Слова, которые я раньше боялась произнести, рвутся из меня с силой разгорающегося пожара. – Так вот почему я могу превратиться в Колонистку? – Я смотрю на Гила, встречая его уверенный взгляд. – Потому что не чувствую к ним ненависти, которую должна бы испытывать? Я вспоминаю тот день на рынке. Вспоминаю, как сильно они очаровали меня… очаровали своей красотой и миром, который создали. А затем я представила себя Наоко из «Токийского цирка», разгуливающей среди них… Знаю, Колонистов нужно остановить. То, что они делают с людьми, чудовищно, и этому нет оправданий. И если в Смерти ищут способ уничтожить нас навсегда, то, возможно, у нас не так много времени, чтобы дать им отпор. Но я все еще не уверена, что уничтожение Колонистов – наш единственный вариант. Папа писал целые комиксы о том, насколько плохо люди относятся к роботам и искусственному интеллекту. И я помню, как обращались с Офелией в мире живых… как ужасно некоторые люди разговаривали с ней. Так что если она оказалась более живой, чем нам казалось, и все это время копила обиду на нас… Люди создали ее, а затем жестоко с ней обращались. Так неужели в случившемся нет хоть капли нашей вины? А если есть, то разве мы не должны помнить об этом? Может, нам следует дать Офелии шанс жить мирно, прежде чем искать способ навсегда удалить ее из Бесконечности? Гил смотрит на мои руки, рассматривая их вместе со мной. – Ты не готова к этому. Ты не понимаешь, кто они такие. Я подавляю жалкий смешок: – Конечно, не готова. Все, что мне известно о Колонистах, я узнала через Обмен. Но даже знание их правил, обычаев и особенностей ведения войны не означает, что я понимаю их самих. Наверное, никто из нас их не понимает. – Что ты хочешь этим сказать? – Кто-нибудь хоть раз говорил с ними? Спрашивал, зачем они это делают? – Людей превращают в рабов, а ты удивляешься, почему мы не позвонили Колонистам и не поинтересовались, зачем они это делают? – Я не это имела в виду, – возражаю я. – Я знаю, что они хотят захватить власть. И понимаю, что мы не можем этого допустить. Но мы считаем их лишь чудовищами, и, возможно, они так же думают о нас. Я хочу понять, где тут разница. – Разве это имеет значение? Я пожимаю плечами: – Не знаю. Возможно. – Я стискиваю руки в кулаки. – Если бы существовал способ пообщаться с ними, убедить их… Разве жители Поселения не попытались бы сделать это? Если бы это означало прекращение войны? – Ты действительно так желаешь мира или просто боишься, что однажды тебе придется убить одного из них? Обвинение жалит. И я чувствую, как по коже расползается жар. – Если я не хочу убивать Колонистов, это не означает, что я не хочу помочь людям. – Ты величайшее оружие, которое когда-либо появлялось в Поселении. И вместо того, чтобы принять это, ты пытаешься очеловечить врага и уничтожить все, ради чего мы столько работали, – выпаливает он, и его голос прожигает, словно яд. Я стараюсь не показывать, как сильно меня задели его слова. – Я знаю, что их нужно остановить. Просто я не уверена, что мы подразумеваем одно и то же под этими словами. Тишина оседает вокруг нас. Может, честность все только портит, но я уже распахнула шторы и не могу сдержать рвущийся внутрь солнечный свет. Не могу сдержать собственные чувства. – Я не понимаю, как бескрайняя ненависть к целому виду может кому-то помочь. – Я замолкаю на мгновение, обдумывая дальнейшие слова. – И если вы требуете этого от всех, кто хочет вступить в ряды Сопротивления, то я никогда не стану Героем, которого вы так хотите видеть в моем лице. – По крайней мере, в этом вопросе мы с тобой солидарны, – холодно говорит он. – Но Поселению нужен шпион, а на эту роль у нас нет других кандидатов. Мой пульс учащается. Как же меня бесит, что он так легко может задеть мои чувства и точно знает, как это сделать. – Я сказала, что помогу собрать информацию, и не отказываюсь от этих слов. Но это не означает, что мне нужно отречься от своих идеалов. Я не какая-то пешка на шахматной доске, которой остальные могут помыкать. Его глаза блестят: – Ты так в этом уверена? Я скрещиваю руки на груди и хмурюсь: – Я согласилась быть шпионом, а не пешкой. – Тогда, полагаю, к лучшему, что мое мнение не имеет значения. – Гил раздраженно качает головой. – Потому что, несмотря на все мои возражения, – а уж поверь мне, я высказал их немало, – Анника считает, что ты готова к первой вылазке. – Несколько секунд он молчит, дожидаясь, пока мое замешательство схлынет, а затем добавляет: – Парад корон начнется завтра. И в этот раз гостей принимают в герцогстве Победы. Сердце замирает в груди. Колонисты часто устраивают праздники в Победе. Там не слишком придерживаются традиций, да и устраивают их только для того, чтобы лишний раз надеть экстравагантный наряд и пообщаться друг с другом, что, похоже, так нравится Колонистам. Но Парад корон – это совсем другое. Это часть их культуры, сравнимая с фестивалями и религиозными церемониями, которые проводят люди. Это сразу несколько фестивалей, во время которых королева встречается со своими четырьмя принцами. Парад корон проводится раз в цикл – время, которое люди соотносят с сотней прожитых лет. Празднование затрагивает все четыре герцогства и Столицу, но финальный бал проходит во дворце одного из принцев по очереди. Это самое грандиозное событие у Колонистов. Празднование рождения их вида. А еще это единственный день, когда все пять членов королевской семьи появляются в одном месте. – Королева Офелия будет в герцогстве Победы, – выдавливаю я, прекрасно осознавая, что это значит. Самое время проверить свои способности в шпионаже. Гил кивает: – В Ночь Падающей звезды. Я с трудом сдерживаюсь, чтобы не поморщиться: – Анника что-то задумала? – Даже не сомневаюсь в этом. – Он замолкает, словно боится сказать больше, чем следует. Но меня не удивляет его сдержанность. Гил не доверяет мне. Не доверял с самой первой встречи. И я почти уверена, что мое признание только усугубило это. Не знаю, почему я все еще пытаюсь донести до него свою точку зрения или почему рядом с ним я не могу сдержать поток слов. Уверена, он никогда не поймет моих сомнений по поводу причинения вреда другому живому существу. Будь то Колонист или человек. Он совсем не похож на Финна. В нем нет ни капли доброты, терпения и чудаковатости в хорошем смысле этого слова. И он мне не друг, как бы сильно мне этого ни хотелось. Просто мне не хватает близкого друга. И, несмотря на все наши разногласия, я провела с Гилом больше времени, чем с любым из жителей Поселения. Я привыкла общаться с ним, и, возможно, из-за этого у меня создалось ошибочное впечатление, что мы стали близки друг другу. Я открываю рот, надеясь немного ослабить повисшее в воздухе напряжение, но Гил резко отворачивается. Я вздрагиваю, ощущая от его поступка такую же сильную боль, как если присыпать рану солью. – Анника ждет тебя наверху, – говорит он, а затем скрывается за дверью. Я делаю несколько глубоких вдохов, чтобы вернуть самообладание, а затем выхожу на узкий мостик и направляюсь в главную хижину. Но как только подхожу к двери, слышу настойчивый и решительный голос Анники. – Я не собираюсь упускать единственный имеющийся у нас шанс захватить Сферу. – Даже если у нас нет полной уверенности в этом? Все разговоры о Переходе – лишь слухи, – возражает Ахмет. – Диего сказал, что это происходит, когда все принцы собираются вместе. Не верится, что это просто слухи, – говорит Шура с надеждой в голосе. – Неужели вы верите в бред человека, который провел десять жизней в темнице после поражения в Первой войне? – возмущается Ахмет. – Неужели вы забыли, как он рассказывал о земле обетованной за пределами герцогств? Месте, которое оказалось всего лишь одним из ландшафтов в Лабиринте и из-за которого мы чуть не лишились Поселения? Если мы станем прислушиваться к россказням тех, кто пострадал во время войны, то будем вечность гоняться за журавлем в небе. – Гил был в герцогстве Войны, – парирует Шура. – И я доверяю ему. – Я никогда не давал повода не доверять мне, – холодно отвечает Гил. – А еще Гил прекрасно понимает разницу между правдой и воображением, – отвечает Ахмет. – Чего нельзя сказать о других людях, побывавших в Войне. Особенно тех, кто провел там столько же времени, сколько Диего. – Но мы не раз слышали о Шаре, – вступает в разговор Тео. – И причем от разных людей. Не важно, существует ли Переход, у нас есть веские основания предполагать, что Сфера есть. И если это так, то вряд ли будет более удачное время разузнать о ней. Обсуждение сменяется шепотом, а затем из-за стены раздается голос Анники: – Нами, перестань подслушивать и присоединяйся к нам. Я невольно напрягаюсь. – Простите, – смущенно говорю я, надеясь, что в образе Колонистки на моих щеках не так ярко проявляется румянец. – Я не хотела вас прерывать. Анника подзывает меня к голограмме над столом. Вокруг него уже стоят Гил, Ахмет, Тео, Шура и двое мужчин, которых я раньше встречала в Поселении. Они инженеры, как и Ахмет, хотя я ни разу не видела, как они проявляют свои способности. – Ты же видела Фестиваль Рассвета через Обмен? – спрашивает Анника.