Меня злит, что скорее всего я упустила единственную возможность доказать свою теорию о том, что люди возвращают себе разум. Но моя уверенность пошатнулась, а в душе поднялась тревога, что этим я привлеку к себе внимание Колонистов. Поймут ли люди, что я тоже человек, если моя маска на мгновение дрогнет? Поднимут ли тревогу? Нужно убираться отсюда, пока я окончательно не лишилась самообладания и кто-то не увидел мое истинное лицо. Я быстро поднимаюсь по лестнице в центральные дворцовые залы, пока все мои мысли занимают воспоминания о множестве людей, запертых в собственных телах. О множестве людей, которым я не в силах помочь. Я вытираю ладони о плащ и сворачиваю в один из коридоров. И, лишь пройдя его до конца, понимаю, что свернула не туда. Я разворачиваюсь и иду обратно, пытаясь отыскать верный путь, но вскоре понимаю, что заблудилась в лабиринте закрытых дверей и жутких картин, отчего начинает кружиться голова. Разочарование и безграничная печаль прожигают меня насквозь. Если мне удастся помочь Мартину и девушке, не подставлю ли я этим остальных? Неужели я решу их судьбу лишь тем, что не попытаюсь спасти каждого из них? Это давит на меня неподъемным грузом. Но информация об экспериментах в герцогстве Смерти заставила дрожать от страха всех жителей Поселения, так что не стоит даже заикаться спасти кого-либо. Что уж говорить о том, чтобы попытаться спасти всех? И меня бесит, что приходится расставить приоритеты. Но я не могу помочь всем. Не могу попросить жителей Поселения принести такую жертву. Люди, страдающие в герцогствах Войны и Голода, тоже нуждаются в нашей помощи. Спасение двоих кажется незначительным событием. Но выполнимым. Только вот как не думать об остальных? Каждый человек, которого я пытаюсь спасти в Победе, может стоить жизни человеку в другом герцогстве. В памяти всплывают черный песок и оторванные конечности. Воспоминания Гила. И где-то там лежит и его собственная рука. Сколько его конечностей лежит на том поле боя? В скольких из них, словно вороны, ковырялись Гвардейцы Легиона? Сколько раз Гил умер на том поле, прежде чем смог сбежать? Нужно взять себя в руки. Если Гил смог выбраться из герцогства Войны, не поддавшись тьме, то и я смогу справиться с ней. Я останавливаюсь в одном из залов, перевожу дыхание, а затем сворачиваю в ближайший коридор. И оказываюсь в большой стеклянной комнате, наполненной ароматами гардений и цветов апельсина. И хотя запахи мне знакомы, растения, испускающие их, не похожи ни на одно из тех, что я когда-либо видела. Деревья с серебристой корой и темно-фиолетовыми цветами. Белые кустарники с золотистыми ягодами. Причудливые миниатюрные деревья с изогнутыми и искривленными стволами. Каждый новый цветок больше и ярче предыдущего, а витающие в воздухе ароматы опьяняют. Подойдя к дереву с нежно-розовым стволом и белыми листьями, которые напоминают перья, я аккуратно прикасаюсь к нему пальцами, не веря, что оно вообще реально. – У него нет названия, но оно мне тоже нравится больше остальных, – пронзает тишину голос. Я оборачиваюсь и вижу принца Келана возле большого каменного фонтана. Его руки сложены за спиной, а волосы все такие же белые, как снег. В этот раз он не надел меха, но его одежда выдержана в цветах его герцогства, а голову обхватывает корона из серебристых веток. Тревога охватывает меня, заставляя сердце биться быстрее. Он не должен быть здесь. Даже на таком расстоянии я вижу, как сверкают его глаза, и тут же опускаюсь в реверансе. – Прошу прощения, Ваше Высочество. Я случайно свернула в этот зал, и меня охватило любопытство, – говорю я, пытаясь подавить румянец на щеках и не дать вырваться ругательствам. На лице принца Келана появляется легкая улыбка: – Из всех четырех герцогств самые красивые сады именно в Победе. – Он замолкает, внимательно рассматривая меня. – Знаешь, а мы с тобой редкой породы. Я непонимающе смотрю на него. – Любопытные, – уточняет он и склоняет голову. – В каждую нашу встречу я вижу в твоих глазах стремление к неизведанному. – Он слегка кивает мне. – И, думаю, оно есть и во мне. Я мысленно возвращаюсь в тот день, когда увидела Солнечника и ландо принца. В тот момент мне так сильно хотелось узнать Бесконечность. Понять ее. – Иногда мне кажется, что этот мир слишком непостижим для меня, – говорю я и, наверное, впервые за наше знакомство честна с ним. – Иногда мне кажется, что я слишком непостижим для этого мира, – говорит он, и я вижу, как сияют от смеха его серебристые глаза. – Что привело тебя во дворец? Я тут же мысленно прячу честность подальше и хватаюсь за первую всплывшую ложь: – Пришла посмотреть галерею, по вашему любезному приглашению. Его лицо проясняется: – Ты действительно свернула не туда. Но, если позволишь, я с удовольствием покажу правильный путь. Я опускаю голову и иду рядом с ним, старательно придерживая шаг. И так уже выставила себя на посмешище, не хватало еще показать, что спешу поскорее убраться отсюда. – Брат сегодня вернулся в свое герцогство, – внезапно говорит принц, словно ему это только что пришло в голову. – Это объясняет, почему во дворце так тихо, – отвечаю я, заставляя себя улыбнуться. Келан удивленно приподнимает бровь: – Наверное, ты единственная в Победе, кто не поддался его чарам. Мои подданные, кажется, считают его нелепые истории и безвкусные шутки очаровательными. – Принц устало вздыхает. – Но, полагаю, не стоит их винить. Эттор умен и знает, как притвориться заклятым врагом или любимым другом, в зависимости от того, какая из ролей принесет больше пользы. А еще знает, кому и какие слухи нашептать на ухо, чтобы они дошли до нужных ему людей. – Звучит так, словно вы восхищены этим. – Все слушают его. – Так же как и вас. – Сейчас – да. Но в том-то и дело, что шепот едва слышен, но при этом обладает силой изменить все. – Келан откидывает голову назад. – Возможно, использовать обаяние как оружие не так уж и плохо. – Знаете, я бы предпочла, чтобы мне говорили правду, – не раздумывая, отвечаю я. Но тут же понимаю, что и сама скрываюсь за маской, отчего меня окатывает волной лицемерия. Так что я быстро добавляю: – Кроме того, нет ничего очаровательного в угрюмом высокомерии и потугах казаться умным. Осознав, что именно ляпнула, я тут же напрягаюсь. Неужели я только что оскорбила герцога Войны перед его собственным братом? Да что я творю? Но, к моему удивлению – и облегчению, – Келан громко смеется. – Однажды я назвал его увальнем в скучных одежках перед столичными канцлерами. – Его глаза блестят. – Эттор аж вином поперхнулся. А я испытал глубокое удовлетворение. – Представляю, – отвечаю я, веселясь больше, чем следовало. Почему-то общение с Келаном напоминает мне болтовню с другом. Оно проходит так легко. Скорее даже умиротворенно. А значит, мне следует быть осторожной. Мы сворачиваем в очередной коридор, шагая в ногу по стеклянной плитке. – Мне казалось, вы, как радушный хозяин, должны проводить королевских гостей до границы герцогства? – невинно интересуюсь я. – Уверен, брат переживет эту трагедию, – отвечает Келан. – Я отправил вместо себя своих Гвардейцев и королевского советника. – Здесь так тихо, – замечаю я. – Не думала, что во дворце бывает так пусто. Келан смотрит вперед: – Иногда мне так нравится даже больше. Однообразие дворцовой жизни порой душит. Особенно здесь. Это признание удивляет меня. Так вот почему люди-слуги находятся в подвале, словно выключенные компьютеры? Потому что ему захотелось побыть одному? Я стараюсь запрятать воспоминания о немигающих взорах людей, стоящих где-то под нами, а всколыхнувшийся гнев замуровываю вместе со страхом за крепкой стеной. – Думаю, мне пора. Не хочу мешать вам сильнее, чем уже помешала. – Прошу, останься, – поворачиваясь ко мне, выпаливает он. – Я наслаждаюсь твоей компанией. – Но не ротой Гвардейцев Легиона? – натягивая на лицо улыбку, спрашиваю я. – Только не рассказывай никому об этом, а то командир Кьяс расстроится. Моя улыбка тут же тает. Если бы он знал, что его предает его же командир, то не отправил бы его провожать принца Эттора к границе, где они смогут спокойно обсудить, как свергнуть правителя Победы. А я не могу рассказать об этом Келану, не раскрыв себя. Да и хочу ли это делать вообще? Я видела, что творится в Войне. Знаю, как выглядит герцогство под управлением Эттора. В Победе людей лишают разума и превращают в рабов, но при этом не разрывают на куски по нескольку раз в день. Но при этом принц Келан сам отправил человека для экспериментов в герцогство Смерти. И я стараюсь не забывать об этом, пока смотрю в его серебристые, ничего не выражающие глаза. Наверное, не стоит сравнивать тюрьмы, потому что они все равно остаются тюрьмами. Но если Эттор станет управлять в герцогстве Победы людьми, которые даже не могут попытаться дать отпор… Да, жизнь здесь не сахар. Но я понимаю, что все может стать еще хуже. Я знаю, что не могу предупредить Келана. Но меня все равно гложут сомнения, стоит ли это делать. Мы неспешно идем по галерее, рассматривая каждую картину. Принц рассказывает, какие приобрел сам, а какие ему подарили жители разных районов герцогства. Рассказывает историю каждой картины так подробно, словно это его домашние любимцы. Но, к счастью, ни слова не говорит о людях, которые их нарисовали. Интересно, Колонисты вообще упоминают их в своих разговорах? Или это напоминает им об их ограниченности? О том, что, как бы Колонисты ни самосовершенствовались, они все равно не смогут мечтать, воображать и творить.