Лайнберри тепло с ними поздоровался и отпустил Джерри. Затем провел их через изысканно отделанный широкий вестибюль с мраморным полом в большую комнату, обставленную, как роскошный офис, – огромный парный письменный стол с тремя мониторами, удобные кресла, большой телевизор на стене, книжный шкаф из монолитной сосны с позолоченными ребрами, картины старых мастеров на стенах, в углу разместился бар со стульями с высокими спинками. Хозяин жестом пригласил их присесть на кожаный диван и спросил, чего они хотели бы выпить. Обе выбрали кофе. Лайнберри нажал на какие-то кнопки на электронном экране в стене и сел напротив гостей. – Кофе скоро принесут, – сказал он и тепло улыбнулся Пайн. – Я испытал настоящее потрясение, когда вы мне позвонили, Ли Пайн. Я и представить не мог, что снова вас увижу. Я не сомневался, что вы будете высокой. Рост Джулии составлял шесть футов, почти как у меня. – Мне сказали, что вы хорошо знали моих родителей, – начала Пайн. – Да, хотя вашего отца лучше. Мы с Тимом вместе работали на шахте. – Вы работали на шахте? Мне трудно представить вас в каске и с киркой. Лайнберри улыбнулся. – Чтобы добывать бокситы, не нужно спускаться под землю, как в случаях с углем. Это делается прямо на поверхности. Правда, иногда приходится использовать взрывчатку, чтобы добраться до более глубоких залежей. Тим управлял тяжелыми машинами, с помощью которых достают бокситы. Я был менеджером, работал в офисе. Но мы стали друзьями. И ходили в одну и ту же церковь. – Я слышала, вы занимались вложениями капитала. Необычная смена деятельности после добычи бокситов. – Я стал однодневным трейдером [14], чтобы заработать денег, у меня хорошо получалось, и в результате я основал собственный инвестиционный фонд. Теперь «Джексон Лайнберри и компаньоны» управляет миллионами долларов, принадлежащих не только мне, но и другим людям. За последние годы нам сопутствовал серьезный успех, благодаря которому я сумел повысить уровень жизни. – Я думала, парни с такими инвестиционными фондами живут в Нью-Йорке или Калифорнии. – Благодаря существующим ныне технологиям можно работать откуда угодно. И я живу менее чем в часе езды от Атланты и езжу туда в поисках удовольствий, которые дает культура, и ресторанов; к тому же я держу там свой реактивный самолет, хотя, на крайний случай, есть посадочная полоса в поместье. – И какой у вас самолет? – спросила Блюм. – «Бомбардье семь-пятьсот». Он может без посадки долететь отсюда до Москвы. – Вы собираетесь когда-нибудь отправиться в Москву? – спросила Пайн. Лайнберри усмехнулся. – Не вижу для этого ни одной причины, – ответил он. – Я лишь повторяю то, что сказал мне про самолет финансовый директор. Дверь распахнулась, и появилась женщина в форме горничной с подносом в руках. Она поставила кофе, сливки и сахар на столик перед диваном, положила на него ложечки и вышла. Пайн и Блюм предпочитали черный кофе, а Лайнберри не пожалел сливок и сахара. Пока он этим занимался, Пайн его изучала. Он был красив, такими бывают пожилые актеры и фотомодели. Однако что-то в нем показалось Пайн знакомым. Впрочем, она могла видеть его тридцать лет назад. – Ну, так почему же вы вернулись? – Моя сестра Мерси. Его лицо стало серьезным. – Это было ужасно. Ее ведь так и не нашли, верно? – Да, вы правы. Вы знаете, что полиция и ФБР подозревали моего отца? Лайнберри пренебрежительно махнул рукой. – Тим имел к случившемуся не больше отношения, чем я. Он был опустошен. То, что тогда произошло, в конце концов уничтожило его брак. – Лайнберри побледнел. – Прошу меня простить. Мне не следовало этого говорить. – Нет, я собственными глазами видела, что случилось с их браком, – сказала Пайн. – Вы полагаете, они расстались из-за того, что оба чувствовали вину из-за похищения Мерси? Лайнберри сделал глоток кофе, но не поставил чашку на стол. – Я продолжал общаться с вашим отцом, – проговорил он. – Мне совсем недавно стало известно, что мои родители покинули Андерсонвилль посреди ночи. И никто не знал, куда они уехали. – Да, именно так и случилось. Но ваш отец связался со мной через несколько лет после вашего отъезда. – Почему? – Мне кажется, он знал, что я его разыскивал, пытался выяснить дальнейшую судьбу вашей семьи. – Я осталась жить с мамой после того, как они разошлись. – Тим мне говорил, что так будет лучше, к тому же, если откровенно, вы хотели жить с матерью, Ли. – Значит, вам известно, что с ним произошло? – Он застрелился в день вашего рождения. Когда вам исполнилось девятнадцать. – Но как вы узнали такие подробности? Лайнберри колебался несколько секунд. – Именно я нашел его тело. Пайн была настолько ошеломлена, что довольно долго молчала, а Лайнберри не сводил с нее взгляда. – Я думал, вам рассказала ваша мать. – Нет, я этого не знала. – Мы с вашим отцом дружили. Я всегда считал, что жизнь обошлась с ним несправедливо. Мало того, что он потерял дочь, его еще и заподозрили в ее убийстве. Он винил себя за то, что был… пьян в ту ночь. – Как и моя мать. – Ваш отец был человеком со старомодными взглядами. Он считал, что дело мужчины защищать свою семью. – А почему именно вы нашли его тело? – После того как он связался со мной, я решил дать ему работу. Ваш отец был умным человеком. Я знал, что он способен на большее, чем управлять бульдозером. Поэтому предложил ему место в своей компании, и мы договорились встретиться, чтобы уточнить детали. Однако он не пришел. Я ему позвонил, но он не взял трубку. Это происходило еще до сотовых телефонов и электронной почты. Я отправился туда, где он остановился. – Лайнберри смолк и опустил глаза. – И нашел его… мертвым. – В дешевом мотеле в Луизиане. К ее удивлению, Лайнберри покачал головой. – Нет, в его квартире, в Вирджинии, – возразил он. – Он перебрался туда из-за работы. Он что-то продавал, так ваш отец мне говорил. Пайн была так потрясена словами Лайнберри, что встала и принялась расхаживать по комнате, Блюм и Лайнберри с тревогой за ней наблюдали. – Но мама рассказала мне совсем другую историю. – Пайн сжала руки в кулаки, казалось, ей хочется ударить стену. – Она не позволила мне поехать с ней, чтобы попрощаться с отцом. Отправилась одна и организовала кремацию. – Поверьте, Ли, вы бы не хотели видеть отца таким. Мне пришлось проводить предварительное опознание тела, и это… было тяжело. Дробовик… – Я не люблю, когда мне лгут. – Я не сомневаюсь, ваша мать была уверена, что поступает правильно. Пайн села. – Вы видели мою мать, когда она приехала? – Нет. Должно быть, я уже покинул город. – Лайнберри печально покачал головой. – Она так много потеряла, и хотя они разошлись, оставались близкими людьми. Конечно, это означало, что вы лишились отца. – Он иногда приезжал меня навестить, – медленно заговорила Пайн. – Не слишком регулярно и никогда не оставался надолго… но я всегда радовалась его визитам. Мне хотелось видеть его чаще. – Конечно, Ли. Конечно, вы хотели видеть его чаще. Семья – это очень важно. – А у вас есть семья? – спросила Блюм. – Нет, я так и не сделал решительного шага. И не успел оглянуться, как мне исполнилось шестьдесят. – Никогда не поздно сказать: «Я согласен», – заметила Блюм. – Наверное, мне поздно. – Я вернулась сюда для того, чтобы узнать, что случилось с моей сестрой, – сказала Пайн, заставив Лайнберри и Блюм вновь обратить на нее внимание. Лайнберри задумчиво кивнул и поставил на столик чашку с кофе. – Честно говоря, я так и подумал. – Он посмотрел на значок на ее бедре. – Агент ФБР? Пожалуй, будь я психологом, я мог бы сделать определенные выводы по поводу причин, которые привели вас в ряды защитников правопорядка. – Для этого не потребовалось бы получать специальное образование. – Как я могу вам помочь в решении этой задачи?