Его смех похож на рокот: – Кажется, мы с тобой поладим. – Ен! – кричит Шура, проскакивая через открывающиеся двери. – Ты нам нужен! Я поднимаю голову, чтобы посмотреть, с кем она разговаривает. И моментально замираю, словно мои ноги приросли к полу. Несмотря на то что мы находимся под землей, здесь раскинулась целая деревня. Повсюду виднеются деревянные хижины. Часть из них выстроились ровными рядами на земле, а часть расположены на ветках огромных, искривленных деревьев. Здесь все из дерева или металла. Даже есть семь клеток, напоминающих лифты, которые доставляют людей с одного яруса на другой. От стены до стены тянутся сотни фонарей, и их мягкого желтого свечения хватает, чтобы осветить все уголки. Я присматриваюсь к фонарям и понимаю, что они не висят на веревках, а просто парят в воздухе, как заколдованные светлячки. А еще здесь множество людей. На большинстве из них одежда, которую носят в двадцать первом веке, но есть и те, кто ходит в явно сшитой на заказ в стиле Викторианской эпохи вперемешку с футуристическим. Основная масса людей выглядит очень занятыми и не обращают на нас внимания. Но некоторых настолько удивляет наше появление, что они останавливаются и даже перегибаются через перила верхних ярусов. Они пытаются получше рассмотреть меня. А я настолько потрясена, что даже не могу сформулировать какой-либо вопрос, потому что все слова просто вылетели у меня из головы. Темнокожая женщина направляется в нашу сторону. В ее глазах явно читается подозрительность. На ней коричневая кожаная куртка, которая выглядит так, будто пережила не одно сражение, и желтый шарф, повязанный вокруг пучка длинных косичек. Рядом с ней шагает стройный мужчина с такими же черными волосами и бледной кожей, как у папы. И у меня тут же перехватывает горло. Он улыбается при виде меня, отчего возникает ощущение, будто меня ждали. – Я Ен, и единственный, кого хотя бы с натяжкой можно назвать врачом. – Он протягивает мне руку, но тут замечает, что я уже практически всем телом опираюсь на Тео. И хмурится, когда замечает мою рану. – Давай отведем тебя в лазарет. Знакомство может подождать. Женщина с косичками внимательно смотрит на меня, но остается с Ахметом. Я ковыляю к большой хижине у подножия одного из деревьев. Внутри ее освещают свисающие с потолка фонари оттенков бирюзы, золота и лазури, которые отбрасывают причудливые тени на пол. В воздухе витают ароматы апельсина и корицы, что меня удивляет, ведь кроме двух красных диванов, кофейного столика, собранного из металлолома, и странного аппарата, выглядывающего из шкафа, здесь больше ничего нет. Тео помогает мне опуститься на один из диванов, затем убирает руки и кивает на мою ногу: – Кажется, это что-то новенькое. Она даже вырубилась на несколько минут. Как думаешь, может, это какой-то глушитель? Ен поджимает губы: – Ты уверен, что это не маячок? Тео мрачнеет: – Я… Я сомневаюсь в этом. – Словно защищаясь, он скрещивает на груди мускулистые руки, при этом всем своим видом демонстрируя уверенность. – Кроме того, она не принимала таблетку. А они не могут выследить человека, если не завладели его разумом. Ен хмыкает и опускается на колени рядом со мной: – Опиши, как себя чувствуешь? Я морщусь: – Так, будто мне подстрелили ногу. Его взгляд пронзает меня, требуя подробностей. – Скажи, что ощущаешь, – просит он. А когда понимает, что я не собираюсь отвечать, добавляет: – Если только не хочешь и дальше жить с осколком в ноге. Нахмурившись, я смотрю на рану на бедре: – Мне жарко. Кожа будто горит, а внутри словно оказалось что-то тяжелое и зазубренное. Как… как камень. Я поднимаю глаза, и Ен кивает: – Прекрасно. А теперь сосредоточься на этом ощущении. Отдели его от других в своем разуме. Справишься? Мне хочется возразить, но Ен и Тео так серьезно смотрят на меня, что я решаю не спорить. А вместо этого дважды киваю и закрываю глаза, думая о предмете, засевшем у меня в бедре. Чем сильнее я сосредоточиваюсь на боли, тем сильнее она становится. Нестерпимый жар пронзает ногу до самой кости, отчего она невольно подгибается. Я резко втягиваю воздух. – Хорошо, – хвалит Ен спокойным и ласковым голосом. – А теперь представь, как твое тело отвергает эту боль. Представь, как осколок выскальзывает из твоего тела и боль уходит. Представь, что ты полностью контролируешь тело, а этот металл – этот камень – не является его частью. Я дышу через нос. Не знаю, как здесь течет время и сколько прошло с момента моей смерти, но я настолько свыклась с болью, что уже и не вспомнить, когда я ее не испытывала. Мне хочется, чтобы пульсирующая головная боль прекратилась. Хочется, чтобы кожу не тянуло. Чтобы кости не ощущались хрупкими. Чтобы мышцы не ныли от каждого движения. Может, это лечение больше напоминает гипноз, но, если есть хоть малейший шанс, что это поможет, – хоть какой-то шанс ослабить мои ощущения, – я попробую. Мне просто хочется, чтобы боль ушла. Я сосредоточиваюсь на ране на ноге и представляю, что боль угасает, как последние угольки в костре. Представляю, как осколок выскальзывает из моего тела, а рана затягивается, оставляя после себя лишь гладкую обновленную кожу. Я твержу себе, что все именно так. Что боли больше нет. И она рассеивается, словно туман, уступая место голубому небу и солнечному свету. Я чувствую… Голос Ена прерывает мои мысли: – Неплохо для новичка. Я распахиваю глаза и вижу, как Ен и Тео улыбаются мне. А когда перевожу взгляд на ногу, то не нахожу там раны. Кажется, будто ее там никогда и не было. Я провожу пальцами по коже, а затем засовываю большой палец в дырку на штанах. Края разрыва похрустывают, потому что ткань слегка обуглилась от выстрела, вырубившего меня. Но я не ощущаю ни осколка, ни боли, даже следов от раны не осталось, если не считать порванных штанов. Я прижимаю руку ко лбу, внезапно осознав, что и головная боль немного утихла. – Как ты это сделал? – На самом деле это сделала ты. – Тео одаряет меня сияющей улыбкой, словно ему не терпится поделиться каким-то секретом. Ен кивает: – Боль – лишь привычка, от которой ты еще не научилась избавляться. – Он склоняет голову и показывает на свой висок. – От головной боли тоже можно избавиться, но зачастую это не так просто. Мы не знаем точной причины, почему так происходит, возможно, это травма смерти. Но твое ранение отличается от всего, что мы видели раньше. Тео с опаской смотрит на Ена: – Никогда не видел подобной пули. Если это что-то новое, значит, они приспосабливаются. Думаешь, нам стоит беспокоиться? – Да, – отвечает Ен с нажимом. – Они приспосабливаются быстрее, чем мы учимся контролировать свой разум. И это… тревожит, мягко говоря. Это все равно что готовиться к контрольной по алгебре, а придя в класс, узнать, что она будет по тригонометрии. – И что нам с этим делать? – спрашивает Тео. – Мы тоже будем приспосабливаться, – раздается женский голос от двери. У проема стоит женщина с заплетенными в косу волосами и желтым шарфом. Позой она демонстрирует силу, а в голосе слышится властность. И я слегка сжимаюсь, внезапно осознав собственную беззащитность. У меня нет здесь семьи, и я не понимаю, как выжить в этом новом для меня мире. Не знаю, хорошо это или плохо, но я во власти этих незнакомцев. Женщина кивает на двери Ену и Тео. Они тут же отступают от меня, и я понимаю, что они не просто слушают ее; она их предводитель. – Анника, – произносит Тео, останавливаясь рядом. Он больше не произносит ни слова, но я вижу в тусклом свете, как подергиваются желваки на его челюсти. – Это необходимо, – отвечает она на непроизнесенный вопрос. Она подходит ко мне, и в ее темных глазах отражается серьезность. Присев на край кофейного столика, она наклоняется вперед, пристально изучая меня, словно образец под микроскопом. Наверное, так же я рассматривала незнакомцев с застывшими лицами, когда только очнулась здесь. Словно она не уверена, что я человек. Я сажусь чуть-чуть прямее и поворачиваю к ней лицо: – Ты так смотришь на меня, потому что считаешь меня одной из Колонистов? Ее губы слегка изгибаются, но если бы я внимательно не смотрела за ней, то не заметила бы этого. – Это не так. – Стараясь не обращать внимания на дрожащие плечи, я надеюсь, что искренность компенсирует неуверенность. – И во мне нет ничего особенного. Я совершенно обычный человек, поверьте. Анника обхватывает край стола, и я слышу, как ее пальцы барабанят по металлу. А взгляд все так же пронзает меня. – Я хочу, чтобы ты знала, что в этом нет ничего личного. Но я должна быть уверена. И пока я пытаюсь понять значение ее слов и осознать, что барабанная дробь прекратилась, Анника заводит руку за спину, а затем резко прижимает меня к спинке дивана и вонзает нож мне в сердце.