друга. Солнце уже скрылось, и вечерний свет углубил тени под его бровями, скрыв форму глаз и выражение лица, отчего оно казалось менее заурядным. – Я действительно хорошо провела время, Поцци, – сказала она. Диклан подставил лицо ветру, пряча улыбку в темноте. – Я возлагаю большие надежды на свой портрет, – ответил он. 22 Хеннесси считала, что секреты есть у каждого. Именно секреты делали тебя тем, кто ты есть. Однажды в учебнике по искусству она прочла, что ключом к получению точного сходства служит правильное распределение теней. Мы узнаем лица не по форме их черт, а по рисунку теней. Хеннесси полагала, что с секретами дело обстяло так же. Каждая из ее девчонок начинала свой путь как Хеннесси, думала, как она, вела себя, как она, но рано или поздно что-то случалось, и появлялся секрет. И тогда они становились сами собой. Возможно, Хеннесси верила, что каждый человек сам по себе один большой секрет. Секрет Дж. Х. Хеннесси заключался в том, что в одно время она могла любить лишь одного человека. Со стороны могло показаться, что она любила других людей, как, например, свою дочь, или другие занятия, такие как живопись, но на самом деле мать любила только Билла Дауэра. И для живописи, и для Хеннесси дела шли хорошо, пока все было в порядке с Биллом Дауэром. Однако если что-то становилось не так, ради сохранения любви она была готова на любую жертву. Дочь, карьера, друзья, дом – всего лишь пешки на игральной доске, за которой схлестнулись двое. Секрет Джордан заключался в том, что она мечтала жить отдельно от Хеннесси. Она могла сколько угодно это отрицать, боясь задеть ее чувства, однако Хеннесси проследила за ней; она видела те квартиры, о которых грезила Джордан. Изучила содержимое ее телефона, пока девушка спала, и нашла номера почтовых индексов, вокруг которых вертелись ее фантазии. Она знала, на какие галереи засматривается Джордан, в каких школах мечтает учиться. Не имело значения, насколько захватывающую жизнь дала им Хеннесси, неважно, сколько высококлассных заказов поручила, сколько второсортных вечеринок устроила, насколько яркой сделала их совместную жизнь, Джордан все равно мечтала о собственной. Никто не хотел вечно жить с Хеннесси, даже сама Хеннесси. Ее собственный секрет был в том, что она не желала, чтобы силовая линия становилась мощнее. – Если человек долгое время занимается разрушением, – сказала Хеннесси, – то в некотором смысле он становится созидателем. Трое сновидцев остановились посреди обшарпанного квартала. Хеннесси давно потеряла представление, где они находятся. По поводу города и штата она еще могла бы поспорить. Свет казался необычным, желто-зеленым. Был конец дня, когда обычно даже отвратительные места обретали некую живописность. Однако этим вечером над городом низко нависали сердитые облака, словно лохмотья, цепляясь за телефонные провода, последние мутные лучи заходящего солнца косо падали на землю. То тут, то там с неба сыпались хлопья снега, отчего казалось, что облака рассыпаются. Улицы были покрыты грязной кашей из растаявшего снега и песка. Выглядело скверно. Неописуемо мерзко. Хеннесси продолжала: – Сам акт уничтожения становится своей противоположностью, созиданием, актом сохранения статус-кво, поскольку статус-кво теперь – разрушение. И если он хочет доказать, в чьих руках правила игры, то должен не разрушать, а восстанавливать порядок. Что за идиотизм! На… – Ты пытаешься донести до нас, что нуждаешься в перерыве? – перебил ее Брайд. – Всего лишь поделилась некоторыми психологическими наблюдениями. Просто болтала. Чтобы убить время. – Что ты чувствуешь? – спросил Брайд. Ронан шумно выдохнул, барабаня пальцами по окну. В последние дни он становился все более и более беспокойным. Колени дрожат. Пальцы барабанят. Ноги шагают. Мысли перескакивают с одной на другую. Он грезил по необходимости. В противном случае не спал вообще. Хеннесси полагала, что на него так повлияла их затея с домино. Или, возможно, сорвала с него маску. – Нечто чертовски странное, – ответил парень. В этом месте было невероятно трудно ощутить истинную силу линии, поскольку ее окружало слишком много вещей, которые, как теперь Хеннесси знала, заглушали энергию. Низко расположенные незащищенные телефонные линии, стоячие маслянистые лужи на разбитом асфальте, нагромождение домов, опутанных проводами, тянущимися от них, как кишки. Спутниковые тарелки, словно темные грибы, проросшие то тут, то там на крышах. Однако было что-то еще, что делало картинку действительно уродливой, и Хеннесси никак не могла уловить что. Возможно, просто ее настрой. – Хеннесси, – резко позвал Брайд, поворачиваясь на пассажирском сиденье, чтобы взглянуть на нее, сидящую сзади. – Что ты чувствуешь? – То же, что Ронан Линч, – ответила Хеннесси. – Что-то здесь не так. – Задача будет не из легких. – сказал Брайд. – Нужно сровнять с землей три огромных здания. Не уверен, получится ли сновидеть на месте, так что, скорее всего, придется рассчитывать лишь на то, что у нас уже есть. Мы должны быть крайне сосредоточены. Возможно, вам придется сделать это в одиночку. Пока не знаю. Ронан поймал взгляд Хеннесси в зеркале заднего вида; его густые брови взмыли вверх. Весьма странно. Она пожала плечами. – По сути, – сказал Брайд, – мне нужно, чтобы один из вас был за рулем, просто на всякий случай. Нужно. Необходимо, чтобы кто-то их отвез. Брайд в них не нуждался. Это они нуждались в нем. Этим вечером Брайд припарковал Буррито на неровной стоянке перед закрытой лесопилкой. Пока Ронан и Хеннесси пару минут препирались, споря, кто займет место водителя вместо него (Хеннесси выиграла, Ронан отвлекся, удерживая Бензопилу в салоне), Брайд забрался на заднее сиденье. – Что происходит? – прошипел Ронан, едва мужчина захлопнул дверь. – Я что, похожа на няньку? – ответила Хеннесси. – Сам спроси. Они вернулись в машину. Ничего не спрашивая. Никто не произнес ни слова, пока машина мчалась по улицам уродливого города, а пару минут спустя миновала беспорядочно заселенный пригород. Изрезанная колеями дорога внезапно оборвалась у темного свежеуложенного асфальта на въезде в какое-то корпоративное учреждение. Невероятно чистая, белоснежная вывеска коротко гласила: «ЦИФРОВЫЕ РЕШЕНИЯ». Хеннесси взглянула в зеркало заднего вида на Брайда. В зелено-желтом свете она заметила, что он сидел совершенно неподвижно, глядя в окно прищуренными, словно от солнца, глазами. «ЦИФРОВЫЕ РЕШЕНИЯ» оказались комплексом из трех неприметных, но огромных белых зданий посреди ухоженной парковки. Во всех отношениях это место выглядело менее уродливым, чем город, который они оставили позади. Аккуратно подстриженный газон казался слишком зеленым для этого времени года. Черный-пречерный асфальт, ровный, как стекло. Каждую из белоснежных сторон зданий украшали одни и те же многозначительные слова: «ЦИФРОВЫЕ РЕШЕНИЯ». Сидя в Буррито посреди пустой парковки, Хеннесси воспользовалась возможностью прикончить несколько пончиков, надеясь, что в нынешнем дурном расположении духа ей станет плохо, она упадет и больше не встанет, но, в конце концов, пришлось остановиться. В ушах звенело. Она зевнула в попытке прояснить слух, затем зевнула снова. Звон продолжался. Было похоже на то, как если бы ты ударился головой и борешься с головокружением. Также немного напоминало включенный телевизор с убавленным звуком. Или гудение холодильника. Она резко дернула ручник. Снежинки парили перед лобовым стеклом и, падая на землю, таяли на фальшивой траве. В ушах по-прежнему звенело. – Что это за звук? – Да фиг его знает, – ответил Ронан. – Я думал, что один его слышу. Звук не прекращался. Странный звук, желто-зеленый, под стать желто-зеленому вечеру. На парковке не было ни машин, ни людей. Вообще никаких признаков жизни. Лишь рваные облака, тусклый свет, размывающий горизонт. И комковатые снежинки, тающие в грязи. Снаружи машины звон казался еще громче. Она решила, что самым мучительным в нем был его непрерывный, постоянный характер. Он не менялся, поэтому становился частью тебя. Напирая, выдавливая. С воздуха. С земли. От зданий. Птица Ронана взмыла ввысь и сразу же вернулась обратно, заторможенно стоя на асфальте и мотая головой, словно к ней что-то прилипло. Ронан присоединился к Хеннесси, и они встали плечом к плечу, разглядывая комплекс, огни парковки, одинаковые здания с одинаковыми входами в вестибюли из черного стекла – лаконично, как на детском рисунке. Звук продолжал доноситься отовсюду. Становилось очевидным, почему вокруг нет ничего живого. Невозможно представить бо́льшую противоположность безмолвному, наполненному жизнью лесу вокруг Илидорина. – Что движет миром, братишка? – произнесла Хеннесси, внезапно осознав, что у нее перед глазами. – Нули и единицы. Мемы и приколы. Форумы и Fortnite. Верно? Это… как там их называют. Ферма данных. Ферма серверов. – Чего? – Готова поспорить на свою прекрасную задницу, что внутри этих зданий бесконечные ряды серверов, – сказала Хеннесси. – Фейсбук-Инстабук-Твиттербук-Тиктокбук-Тамблбук. Это место – один из их коллективных разумов. Возможно, я ошибаюсь, но вряд ли. Как-то раз была на художественной выставке, посвященной парню, который пытался подать в суд на звук. – Серверы издают шум? – спросил Ронан. И сам же ответил на свой вопрос. – Вентиляторы системы охлаждения. – Именно, мистер Умник. – Я не могу грезить здесь, – как ни в чем не бывало продолжил Ронан. – Получится бардак эпических масштабов. Мы должны покончить с этим, используя лишь то, что уже имеем. Жаль, что ты оставила меч Модам. Нужно снести все здание или только то, что внутри? Брайд? Однако Брайд не ответил. И не присоединился к ним, стоящим у капота машины. Они обернулись, чтобы взглянуть. Задняя дверь оставалась открытой. Брайд выбрался, но не совсем. Казалось, он присел на корточки в размытой тени распахнутой дверцы автомобиля. Как будто стоя. Но его тело оставалось изогнуто в знак вопроса. Он дрожал. Ладонями зажимая уши. Мужчина кричал. Или, по крайней мере, выглядел так, словно кричит. Прижав руки к ушам, он снова и снова беззвучно открывал рот. Это была агония, истошный вопль без единого звука, отчего выглядело только страшнее. Как будто шум фермы серверов и крик случились с Брайдом одновременно, превращая его в нового человека. Кого-то менее настоящего. Спроецированного из другого места. Не было нужды объяснять, что ему больно. Что ты слышишь? Ронан тоже казался потрясенным, однако, отвернувшись от Брайда, голосом, полным бравады, произнес: – Значит, все зависит от нас. – Мы можем просто уйти, – сказала Хеннесси. – Оставить все как есть. Скажи ему, что мы справились. Может, он не заметит. Ронан бросил на нее взгляд.