– Шесть лет. Тут довольно интересно. Но проходит некоторое время, и тебе уже известен каждый дюйм. Комплекс не так уж и велик. Ну и тема немного депрессивная. Ведь солдаты Союза погибли напрасно. – Но они помогли покончить с рабством. Это важно. – Тут вы совершенно правы. Просто чертовски обидно, что для этого пришлось воевать. Он показал ей место, где находилась старая тюрьма, которую представляла копия тюремного частокола, и участок возле деревянной стены, он назвал его «Линия смерти». – Если ты переходил эту линию, часовые стреляли на поражение, – сказал Лэм. – Я полагаю, некоторые пленные специально так поступали, чтобы покончить со своими страданиями. Многие здесь умирали от голода и болезней. – Да, я могу представить, что некоторые люди, оказавшись в столь тяжелом положении, могли так поступать, – сказала Пайн. – До шестьдесят четвертого года конфедераты просто водили пленных за собой, – начал рассказывать Лэм. – Но когда это стало невозможно, решили построить тюрьму, рассчитанную на десять тысяч человек. Проблема состояла в том, что уже через год после того, как его открыли, пленных здесь собралось в четыре раза больше. Пайн посмотрела на полотнища ткани, натянутые на деревянных шестах посреди частокола. – И где они жили? – Никто не стал строить укрытий, тюремных камер или зданий. Дюжина пленных спали под парой одеял, натянутых на палках, вроде тех, что вы сейчас видите. Когда кто-то умирал, остальные дрались из-за его одежды и обуви. Когда в шестьдесят пятом всех освободили, уцелевшие выглядели как узники немецких концентрационных лагерей. Позднее Генри Вирца, коменданта лагеря, казнили за военные преступления. – Да, я об этом знала. В городе стоит его большая статуя. А из лагеря случались побеги? – Некоторым удавалось сбежать при перевозке или когда их отправляли на работы. Другие строили туннели и по ним убегали. Здесь еще остались некоторые из них. Вроде этого – вы можете на него взглянуть. Он отвел ее немного в сторону от границы копии тюремной территории. Вокруг были расставлены предупреждающие знаки, а в землю вкопана стальная сетка. – Туннель начинается здесь, – сказал Лэм, – когда-то тут находилась середина тюрьмы, он уходит на запад, глубоко под стенами, в густой лес. Некоторым удалось добраться до армии Союза. – Им повезло. – Давайте я покажу вам ту, кого я называю «матерью» всех пленных. Он подвел Пайн к большой мраморной статуе, надпись на ней гласила, что штат Мичиган воздвиг мемориал в память мичиганских солдат и матросов, содержавшихся здесь в плену. Взгляд Пайн привлекла женщина в схваченном обручем головном покрывале и длинных развевающихся одеяниях, положившая левую руку на его вершину и опустившая глаза, предаваясь скорби. Очевидно, это и была та «мать», которую имел в виду Лэм. – Очень трогательно, – тихо сказала Пайн. – Нет ничего равного материнской любви, – ответил Лэм. – Или материнской скорби. Они зашагали к кладбищу, затем Лэм остановился и указал на ряд могил. – Шесть лидеров Налетчиков. Вы о них знали? Пайн покачала головой. – Это была группа пленных, которые терроризировали остальных заключенных. – И охранники не вмешивались? – Охранников не хватало, чтобы по-настоящему контролировать пленных. Это место было подобно трущобам в странах «третьего мира». Вот почему пленники жили сами по себе. – И что произошло дальше? – Другая группа, которая называла себя Блюстителями, восстала и расправилась с Налетчиками. Тогда вмешался Генри Вирц и устроил серию судов, где в качестве судей и присяжных выступали сами пленные. Большинство получило легкие приговоры, во всяком случае, по стандартам того времени. Колодки, тиски для пальцев, прогон сквозь строй, где все по очереди бьют несчастного палками. Но шестерых главных лидеров – их называли «вождями» – которые возглавляли собственные небольшие банды, приговорили к смерти и казнили. Их похоронили здесь, в стороне от могил других заключенных. Пайн посмотрела на просевшие земляные насыпи. – Цивилизованные люди могут легко превратиться в животных, – заметила она. – Полагаю, в вашей работе вы часто встречаетесь с такими проявлениями человеческой сущности. – Гораздо чаще, чем мне бы хотелось. Она рассталась с рейнджером и направилась в музей, большое здание с библиотекой и кинозалом, в котором рассказывали историю американских военнопленных от Войны за Независимость до настоящего времени. В музее были представлены документы, посвященные захвату в плен, условиям жизни пленных, отношениям между ними и охраной и освобождению некоторых из лагерей военнопленных. Когда Пайн через некоторое время вышла из музея, она была взволнована отвагой узников и расстроена отношением «цивилизованного» мира к тому, что происходило на самом деле. Пайн почувствовала, что стало теплее и влажнее – солнце занимало свое место на небе. Она невольно бросила взгляд налево, на ряды могил, и подумала, что печаль этого мрачного места трудно переоценить. Весьма вероятно, что Мерси тоже лежит где-то в могиле. Но не на обычном кладбище, а в какой-нибудь ложбине в пустоши, и ее тело осквернили дикие звери. Она прикоснулась к «Глоку» и пожалела, что не может застрелить похитителя сестры прямо здесь и сейчас. Но она знала, что этого не будет. У нее был другой путь. Пайн села во внедорожник и поехала обратно в город. «Интересно, – подумала она, – сколько еще нам придется ждать, прежде чем убийца Ханны Ребане нанесет следующий удар?» Как выяснилось, ждать пришлось совсем недолго. Глава 25 Пайн привыкла отвечать на телефонные звонки в самые неожиданные часы, что неизбежно, если ты агент ФБР. Когда она услышала голос Макса Уоллиса и увидела, что часы показывают две минуты шестого утра, она сразу села на постели и опустила ноги на пол. – Где? – спросила она. Он не напрасно много лет прослужил полицейским, потому что не стал спрашивать, как она узнала. – Кладбище, – ответил Уоллис. – На противоположной стороне дороги от вас. Пайн разинула от удивления рот. – Национальный исторический мемориал? – спросила она, – я побывала там вчера утром. – Встретимся у ворот, – сказал Уоллис и повесил трубку. Пайн потребовалось пять минут, чтобы одеться. Она не стала будить Блюм, решив, что сейчас это не имеет никакого смысла, а в курс дела она введет ее позднее. Она уже начала жалеть, что взяла Блюм с собой. С другой стороны, она не могла предвидеть, что в Андерсонвилле появится потенциальный серийный убийца. Через минуту она вышла из «Коттеджа» и завела двигатель внедорожника, а еще через пару минут добралась до кладбища. Вокруг еще царила полная темнота, не было даже намека на рассвет, только чернильный мрак. Убийство, темнота, кладбище. Какое сочетание. У кладбища стояли две полицейские машины округа, а также «Краун Виктория» Уоллиса. Детектив в длинном потертом плаще бежевого цвета и с чашкой кофе в руке ждал Пайн около ворот. Он выглядел на десять лет старше, чем во время их первой встречи. Пайн подошла к нему, увидела вдалеке свет, и они зашагали в его сторону. – На этот раз мужчина, – сказал Уоллис. – Черный парень лет тридцати. – Причина смерти? – Предварительно: единственное огнестрельное ранение в грудь, – ответил Уоллис. – Что-то необычное? – Вы сами увидите. Они дошли до кладбища и зашагали между рядами могил, пока не оказались возле прожекторов, расставленных рядом со складной палаткой, защищавшей тело от дождя. – Кто его нашел? – спросила Пайн. – Рейнджер, который рано утром заступил на дежурство, – ответил Уоллис. – Тело положили прямо на могилу. Пайн огляделась по сторонам и тут только поняла, где находится. – Вы хотите сказать, на могилу одного из Налетчиков? Уоллис удивленно на нее посмотрел. – Можно еще раз? – спросил он. – Могила Налетчика? Пайн объяснила.