Он качает головой: – На самом деле я больше боюсь, что меня предадут. Огонек в руке Гила отражается в изогнутых ветвях деревьев, нависающих над нами. – Знаю, ты пережил в Войне столько всего, что мне и не вообразить. И… мне не следовало так пренебрежительно относиться к этому. – Локоть начинает покалывать от фантомных болей, вызванных воспоминанием Гила о том, как ему оторвали руку. – Я показал тебе свои воспоминания не для того, чтобы вызвать сочувствие, – холодно замечает он. – Это называется «сострадание», – огрызаюсь я. – Если люди не попытаются понять друг друга, то они никогда не перестанут воевать. Мы подныриваем под низкорастущую ветку и несколько долгих минут молча пробираемся по мокрому мху и влажной земле. – Я воюю не с тобой, – наконец говорит он. – А я не с тобой, – отвечаю я, и это похоже на небольшое перемирие между нами. В тишине мы пробираемся сквозь деревья, пока не выходим на пляж. Гил сжимает кулак, пока огонек не тухнет, а я осматриваюсь по сторонам. Лунный свет освещает песок, на который медленно накатывают волны, убаюкивая своим ритмом. – Ахмет кружит над пляжем, так что можно просто подождать его здесь, – опускаясь на песок, говорит Гил. Поколебавшись пару мгновений, я занимаю место рядом с ним, подтягиваю колени к груди и поднимаю лицо к небу. Звезды мерцают, как светлячки, и танцуют в собственном мире. Я вспоминаю, как мы с Мэй в последний раз ходили смотреть на звезды. И как сильно ей это не понравилось. – Странно, – нахмурившись, говорю я, не сводя глаз со сверкающего небосклона. – Я не могу найти созвездие Ориона. – Это потому, что здесь не действуют привычные правила, – тихо говорит Гил, глядя на океан. – Ни один человек не может вспомнить, где какая звезда находится, поэтому они постоянно меняют свое положение. Ходят слухи, что Колонисты не видят звезды… что это еще одна часть мира, как и сны, которая слишком человечна для их понимания. Так что пока Колонисты ограничены в этом, ночное небо не имеет границ. Не имеет границ. Как этот мир. Как само время. – Я часто ходила в походы с родителями. И мы проводили ночи напролет, глядя на звезды. – От воспоминаний у меня все сжимается в груди, и я зарываюсь пятками в песок. – Временами мне кажется, что мои попытки сохранить воспоминания о своей семье и друзьях безнадежны. Я думаю о Финне, и меня пугает то, что мои чувства к нему постепенно исчезают. Неужели это означает, что они были ненастоящими? Что они оказались не такими сильными, как я думала? Или я уже провела в Бесконечности столько времени, что начала все забывать? Гил смотрит на накатывающие волны. – Проще всего их отпустить. – Но если я отпущу их, то больше не буду знать, кто я такая, – повернувшись к нему, говорю я дрожащим голосом. – Я была дочерью, сестрой и другом. А теперь… – В горле встает ком, не давая прорваться словам. Смерть меняет меня и в то же время крепко держит в своих руках. Я все еще привязана к живому миру, все еще продолжаю защищать Мэй. Продолжаю тянуться к Офелии, не в силах избавиться от старой привычки. И я не знаю, как забыть о своей смерти, своей семье или своих страхах. А что будет, если мне это удастся? Что, если я смогу жить без багажа сожалений и вины за то, что умерла слишком молодой? Кем бы я была, если бы отпустила свою старую жизнь и по-настоящему приняла новую? Научусь ли я управлять своими способностями, приняв тот факт, что больше не та, кем была раньше? – Бесконечность должна давать нам всем шанс стать теми, кем мы хотим, – спустя несколько минут говорит Гил, и в его голосе слышится тоска. – Мы должны понять, кто мы есть, и решить, что для нас будет нормой. Должны начать все сначала. – Он серьезно смотрит на меня. – Чувство, которое ты ищешь, – ощущение принадлежности к чему-то. Он замолкает и кривит рот. – Как думаешь, оно появится у нас снова? Гил сидит так неподвижно, что я невольно задерживаю дыхание. – Надеюсь, – наконец говорит он. У меня начинает щипать глаза. И я вновь смотрю на звезды. Мне так отчаянно хочется верить, что он прав, но это больше похоже на торг. Мне приходится отказаться от прежней жизни, чтобы получить что-то новое. Чтобы быть счастливой, мне необходимо смириться со своей смертью. Хочешь спланировать будущее – забудь прошлое. А выстраивая новые отношения, я чувствую, что предаю старые. – То, что ты сделала для Ахмета и Тео… Я очень удивился, – внезапно говорит Гил, продолжая смотреть на темный горизонт. – Я никогда не встречал того, кто так боялся сражаться за себя, но при этом бросался в бой, защищая других. Наши взгляды встречаются. И на мгновение мне кажется, что мы наконец начнем понимать друг друга. Но в его глазах отражается что-то еще. Что-то спокойное и более сдержанное. – Неужели заботиться о других настолько ужасно? – Океанский бриз подхватывает мой еле слышный шепот. – В этом мире – да, – без колебаний отвечает он. И вновь смотрит в ночное небо. – Но в другом мире? На другой войне? – В его голосе слышно напряжение, хоть он и пытается его скрыть. – Возможно, ты могла бы стать тем лидером, в котором мы нуждаемся. Я открываю рот, чтобы ответить, но тут воздух наполняет рев. Летун Ахмета направляется к нам и останавливается в нескольких метрах от нас. Когда мы забираемся на заднее сиденье, на лице Ахмета читается облегчение, но он никак не проявляет его, пока мы не добираемся до Поселения. Но как только мы проходим через металлические двери, он обнимает меня за плечи и благодарит за то, что я спасла ему жизнь. Я обнимаю его в ответ и через мгновение чувствую, как Тео стискивает нас обоих в своих руках. Знаю, они мне не родители, не братья или сестры, но, может, главное лишь то, что они важны для меня. Может, не так уж и плохо, что и я важна для них. Созданный мной кинжал впивается мне в бедро, и я выпутываюсь из объятий, чтобы достать его из-за пояса. Усмехнувшись, я протягиваю его Тео: – Это тебе. Тео вертит кинжал в руке, рассматривая его темно-красный цвет и глянцевый блеск. – Неужели ты?.. – Да, – отвечаю я, чувствуя, как от гордости распирает грудь. Он улыбается так широко, что видно все зубы. – В Лабиринте я переживал, что Колонисты нашли нас, потому что удача в тот час от нас отвернулась. Но как же я рад, что ошибся в этом. Я смеюсь и с радостью вновь падаю в его объятия. Но, даже слушая поздравления жителей с изготовлением моего первого оружия и отвечая на них, я не могу оторвать взгляда от места, которое спешно покинул Гил. Глава 31 Стоит мне рассказать о происходящем в герцогстве Смерти, Поселение окутывает нервозность. Я никогда не видела, чтобы жители так явно проявляли свой страх. Словно каждое принятое ими решение теперь может стать последним. Не представляю, что произойдет с их духом, когда Лисандр доберется до решающей фазы в планах Офелии. Не уверена, что кто-то из нас сможет смириться с мыслью об окончательной смерти. Смерти, после которой нас ничего не ждет. В глубине души я надеялась, что эта ценная информация и то, что я выжила в Лабиринте, каким-то образом помогут исправить ситуацию с Анникой. Но она хоть и была благодарна за спасение Ахмета и Тео, но все еще считает, что я не готова к большей ответственности. И мое мнение на этот счет ее не интересует. Воспоминания Фило стали тревожным сигналом. Времени почти не осталось. И не только у жителей Поселения для того, чтобы остановить Офелию. Но и у меня, чтобы отыскать способ помочь Мартину и девушке во дворце. Тео делает все возможное, чтобы собрать информацию о брате, прослушивая заседания в Зале советов. Но пока ему не удалось узнать что-либо полезное. Я же сосредоточилась на управлении своим разумом. Но это не уменьшает моего беспокойства о служанке и не избавляет меня от мыслей о том, что же происходит в других герцогствах. Зато почти помогает не думать о том, почему я не видела Гила с тех пор, как мы вернулись из Лабиринта. Мы разделили крошечный момент под звездами, но он прошел. Мы никогда не дружили. И один забег от Кошмарника этого не изменит. Я пытаюсь забыть о нем так же, как и о своей прошлой жизни, но не могу. Кажется, что о нем напоминает все: от хлопков по боксерской груше до белых огоньков фонариков. Мне хотелось бы разозлиться на это, но не получается. В один из вечеров, возвращаясь с тренировки, я замечаю свет, который льется из хижины Гила. Дверь приоткрыта, и по танцующим теням можно догадаться, что происходит внутри. Не успев остановить себя, я подхожу к дверному проему и застываю от увиденного внутри. Гил сидит за рабочим столом. Его волосы растрепаны, а в руках странный кусок серебристого металла в форме полумесяца. Тот, что я принесла от Ахмета и оставила на столе Гила. Я вижу только одну сторону его лица, но меня поражает его сосредоточенность. Кусочек вращается в его руках – руках творца – так легко, словно ничего не весит.