Комнату заполняет дружный смех. Даже на хмуром лице Гила появляется улыбка. Мои щеки начинают пылать. Видимо, я ляпнула какую-то глупость. Анника тепло улыбается мне и обводит рукой комнату: – Ты значима не больше, чем мы. Мы все здесь Герои. И королева Офелия боится нас больше всего на свете… ну, помимо собственной смерти. Потому что в истории человечества есть герои. – Она делает шаг ко мне. – Герои – это те, кто управляет собственным разумом. Те, кого Колонисты считают угрозой. Потому что, пока мы существуем, у людей все еще есть шанс. Мы все еще можем сражаться. – Значит, я… не особенная или необычная. Выражение лица Анники смягчается: – Необязательно быть особенной, чтобы иметь значение для нашего общества. Нас очень мало, и мы выживаем лишь потому, что держимся вместе. – Она обводит взглядом присутствующих. – А еще жители Поселения считают своей миссией спасти как можно больше людей из Распределителя. Хотя уже очень давно люди не оставались в сознании достаточно долго, чтобы увидеть наш зов. Я вспоминаю огоньки в комнате, призывавшие меня последовать за ними. И указывавшие мне путь. – Это были вы? – ахнув, спрашиваю я. Она улыбается: – Это сделал Ахмет. Наш лучший инженер. Он очень ловко перестраивает основы Бесконечности. Ахмет трет затылок. – Просто я всегда хорошо разбирался в компьютерах. Я смотрю на Тео и вспоминаю, как он ударом сбил преследующие нас машины, а затем на Шуру, которая спрятала нас от чужих глаз, пока мы не оказались в безопасности. После этого мой взгляд устремляется к Гилу. Интересно, какой способностью обладает он? И так ли она разрушительна, как у Тео? Я опускаю глаза на свои слегка дрожащие руки. Означает ли это, что и у меня есть способности? Но тут же отбрасываю эти мысли. Я не ощущаю в себе никаких способностей. Мне кажется, что я падаю с неба в полном одиночестве, отчаявшаяся и смирившаяся с неизбежным столкновением. Кажется, будто часы O-Tech все еще сжимают запястье в иллюзорной хватке, и мне стыдно, что в груди зреет инстинктивное желание обратиться к Офелии. Я во многом полагалась на нее. Может, даже больше, чем следовало. Да, потеря часов не сравнится с потерей семьи и Финна, но она не прошла бесследно. Я бы сравнила это с чувством, когда оказался в глуши и вдруг обнаружил, что забыл свой сотовый. Офелия была моим страховочным тросом, а здесь, по словам жителей Поселения, она – опасное существо. Я сжимаю кулаки. Говорят, знания – сила, но мне больше недоступны знания Офелии. Я не могу отдать ей голосовую команду и узнать все на свете. И мне остается полагаться лишь на слова этих людей. Но я еще не уверена, заслуживают ли они моего доверия. Кроме того, я обычная девушка, которая оказалась в неподходящем месте в неподходящий момент, потому что боялась подвести компанию подростков. Это не суперспособность, а… огромный недостаток. Все смотрят на меня, ожидая моей реакции. Возможно, они видели мои сны, но они не знают меня. Или уже знают, но плохо. Все же они рискнули безопасностью Поселения, чтобы спасти меня от Колонистов. И, возможно, доверие – единственное, что у них есть. – Зачем я здесь? – медленно спрашиваю я, вновь переводя взгляд на Аннику. – Чего вы хотите от меня? Это не упрек. Мне действительно хочется это знать. Потому что мне не верится, что они спасают людей просто так. У этого должна быть цель. Анника наклоняет голову, а ее янтарные глаза начинают блестеть. – Мы отыщем способ убить королеву Офелию и вернуть Бесконечность людям, – не раздумывая, заявляет она. – И когда этот день настанет, мы надеемся, что ты будешь сражаться вместе с нами. – Она замолкает на мгновение, позволяя мне обдумать ее слова. – А пока? Все, чего мы хотим, – чтобы ты выжила. Глава 8 Пульсирующая головная боль возвращается вновь, отдаваясь в висках так, словно из черепа пытается вырваться какой-то монстр. Я сжимаю переносицу, надеясь облегчить боль, но это не помогает. Она лишь усиливается каждый раз, когда я думаю о своей семье и о своем пребывании в Бесконечности. Именно сюда попадет моя сестра однажды, когда состарится и умрет. Анника говорит, что Колонисты разделяют людей в Распределителе по тому, как они реагируют на смерть. Тех, чья смерть проходит спокойно, обычно легче лишить разума. Большинство из них охотно принимают таблетки, потому что смирились с собственной смертью. После чего их отправляют в тень Победы, где они попадают в рабство Колонистов. Но души людей, умерших в муках, опутывает паутина страданий. И обычно их приходится уговаривать дольше – либо потому, что они отрицают свою смерть, либо потому, что не считают себя заслуживающими покоя. Они отказываются от таблеток не потому, что чувствуют ложь, а потому, что не готовы к загробной жизни. Их отправляют на поля Голода, где они чахнут, терзаемые болью своей человеческой жизни, пока не сдадутся. А что происходит с теми, кто отказывается от таблетки, потому что чувствуют обман? Кто сопротивляется и может мыслить разумно, но кому не удалось сбежать в Поселение? Их отправляют в герцогство Войны, где в них буквально вбивают подчинение. И вот где сейчас находилась бы я, если бы жители Поселения не пришли меня спасать. Есть еще Смерть – Четвертое герцогство, – но происходящее там – тайна. Анника говорит, что единственное доказательство существования этого герцогства: у него есть принц, который носит ее цвета. Но до Поселения доходят слухи, что Смерть больше похожа на исследовательский центр, чем герцогство. А так как заветное желание королевы Офелии – избавиться от человеческого разума в Бесконечности, то несложно догадаться, что происходит на территории Смерти. Они ищут способ уничтожить нас. Я сижу на краю тонкого матраса и смотрю на кривые половицы, словно ожидая, что земля разверзнется и поглотит меня. Я не хочу подобной участи для Мэй. И для родителей. Я не хочу этого для себя. «Все, чего мы хотим, – чтобы ты выжила». Я делаю глубокий вдох и провожу пальцами по волосам. Я умерла в восемнадцать лет. Я была убита. Не уверена, что во мне заложена функция «выжить». – Жалость к себе лишь усугубляет головную боль, – неожиданно говорит Гил. Я вскакиваю от испуга и прижимаю руку к сердцу. – Боже! – восклицаю я, а затем указываю на дверь. – Разве в загробной жизни не принято стучаться? Гил снисходительно приподнимает бровь: – Здесь нет никаких богов. Только Четыре адских герцогства. – Удивительно, – саркастично отзываюсь я. – Но тебе удалось подобрать именно те слова утешения, в которых я нуждалась. Он молча смотрит на меня. Не выдержав молчания, я нарушаю его первым пришедшим в голову вопросом: – У вас тут кровати? Не думала, что после смерти необходимо спать. Он сжимает губы в тонкую линию: – Нам и не нужно. Но то, что ты лишилась физического тела, не означает, что твой разум не верит, будто оно все еще есть. Ты устаешь по той же причине, по которой все еще мучаешься от головной боли: твой разум все еще выдает привычные ему реакции. – Значит, это нормально? Чувствовать усталость? На его лице не шевелится ни один мускул. – Это слабость, которую большинство из нас побеждает. Слабость. Я прикусываю губу. – Значит, ты не спишь? Он пересекает комнату, скользя взглядом по книгам в кожаных переплетах на ближайшей полке. – Я не спал уже несколько жизней. Вчитываясь в названия, выполненные золотым тиснением на каждом корешке, он резко вдыхает, а затем проводит рукой по взъерошенным каштановым волосам. После чего опускает руку, расправляет плечи и поворачивается ко мне: – Анника попросила узнать, не нужно ли тебе чего-нибудь. Того, что поможет тебе чувствовать себя здесь как дома. Я задумываюсь на мгновение, а затем выпаливаю: – Если она чувствует себя виноватой за произошедшее ранее, то передай ей, что мне не нужен подарок с извинениями. Она беспокоилась о своей семье. И я понимаю это, хоть и не согласна с ее методами. – И все же ты злишься. Он расхаживает по комнате как человек, которого слишком долго держали взаперти, и с отвращением взирает на скромную обстановку.