Парень все еще внимательно рассматривает меня, и я вспоминаю, что мне снилась не только моя смерть. А еще и жизнь. И Финн. Как много они увидели? Во сколько воспоминаний влезли? Я задыхаюсь от ярости, ведь это настолько личное. Принадлежащее только мне. – Можешь называть их как тебе угодно, – говорит Ен. – Но человеческие сны – единственное, чем они отличаются от нас. Понимаешь, Колонисты их не видят. У них не получается представить себе то, чему они не могут научиться от других. Особенно от людей. Напряжение пронизывает меня, отчего тело замирает. – Если вам так сильно хотелось заглянуть в мои сны, почему бы не попросить об этом вежливо? Вместо того чтобы нападать на человека, который недавно пережил насильственную смерть? – Если бы мы стали тратить время на «вежливые просьбы», то не продержались бы так долго, – хрустнув костяшками пальцев под скрещенными руками, заявляет незнакомец. – Он прав, – с серьезным видом подтверждает Ен. – Кроме того, самые сильные отпечатки снов возникают за мгновение до нашей смерти. Ты слышала выражение «жизнь проносится перед глазами»? Оказывается, оно верно. – На его лице появляется нежная улыбка, пока он поднимает провода с пола и отодвигает стул к аппарату. – Если тебя это утешит, мы не знали, что тебя убили, пока не увидели твои сны. Лицо все еще горит от злости и капли смущения, но его слова разжигают мое любопытство. Хотя сложно игнорировать тот факт, что я провела в Бесконечности меньше двенадцати часов, а меня уже застрелили, зарезали и обвинили в шпионаже. Может, если я получу чуть больше информации, то это поможет мне подготовиться к дальнейшим событиям? Кареглазый незнакомец все еще напряжен, словно готовится к сражению. И я не уверена, что беспокоит меня больше – то, что он собирается сражаться со мной, ничего обо мне не зная, или то, что я при всем желании не смогу дать ему отпор. – Вы тоже врач? – спрашиваю я, глядя на его нож, заткнутый за пояс. Или он пришел сюда как охранник на случай, если бы я оказалась не человеком? Выражение его лица не меняется: – Я здесь для того, чтобы отвезти тебя к Аннике. Ен кивает: – Мы закончили. Незнакомец с нетерпением смотрит на меня, ясно давая понять, что уже устал ждать. Я подползаю к краю дивана и осторожно встаю на ноги. – Я пойду с тобой, потому что у меня есть вопросы, – заявляю я. – Но даже не вздумай считать меня пленницей. – Никто этого и не говорил, – отвечает он хриплым голосом. После чего поворачивается к двери, и мне ничего не остается, кроме как последовать за ним. Мы поднимаемся на лифте на верхний ярус и идем по деревянным мостикам и металлическому настилу, пока не доходим до поляны в форме пятиугольника, откуда открывается вид на все Поселение. Перила изготовлены из березовых и вишневых брусков, медных труб и толстой веревки, которая тянется от одной перекладины до другой, из-за чего кажется, будто мостик вот-вот развалится. Я хватаюсь за медную трубу и смотрю вниз. Падение могло бы убить меня, не будь я уже мертва, но меня все же пугают постройки в Поселении. Все они выглядят собранными наспех и незаконченными. Мешанина из цветов, материалов и повторно использованных предметов, которые сколотили вместе, чтобы построить эту деревню. Куда ни глянь, можно увидеть различные металлы и породы дерева, соседствующие, но не сочетающиеся друг с другом. Никакой упорядоченности. Никаких принципов. Город, построенный из хаоса. Несмотря на то что мосты и здания кажутся прочными, из-за мешанины материалов у меня кружится голова. – Я не экскурсию тебе провожу, – резко говорит парень. Я оборачиваюсь и вижу, что он стоит перед одной из хижин, жестом приглашая меня зайти внутрь. Закусив губу, я распрямляюсь и прохожу через арку из бамбука. Большую часть комнаты занимает огромный круглый стол с серебристыми заклепками по краям. На его отполированной поверхности виднеются годовые кольца дерева, которые слегка искажают несколько царапин и потертостей. В центре вращается яркая голограмма герцогства Победы, оказавшаяся намного больше, чем я предполагала. Я вижу поля, соборы и деревню возле доков, но они занимают не больше четверти голограммы. Помимо них есть еще три треугольных участка, разделенных огромными стенами. А в самом центре находится круг из деревьев. Когда голограмма смещается, мне удается разглядеть и дворец. Его окружает множество башен, которые будто разрослись, словно споры. Помимо них дворец окружает еще двор, выложенный из белого камня, и цветущие сады в стеклянных теплицах. Большая широкая лестница ведет к двум дверям, которые кажутся выше, чем некоторые здания, а ее поверхность украшают морды мифических существ и плитки, мерцающие, словно кусочки льда и алмазов и создающие впечатление чистоты снегопада. Это самый потрясающий замок из всех, что я видела. – Прости, что пришлось нанести тебе еще одно ранение, – говорит Анника с другой стороны стола. Она взмахивает рукой над голограммой, и та моментально растворяется без следа, и направляется ко мне, сложив руки за спиной. Я поджимаю губы, вспоминая ее нож. Видимо, догадавшись, о чем я подумала, она вытягивает руки перед собой с раскрытыми ладонями. – Мне пришлось это сделать. Все проходят такую проверку, когда впервые прибывают в Поселение. А Гилу пришлось пройти через это и во второй раз, после того как он сбежал из Войны. При упоминании имени я поворачиваюсь и смотрю на парня, чье суровое лицо теперь обращено к Аннике. Поле битвы, о котором он упоминал… Гил выжил там? – Меня зовут Анника. Приятно познакомиться, – протягивая мне руку, говорит женщина. Я не отвечаю ей, пытаясь понять, не скрывается ли за этой любезностью очередная подстава. – Не будь грубой, – ворчит она еле слышно. – Все живущие здесь – твои друзья. – Ты напала на меня, – напоминаю я. – Я понимаю, у тебя были на то причины, но это не означает, что мы стали друзьями. Гил напрягается, и я тут же бросаю взгляд на его кинжал, чтобы убедиться, что он все еще заткнут за пояс. Не знаю, приведут ли мои слова к каким-то последствиям и существуют ли какие-то правила неповиновения лидеру, но если все мои силы заключены в моих словах, то я с радостью этим воспользуюсь. – Если я тебе не друг, то кто? – ласково спрашивает Анника, пытаясь сломить мое сопротивление. – Тот, кому я пока не доверяю, – честно признаюсь я. Она медленно кивает, принимая мою точку зрения, словно понимает, что она оправданна. Словно я не первая, кто так плохо реагирует на их «гостеприимство». – Знаю, тебе в это трудно поверить, но я не желаю тебе зла. И, несмотря на твое мнение о наших проверках, мне бы хотелось однажды стать твоим другом. Поэтому предлагаю начать с простого рукопожатия и посмотреть, что будет дальше. Что-то подсказывает мне, что это большее, на что мне можно надеяться, поэтому я обхватываю ее руку. На ее лице тут же вспыхивает улыбка. – Нами, верно? – спрашивает она, и я киваю. – Добро пожаловать в Поселение. Мы очень рады, что ты присоединилась к нам. Неровные половицы скрипят, и рядом с ней появляются Ахмет, Тео и Шура. Если все, что они рассказали мне о Колонистах, правда, то находиться здесь намного безопаснее, чем скитаться в одиночестве. Конечно, эта мысль не помогла мне простить удар ножом в сердце, но помогла принять решение, что стоит попытаться найти с ними общий язык. – Мы рады, что ты не Туз, – проведя рукой по каштановым кудрям, с усмешкой говорит Тео. – Прости, что маме пришлось тебя ударить. – Шура морщит веснушчатый нос. – Пожалуйста, не злись на меня, что не предупредила тебя об этом. Я перевожу взгляд с нее на Аннику, не находя общих черт. – Многие создают новые семьи в Бесконечности, – удивившись моей реакции, говорит Анника. – Это помогает нам лучше понять этот мир. Помогает быстрее принять происходящее. – Когда проводишь с кем-то бок о бок сотни лет, начинаешь относиться к ним как к членам семьи, – улыбаясь приемной матери, добавляет Шура. Я указываю на их одежду, а затем обвожу рукой комнату. – Большая часть этих вещей выглядит современно. А несколько сотен лет вернули бы вас в каменный век. И если один из вас не «Флинтстоун»[5], не понимаю, как такое возможно. – Здесь время течет иначе, – объясняет Ахмет. – Вернее, времени нет вообще. Наше существование неизменно. И то, что мы воспринимаем как течение времени в Бесконечности, не имеет никакого отношения к тому, что происходит в мире живых. То, что мы посчитаем здесь неделей, там может занять секунды, а может и годы. Здесь нельзя применить какие-то научные знания или формулы. Наши оси времени не параллельны. – Так для моей семьи… – Я замолкаю, пытаясь осмыслить все, что он сказал. – Они могут еще не знать, что ты умерла. Или уже прожили двадцать лет. Единственное, что нам известно, что, проведя здесь какое-то время, ты почувствуешь… – Ахмет кривит рот, подбирая слова. – …будто прошло несколько жизней, – заканчивают Тео и Шура в унисон, а затем ухмыляются друг другу. Это знак очень долгой дружбы. – Вот почему, – продолжает Анника, – нам кажется, будто мы прождали тебя целую вечность. В комнате повисает тишина, и я понимаю, что все смотрят на меня. Даже Гил, хотя его взгляд гораздо более напряженный. – Наш Герой, – расправив плечи, говорит Анника. Я качаю головой и отмахиваюсь от ее слов. – Нет, ты ошибаешься. Я не Герой. – Перевожу взгляд на Аннику. – Я знаю, что произошло… как я умерла. Но один взрыв адреналина не делает из меня героя. Проклятье, да я пауков боюсь. Так что если это какой-то значимый момент для вас, то простите, что разочаровываю, но вы выбрали не того человека.