Дуня кивнула в ожидании, что он уберет с нее руку. Вместо этого он заглянул ей в глаза. — Поэтому мы вдвоем, а не по одиночке. И что бы ты обо мне ни думала, я сделаю все, что смогу, чтобы с тобой ничего не случилось. Так и знай. Дуня опять кивнула и даже одарила его улыбкой. — И вот еще что. Как бы ты ни хотела, ни ты, ни я не следователи по убийствам, — продолжил он. — Мы — полицейский патруль по поддержанию порядка. Наша задача — быть на виду и поддерживать порядок. Что является одним из самых важных основных столпов… — Эй… Ты сам в это веришь или просто заучил наизусть? — со вздохом прервала его Дуня, хотя в каком-то смысле ей нравилось, что Магнус-размазня превратился в Магнуса-законника. Теперь она с чистой совестью может повернуться к нему спиной и пойти дальше с лентой для оцепления к перевернутой тележке из магазина. — Ты, как и я, прекрасно понимаешь, что если бы не я, он бы по-прежнему лежал здесь, а через неделю сгнил. — Она кивнула в сторону тела. — Здесь полным ходом идет оцепление, как я вижу! Дуня и Магнус повернулись и увидели двух одетых в гражданское следователей по делам об убийствах Сёрена Уссинга и Беттину Йенсен, которые шли по тесному проходу между фасадами. — Привет, Дуня Хоугор. — Дуня подошла и поздоровалась. Уссинг снял солнечные очки, похожие на летчицкие, сдвинул их на волосы и протянул Дуне руку. Потом повернулся к Йенсен, которая еще больше располнела с тех пор, как Дуня видела ее последний раз. — Это ведь та, которую уволили в Копенгагене. — Ты имеешь в виду ту, которая подделала подпись начальника. — Йенсен перевела взгляд на Дуню. — Точно, это она. — Она расплылась в улыбке, обнажившей желтые от никотина зубы, и зашла за оцепление вместе с Уссингом. — Тело лежит вон там. — Дуня поспешила за ними, чтобы показать дорогу, пытаясь убедить себя, что самое главное — следствие, а не ее личное мнение о следователях. — Послушай, думаю, мы прекрасно справимся без твоей помощи, — сказал Уссинг. — Разумеется. Я только хотела показать, что я… — Было бы замечательно, если бы ты вышла за оцепление, — прервала ее Йенсен, еще раз обнажив свои желтые от никотина зубы. — Прости, ты хочешь сказать, что мне нельзя находиться внутри оцепления? — спросила Дуня. — Ты это говоришь? Йенсен со вздохом остановилась и обменялась взглядом со своим коллегой. — Ты помнишь, как зовут эту в форме? — Меня по-прежнему зовут Дуня Хоугор. Д, У, Н, Я. Или так много букв трудно запомнить? — Краешком глаза она увидела, как Магнус, отойдя на безопасное расстояние, делает вид, что занимается оцеплением. — И никакая я не «эта в форме». Я здесь, потому что нашла тело. К тому же я встречалась с женщиной, которая… — Именно, — оборвала ее Йенсен и показал на Дуню. — Ведь это ты лишилась табельного оружия. — А теперь вот что. — Уссинг сделал шаг вперед, чтобы занять больше места. — Чем меньше здесь будут болтаться столичные штучки и затаптывать доказательства, тем лучше. Дуня переводила взгляд с одного следователя на другого, размышляя, с какого конца начать. — Дуня, — позвал ее Магнус с другой стороны оцепления. — Делай, как они говорят, и иди сюда. — Какой у тебя сообразительный коллега. Тебе надо его больше слушать, — сказала Йенсен и вместе с Уссингом пошла к окровавленному телу. Дуня осталась стоять на месте. Она услышала, как следователи пришли к выводу, что, судя по внешнему виду, трупу не более двух дней, и что по времени это совпадает с появлением этой шлюхи и наркоманки на улице Стенгаде. Они также без проблем назвали причину, по которой женщина якобы убила бомжа — нет ничего проще. Женщина вышла из себя, когда он отнял у нее последнюю дозу. Дуне захотелось подойти к ним и спокойно объяснить, что им надо обратить пристальное внимание на провалившуюся грудную клетку, которая указывает на то, что преступник наверняка со всей силой прыгал обеими ногами по своей жертве. Ей хотелось рассказать о кедах бездомной женщины, на которых не было крови, что говорит о ее невиновности. Что кровь на ее ладонях, руках и футболке скорее свидетельствует о близких отношениях с жертвой. Дуня хотела пересказать разговор с женщиной, из которого она сделала вывод, что преступников было несколько. Но в этом не было никакого смысла. Следователи не стали бы слушать ни одного ее слова. 26 Фабиан свернул с шоссе Северная прибрежная дорога на шоссе Большая дорога в сторону Арильда. Следственное совещание было закончено, и когда имя Алекса Уайта появилось в списке предполагаемых жертв, он попросил Лилью поехать на фирму «Ка-Чинг» без него, а сам отправился в северном направлении. Коллега сначала запротестовала, но, в конце концов, согласилась, хоть и было очевидно, что она видит его насквозь. Конечно, она была права: это всего лишь список состоятельных мужчин из северо-западной части Сконе. К тому же, вероятнее всего, этот список очень скоро станет гораздо короче. Но никакой роли это не играло. От одной только мысли о том, что Соня в доме Уайта работает над инсталляцией, каждая клетка его тела рвалась туда, чтобы забрать жену домой. Фабиан попытался дозвониться ей, но Соня не отвечала. Правда, она почти никогда не подходила к телефону в разгар работы. «Это отвлекает мое внимание» — так она обычно объясняла, почему выключен мобильный. Поэтому он не видел никакой другой возможности, кроме как поехать туда и отвлечь ее внимание на месте. Уайт жил в Арильде в самом конце улицы Торндёнсвеген. По дороге к нему Фабиан поставил на повтор альбом Neon Golden группы The Notwist и под последние такты Pilot припарковался в двадцати метрах до того места, где дорога резко сворачивала вправо. Во время поездки он пытался представить себе, как звонит в дверь и ему открывает удивленный Алекс Уайт. Что происходит потом, он видел более смутно. Что он скажет? Надо ли рассказать об их подозрениях относительно того, что кто-то, возможно, воспользуется его персональными данными, или просто задать ряд общих вопросов? А Соня? Как ему отнестись к ее присутствию? Похоже, могло произойти что угодно, поэтому Фабиан решил сначала прозондировать почву, прежде чем обнаруживать свое присутствие. Красный «Мини-Купер» Сони стоял при въезде рядом с желтым «Фордом-Мустанг», который выглядел так, будто только что сошел с конвейера. Под углом над опущенными гаражными воротами висела камера наблюдения, и поэтому Фабиан пошел дальше по дороге, пока под защитой нескольких деревьев не смог пробраться на самый крайний участок. Он явственно слышал шум волн, но увидел всю дорогу до пустого берега, только когда вышел из спасительной тени деревьев и осмелился ступить на аккуратно подстриженную лужайку. Дом, построенный на фундаменте на пологом участке, казался одновременно современным и классическим. За исключением нескольких небольших проемов, боковой фасад представлял собой кладку из камней различной величины и формы, что контрастировало с задней стеной дома, полностью стеклянной. Пока что Фабиан не видел других камер наблюдения, хотя был уверен в том, что они есть. И все же продолжал приближаться к дому, прячась за стеной фасада, которая на несколько метров выступала дальше стеклянной стены. Собравшись с духом, он подтянулся и заглянул за край. К сожалению, стеклянная стена отражала почти весь наружный свет. Чтобы посмотреть, что происходит внутри, ему пришлось вплотную подойти к стеклу. Поэтому он стал дальше обходить выступающую стену и поднялся по маленькой лестнице на деревянное крыльцо. Если они его видят, пусть видят. Фабиан миновал темно-коричневую диванную группу и вновь подошел к стеклянной стене. Внутри стоял столб, который хоть как-то скрывал его. Он прижал лицо к стеклу и сложил ладони над глазами домиком. Помещение больше напоминало просторный выставочный зал в современном художественном музее. Площадь примерно сто квадратных метров, может быть, еще больше, высота потолка — метров десять. Лестница, словно висевшая в воздухе, зигзагом спускалась с балкона, который тянулся вдоль всей стены от одного края до другого. Весь этот величественный зал был заполнен произведениями искусства. Там было все — от огромных картин на стенах до странных видеоинсталляций и разноцветных абстрактных предметов, свисавших с потолка. Но ни Сони, ни Уайта нигде не было видно. Единственные признаки жизни можно было заметить на кухне, находившейся в самом конце справа. На кухонном островке лежали хлеб и нарезка, а на плите дымилась кастрюля. Фабиан достал мобильный и увеличил изображение камеры, чтобы разглядеть получше. Как он и думал, в кастрюле кипела вода и, вероятно, варились яйца, судя по двум пустым подставкам для яиц рядом со стаканами с соком. Ясно, что это завтрак для двоих. Или, точнее, завтрак Алекса Уайта для Сони. Это ее самый любимый сок — клубника с лаймом фирмы «Бремхульт». То же самое можно сказать о шоколадной пасте «Нутелла» и икре «Каллес» с привкусом укропа, тюбик которой лежал рядом с подставками для яиц. Из всех его знакомых это нравилось только Соне. Она сейчас будет завтракать? Чем она, черт возьми, занимается? Фабиан удивился собственной внезапной злобе. Их отношения так долго оставались прохладными, что он перестал об этом думать, хотя в глубине души осознавал, что жена рано или поздно ударится во все тяжкие. Что он без проблем мог понять. В каком-то смысле он даже видел в этом положительную сторону, надеясь, что это восстановит равновесие и, в лучшем случае, поможет им двигаться дальше. Но происходящее сейчас ему совсем не нравилось. Каждый мускул его тела напрягся в знак протеста. Так не должно быть, и, не приняв никакого решения, он уже был готов позвонить Уайту и попросить его позвать к телефону свою жену. Но Фабиан остановил себя, обнаружив, что парочка спускается с висящей в воздухе лестницы. На Соне был ее рабочий комбинезон, а в ушах — зеленые серьги, которые он подарил ей на последнюю годовщину их свадьбы. Уайт был босиком. На нем были черные джинсы, свободная футболка и синий пиджак в тон синим солнечным очкам. Фабиан усилием воли выкинул из головы картины, пронесшиеся в его голове, одновременно пытаясь понять, не вышли ли они из душа. Но словно лазером подстриженная челка Уайта, скорее подходящая для героев «Звездного пути», ничего не выдавала, а Соня мочила волосы, только когда их мыла. Новое сообщение от Муландера заставило Фабиана понять, что ему надо уходить отсюда и оставить их в покое. Но он был не в силах даже оторвать взгляд. Алекс Уайт вычеркнут из списка возможных жертв. Спустившись вниз, Уайт положил руки Соне на плечи и что-то прошептал ей в правое ухо. Фабиан увидел, как она засмеялась и кивнула. Самому ему хотелось плакать. Но не сейчас. Сейчас нельзя. Жена пошла дальше по светлому деревянному полу и остановилась у большого листа бумаги, лежащего на полу. Постояла несколько минут, рассматривая бумагу, потом села на корточки, взяла один из лежавших рядом мелков и энергичными движениями принялась делать наброски. Фабиан представил себе, как разбивает стеклянную стену и идет к жене, весь в осколках стекла. Соня поворачивается к нему, в глазах застыл вопрос. Она совершенно не протестует, когда он берет ее на руки и уносит оттуда, а разбитое стекло хрустит у него под ногами. Сильный стук заставил его очнуться. Стук раздавался прямо рядом с его лицом, и он чуть было не свалился с табуретки, отпрянув назад. По другую сторону стекла стоял улыбающийся Уайт и махал ему. В висках у Фабиана пульсировало. Он поднял руку, а тем временем Уайт раздвигал дверь террасы. — По-моему, это комиссар Риск, — сказал Алекс с американским акцентом. — Я позвонил в дверь, но звонок, похоже, не работает. — Соня! Look![3] Здесь твой муж! Фабиан перевел глаза, чтобы уловить реакцию Сони, но снова увидел только море и свое собственное отражение. Чем он, в самом деле, занимается? Ему захотелось провалиться сквозь землю, распасться на атомы и унестись с ветром, словно он никогда не существовал. Но сейчас у него не было никакого другого выбора, кроме как войти и пожать руку Уайту, который даже не счел нужным снять солнечные очки. Кем он себя возомнил? Какой-нибудь чертовой рок-звездой? — Мы можем поговорить? — в конце концов выдавил из себя Фабиан. — Что ты затеял? Что ты здесь делаешь? — Теперь Соня стояла в дверях и с недоумением смотрела на него. — Дорогая, объясню позже, — ответил он, стараясь придать своему лицу бесстрастное выражение. — Сейчас мне надо поговорить с Алексом. Соня взглянула на Уайта и покачала головой. — Значит так. Я не знаю, что на тебя нашло, что ты ходишь здесь втихаря… — Лучше всего с глазу на глаз. — Фабиан повернулся к Уайту, на этот раз с неестественно энергичной улыбкой. — Конечно, никаких проблем, — ответил Уайт по-английски и поднял руки, стараясь всех успокоить. — Надеюсь, ты понимаешь, как все это жалко, — сказала Соня, повернувшись к мужу спиной, пока Уайт проводил его в дом. Он слишком поздно понял, что его испачканные в земле ботинки оставляют следы на светлом деревянном полу. — Ничего страшного, — сказал Уайт по-английски и открыл дверь в соседнюю комнату, стены которой были заставлены книгами. — Сразу хочу сказать, что мне некогда, и я скоро должен уйти. Кофе? — Нет, спасибо. — Фабиан сел в одно из кресел и стал ждать, пока Уайт закроет дверь и сядет напротив него. — О’кей, чем могу служить? — Уайт положил ногу на ногу и сплел пальцы. — Соня что-то говорила о том, что ты работаешь в убойном отделе. Надеюсь, меня не подозревают ни в чем серьезном. — Я хочу, чтобы ты прекратил сотрудничество с моей женой и отменил заказ. Значит, Соня говорила Уайту, что муж у нее полицейский.