— Тогда этот, справа. — Димитрий ткнул пальцем. Я смял в лепешку и второй вариант: снова пусто. — Вот что значит не спешить. Я выиграл. — Рассудительный Нафталин поднял последний стаканчик и удивленно сказал: — Но как же? — Под третьим тоже ничего не оказалось. Разжав кулак левой руки, я показал всем троим спрятанный орешек. — Вы сжульничали, Роман Ильич! — обиженно воскликнула Ася. — Вы его не положили. — Сжульничал, — подтвердил я с удовольствием. — А вы попались. Где вы видели честную игру в наперстки? Ни в музее, ни в кино, ни в бильярдной нашего Бени вообще не было. И не должно быть завтра. Все три его любимых места — людные, а где люди, там и риск. Я даже в Танзании, в лифте рядом с судьей, и то проявил неосторожность. Мог зацепить тех троих, кто был с нами рядом. А уж кинотеатр, военный музей и особенно бар — тем более опасные места. Черт его знает, что там за люди и не числится ли за ними какой-нибудь уголовщины. Нас хоть и четверо, но мы не всадники Апокалипсиса. Карать грешников Катманду в задачи нашего департамента не входит. Пусть с ними их Вишну разбирается… Собрав со стола остатки стаканчиков, я выкинул их в урну. Вернул орех в вазочку к остальным орехам. Передвинул карту опять на середину стола и после этого объявил: — В общем, наша стратегия проста. Ася, активируйте свой непальский. Вы с Димитрием на подхвате у Нафталина. Постарайтесь не очень портить чужое имущество, но сделайте так, чтобы к завтрашнему вечеру отсечь все три варианта. Тогда у клиента останется только четвертый: сидеть дома и в одиночестве смотреть телек. А мы — тут как тут. Эпизод в Катманду У жителя Непала Бенито Филомелли итальянские имя и фамилия в новеньком паспорте, и еще — «фиат» в гараже, а больше ничего итальянского у него не имеется. Было да сплыло: особняк в Риме, два палаццо на озере Мольвено, виноградник в Тоскане и оливковая роща в Торболе. Всё то, что не успели к себе притянуть загребущие лапки бывшей жены, увели в казну потомки Капитолийской волчицы. Но Вадим Сильвестрович не дурак. Кое-что существенное, укрытое от налоговиков, он отложил на черный день в Национальном Банке Непала — и вот заначка пригодилась. Можно ничего не делать, а только шататься по городу или сидеть в баре, предаваясь ностальгии за стаканчиком кукурузного чьянга. Правда, сегодня у Кенарева, как нарочно, облом следует за обломом. Сперва отпадает музей военной техники, где бывает так приятно выпить кофейку в кабине пузатого, словно беременного, штатовского транспортника времен войны в Корее, воображая себя летящим над 38-й параллелью. И вот вчера ночью какие-то сукины дети — наверняка обкурившиеся туристы! — вламываются в зал главной экспозиции и зачем-то меняют местами два танка: британский «Марк-5» и французский «Сен-Шамон». Как им это удается сделать вручную, без подъемных кранов? Загадка. Из экспонатов вроде ничего не пропало, но на всякий случай решено провести полную инвентаризацию, а до ее завершения даже для гостей с привилегиями ветеранов вход в музей закрыт. Вадим Сильвестрович отправляется в знакомый кинотеатр, чтобы развеять тоску, но в «Ганга Чилачитра» вместо двух серий «Зловещего бульбулятора» с неувядающим Брюсом Боуром в роли галактического гангстера Мыльного Пузыря и еще двух серий «Музыки страсти» с Шами Шамкаром в парике под Элвиса он обнаруживает на дверях белую афишку «REPAIR», что означает «РЕМОНТ». И старик-билетер, сморщенный дядюшка Гопал, который вынужден теперь исполнять обязанности сторожа, уборщика и разносчика новостей, на смеси английского и хинди клеймит позором водопроводную трубу. Через пять минут Кенарев понимает: опозоренная труба служила кинотеатру со времен короля Махендры, а теперь вздумала протечь в нескольких местах, и по этой причине сейчас в подвалах всего дома воды по колено, а в кранах ее, наоборот, нет уже ни капли. С ворчанием Кенарев сворачивает в сторону любимого бара, названного в честь мультяшных кошки и мышки, и что же он видит издалека? Толпу недовольных завсегдатаев у входа и знакомого бармена Ахана. Покуривая в сторонке, тот не торопится зайти внутрь и занять место за стойкой. «Ке байс?» — спрашивает у него Вадим Сильвестрович, что в данной ситуации значит: «Ты чего тут сачкуешь?» Ахан лениво выпускает клуб дыма, а вместе с дымом только одно слово: «Банда». По-непальски это не «банда», а «закрыто». Кенарев кивает: он, мол, сам видит, что закрыто. Но почему? Кто сглазил? Санитарная служба нашла тараканов? «Пайса», — кратко объясняет бармен. И добавляет: «Дэрэ-дэрэ». Это означает: какой-то богатый турист выкупил зал. Докурив, Ахан снисходит до подробностей. Дескать, болван живет рядом, и у него траур. А потому до утра — никаких увеселений. «Бооли», — напоследок говорит бармен Кенареву. Приходи, мол, завтра, дружок. «Маскальцоне, — с любезной улыбкой отвечает Кенарев бармену. — Фача ди мердо». Что в переводе с итальянского означает: «мразь» и «сраный урод». Так или иначе вечер безнадежно испорчен. Да чего там — изгажен. Перебирая в уме ругательства с родины древних латинян, Вадим Сильвестрович возвращается домой. По-хорошему надо бы откачать грязную воду из бассейна, чтобы утром налить свежей, но Кенареву неохота — нет настроения, пошло все к черту. Достав из холодильника две бутылки пива «моретти», он разогревает в микроволновке последний кусок пиццы с артишоками и пепперони, переодевается в пижаму и включает телевизор. Из трехсот каналов спутникового ТВ он безошибочно выбирает два российских. Их он смотрит регулярно. Ну-ка поглядим, что у них сегодня в прайм-тайм. Коллеги как-никак. Угу, так он и думал. Козлы тупоголовые. Дебилоиды со справкой. У них что, совсем закончились профи или даже не начинались? Кенарев видит, как четверо молодых придурков забрасывают вопросами министра — не бывшего, а действующего. И вопросы у них такие, что хоть Росгвардию вызывай и задерживай всех за неуважение к власти. Однако оболдуй-министр не встает и не уходит из студии, сшибая стулья и выплескивая воду из стакана им в морды. Он терпеливо объясняет с бумажками в руках, как будто не какая-то шваль под телекамеру его допрашивает, а в тюремной камере — Генпрокурор. Погибла Россия, думает Кенарев. Р-р-р-революционеры, мать их за ногу. Потрясатели основ. Сегодня человек нагрубил министру, а завтра что? Швырнет камень в его машину? А послезавтра — уже не камень, а «молотов-коктейль»? Хоть бы кто вдолбил в их головенки, что Россия — страна, где нельзя без дистанции. Если у нас между хамьем и властью, даже самой маленькой, не стоит вооруженный мент, страну ждет анархия и хаос, они же — бардак и беспредел. Вы еще вспомните о Дорогине и его вертикали… Вадим Сильвестрович, исполненный досады, переключает на другой российский канал, попадает в середину незнакомого ток-шоу и сразу начинает злиться на всех: на публику, экспертов, операторов, осветителей, а больше всего — на незнакомого ведущего, который держит себя, как распоследний лох. Вот, противоположный случай так называемого маразма, думает Кенарев. Где нельзя, они выеживаются, а где можно и нужно нахамить — тупят, как детсадовцы. Ну сделай же что-нибудь, мысленно подсказывает он ведущему, ты же хозяин шоу, так и будь хозяином! Если тебе не нравится, что несет гость, заткни его, отбери микрофон, скажи, что он жирный, или у него голова немытая, или что его дедушка — педофил, и пусть хлопает глазами. В конце концов, можешь его просто выгнать из студии пинками — он же мелкий, соплей перешибешь, а у тебя вроде плечи и мускулы. От такого вопиющего непрофессионализма у Кенарева даже улучшается настроение. Россия погибает, думает он, ну и хрен с ней, сама виновата. Он далеко от нее, в тепле и в уюте сидит у телевизора, пьет итальянское пиво, почти доел пиццу, а в паспорте у него вместо бессмысленного Вадима красивое имя Бенито, что означает «благословенный»… С улицы раздается шум. Господин Филомелли, прихватив бутылку, встает и неторопливо подходит к окну. Сквозь просветы между прутьями забора, окружающего его участок, он видит серую «тойоту» с тонированными стеклами. Капот у машины задран, и невидимый водитель чем-то гремит, копаясь во внутренностях автомобиля. Пока хозяин дома раздумывает, не выйти ли к воротам и не потребовать ли тишины, водитель возвращает крышку на место и оказывается симпатичной девушкой в темных очках. Всякие мысли о том, чтобы выйти поругаться, у господина Филомелли пропадают, зато появляются другие. Он прикидывает, не надеть ли ему побыстрее свой любимый френч и не выйти ли к воротам. Он поприветствует ее по-непальски: «Намастэ. Каста ча? Мэро нам Бенито хо!», а она ответит: «Бистарэй болнус, Бенито», что будет означать: «Говорите помедленнее, я не местная, милый Бенито». Она, конечно, окажется итальянкой, притом незамужней и любительницей пива «моретти», которое так просто в Непале не купишь, поэтому Филомелли на хорошем итальянском пригласит ее в гости, а затем… На этом самом месте предполагаемая итальянка запрыгивает в свою «тойоту» и уезжает восвояси, а Бенито с недопитым пивом и незавершенными фантазиями возвращается к телевизору. Ну и ладно, обиженно думает он, мне больше пива останется. Ток-шоу между тем уже закончилось, начались новости, а в телевизоре творится что-то странное. Звук почти пропал, по экрану бегут полосы и с цветопередачей — тоже беда. Лицо диктора — багровое, как будто распаренное в бане или у него вот-вот случится удар. В первое мгновение господин Филомелли думает: прогнозы его досрочно сбываются и Россия уже начала гибнуть, раз не может обеспечить качество картинки на своем главном телеканале. Но затем он проверяет Discovery, а там такие же Пикассо и Сальвадор Дали в одном флаконе. Небо цвета песка, солнце цвета луны, на красной траве беззвучно пасутся синие кони, а полосы, деловито бегущие сверху вниз, превращают этих коней в зебр. Дело ясное — что-то случилось на крыше, какая-то хренотень с тарелкой или конвертером. Стронцо! Порко мадонна! — бранится Филомелли и лезет в шкаф за инструкцией. Ищет где по-английски и по-итальянски, сравнивает оба текста и узнает, что у аварий типа этой есть две главных причины. Первая — обледенение, вторая — отошел разъем кабеля. В июле? Обледенение? Непал, конечно, — горная страна, лед и снег здесь найдутся в любое время года, но все-таки крыша одноэтажного дом в Катманду — это не «крыша мира». Остается кабель. Поскольку Филомелли пережил сегодня три облома (а если прибавить к закрытым музею, кинотеатру и бару уехавшую девушку на «тойоте», то четыре), самое лучшее — не делать резких движений и просто вызвать мастера. С другой стороны, мастер явится, в лучшем случае, только завтра, а значит весь день можно проторчать дома, ожидая гостя, и все это время — без телевизора. К тому же мастеру придется платить, и если только отошел контакт, то не меньше трех тысяч рупий — считай, псу под хвост. А ведь поправить можно и самому, даром. К тому же деревянная лестница прислонена к стене — надо подняться по ней вверх и всё. Крыша плоская, высота небольшая, опасности никакой. Почему бы не попробовать? Что ему терять, в конце концов? Мужик он или где? Хозяин дома надевает очки для чтения, кладет в карман пижамы фонарик, отвертку и пассатижи, надевает резиновые перчатки и, чувствуя себя как минимум Эдмундом Хиллари, штурмующим Эверест, идет во двор. Две минуты — и он на крыше, осматривает конвертер и тарелку. Внешне всё вроде в норме, нужно по очереди проверить все кабели… Первый… второй… третий… пятый… седьмой… еще вот этот, синенький, сбоку… Порка путтана троя учелло! Нашел! Именно в этом месте разъем отходит так сильно, что кабель уже еле держится в гнезде, так и норовит выскочить. Сейчас мы его, голубчика, докрутим, думает господин Филомелли, и всё будет окей. Он возвращает кабель на место, фиксирует болты, а затем прислушивается. Ого-го! Из комнаты доносятся голоса, и это значит, что появился звук. Похоже, и прочие глюки устранены. Глория а Бенито! Вадим Сильвестрович на радостях теряет бдительность, а зря. Спускаясь вниз по лестнице, он неловко отклоняется назад и смещает центр тяжести лестницы. Всё поправимо, если побыстрее наклониться вперед. Но Кенарев машинально отодвигается еще дальше. Из-за этой оплошности происходят две крайне неприятные для него вещи. Несколько месяцев назад, когда он покупал домашнюю и прочую утварь, ему пришло в голову взять лестницу повыше — для солидности, на вырост, да и по деньгам разницы почти не было. Теперь верхняя часть этого солидного инвентаря, двигаясь не туда, куда следует, задевает электрический провод, протянутый от крыши к фонарю возле бассейна. Упс! Сама лестница весит прилично, а поскольку на ней еще висит, на манер грозди бананов, довольно плотный Кенарев, их тяжесть арифметически складывается. Острая кромка — металлопластик! — довершает дело, рассекая провод на середине. Теперь это уже не просто мелкая бытовая неприятность, а 380 вольт, которые дружно вырываются на свободу: громкий треск, яркая вспышка, россыпь искр во все стороны. Буйное электричество шипит и плюется в полуметре от Вадима Сильвестровича — вот-вот нападет и ужалит. Кенарев, не будь дурак, отшатывается и отпускает дуру-лестницу. Та медленно опадает куда-то вбок, а ее хозяин, взмахнув руками, быстро улетает вниз. Высота стандартного одноэтажного дома в Катманду — три с половиной метра, включая крышу. Не Гималаи. Если свалиться удачно, отделаешься парой ушибов или трещиной в ребре. А если учесть бассейн внизу, можно не пострадать вообще. Падая вниз, Вадим Сильвестрович хвалит себя за лень: он не опустошил бассейн и, значит, посадка будет мокрой, но мягкой. Рано он радуется — падение оказывается крайне неудачным. Вместо того, чтобы влететь в воду, Кенарев ухитряется сперва врезаться плечом в обложенный кафелем каменный бортик. Что-то хрустит, но это не кафель. О-о! Куло! Еще миг — и Вадим Сильвестрович бьется о то же место коленом. У-у-у! Иль пизелло! Лишь после хруста уже в колене хозяин дома плюхается в свой бассейн. А когда выныривает, то слышит над головой легкое потрескивание и видит нечто, похожее на бенгальский огонь. Это — вторая половинка оборванного электрического провода, она тоже испускает веселые искры, нависая над водой, всё ниже, ниже, ниже. И Кенарев, барахтаясь в бассейне, тупо думает о том, что, наверное, он все-таки зря не спустил воду. А еще он понимает, что, похоже, сломал левую руку и правую ногу. Это очень больно, но не имеет особого значения. Потому что через секунду провод под током попадет в воду и тогда… Тогда количество домовладельцев в Катманду уменьшится на одну единицу. А затем по двору пробегает порыв ветра — и кусок провода, словно поразмыслив, меняет траекторию. Он, конечно, падает — однако не в бассейн, а рядом, на землю у бортика, обложенного кафелем. Электрическая змея по-прежнему шипит, искрит, но это уже не так страшно, совсем не смертельно. И хозяин дома в столице Непала Вадим Сильвестрович Кенарев, он же фальшивый итальянец Бенито Филомелли с удивлением осознает, что полоса фантастического невезения на сегодня закончилась и, кажется, он всё еще жив. Глава девятнадцатая — Нет, вы заметили это? А? — Димитрий ткнул пальцем в экран ноутбука. — Я сейчас повторю помедленнее, глядите внимательно. Вот здесь, справа, видно особенно четко. И мы еще раз посмотрели ролик, снятый с камеры наблюдения во дворе нашего клиента: как обрывок электропровода, плюющийся искрами во все стороны, неторопливо завис над бассейном с мокрым цуциком Филомелли внутри, а затем так же лениво качнулся вбок. — Это не провод, а какая-то сволочь! — нервно произнесла Ася. — Он как будто издевается. Как будто говорит клиенту: захочу — убью тебя электричеством, а захочу — помилую. — Нашему клиенту и без электричества досталось, — напомнил я. — Ну-ка, Димитрий, прокрутите запись немного дальше. Найдите нам еще раз место, где его увозит с места событий «скорая помощь»… Стоп! Здесь. Я смотрю, его все-таки здорово потрепало. Мы увидели припаркованный возле бассейна медицинский микроавтобус с числом 101 и синей медицинской снежинкой. На раздвижных носилках в позе мученика возлежал пострадавший хозяин дома — весь перебинтованный Бенито Филомелли — и разговаривал с окружившими его санитарами в белых шапочках и накидках. Слов слышно не было. — Они беседовали о чем-то важном? — поинтересовался Нафталин. — Ась, нам нужен звук? — Ничего существенного, — сердито отмахнулась девушка. — Он там на плохом непальском выяснял у парамедиков, нужно ли ему платить за приезд «скорой», раз у него страховка. Ну и ругался, что, мол, поздно приехали и сбоку примяли его газон. Обещал всех засудить и всех посадить. А еще матерился по-итальянски — знал, что непальцы не поймут ни слова… Вы правы, Роман Ильич, жлоб — он в любой ситуации жлоб, даже в бинтах и на носилках… Дим, промотай следующие три часа и покажи его возвращение домой. По экрану пробежала рябь, а затем в кадре опять возник наш Беня — с рукой на перевязи и загипсованной ногой. Опираясь на костыль, он доковылял до двери дома и вошел внутрь. — Зря я надеялся, что здешняя медицина его доконает, — грустно сказал Димитрий. — Ась, не помнишь, в каком фильме санитар-идиот всё время ронял носилки с больным? — «Приключения Питкина в больнице», — не задумываясь ответила Ася. — Только главный герой был там не санитар, а… Слушай, при чем тут это? — Да я к примеру, — вздохнул Димитрий. — Представил, что его носилки вылетели бы из «скорой помощи» прямо на дорогу… Или в клинике перепутали бы лекарство… Или при обследовании у него нашлось бы что-нибудь ужасное и неизлечимое. Я нарочно влез в больничные файлы, проверил результаты обследований… Нет — только то, что видим. Переломы руки и ноги, закрытые, неосложненные. И всё. Всё! Через два месяца эта скотина уже танцевать сможет… Ну почему такая непруха? Провод под током обязан был упасть в бассейн — как включенный фен в ванну. Это же классика Голливуда… — Вот тебе и Голливуд! — Ася выудила из вазочки шарик макадамии и с ожесточением запулила его в мусорное ведерко у дверей. — Злодею вместо расплаты — почти что хэппи-энд. Выходит, всё было напрасно. Зря Наф перетаскивал в музее танки и в кинотеатре ломал трубу. Зря мы отдали практически всю наличку, чтобы выкупить вечер в том баре. — Ну танки, ну труба… Не сильно я перетрудился, — меланхолически заметил Нафталин. — Может, его время еще не пришло? Откуда нам знать, что записано в его книге судеб? — Мы! Мы пишем книгу судеб! — воскликнула Ася. — Роман Ильич, скажите! Вы-то что про это думаете? Есть тут какое-то разумное объяснение? Он же виноват, на все сто! Честно говоря, какой-то гениальной версии у меня не было. Ошибку я исключил сразу: Филомелли, без сомнения, был Кенаревым. Отступлений от моего ритуала я вроде бы не допустил. Всё то время, пока Ася старательно изображала поломку автомобиля прямо у забора клиента, я прятался за тонированными стеклами внутри салона и не делал никаких поблажек фуфлогону: мои весы работали на полную мощь. Единственно допустимый вариант — это когда мы делали замеры, слегка ошиблись в расчетах. — Быть может, мы недооценили глубину двора, — сказал я. — Теоретически в момент, когда я сидел в машине, мне не хватило каких-нибудь полметра для эффективного импульса, и он сработал лишь частично. Задел его не фронтально, а по касательной. Мы ведь не знали, в каком месте дома находился Кенарев. Вот если бы он тогда вышел во двор поближе к нашей арендованной «тойоте» — другое дело. Но он тогда не вышел. А это значит… — А это значит… — с надеждой повторил вслед за мной Димитрий. — …что мы можем повторить, — закончила фразу Ася. — Да, да, да, Роман Ильич, дорогой, давайте дадим справедливости еще один шанс! Ну облажалась старушка, с кем не бывает. — Ладно, попробуем еще разок, — кивнул Нафталин. И рассудительно добавил: — Только сделать всё надо сегодня. Иначе — кризис наличности, Ася права. Из-за этого бара у нас командировочного бабла осталось впритык — на гостиницу, обед и обратный путь. — Не вижу поводов для новых крупных трат, — успокоил я троицу. — Теперь у нас бонус, по сравнению с попыткой номер один. Больше не нужно искать способ, чтобы оставить его дома. Он и так еще долго никуда не денется. Место встречи, хо-хо, изменить нельзя. — Не денется, — с хищной улыбкой согласилась Ася. — Я прямо сразу и придумала, как его выманить к воротам, чтобы уж точно зацепить. Всем внимание, у меня уже есть план! — Излагай, — произнес Нафталин. — И, главное, помни: чем проще, тем лучше. — Ты, Наф, не бойся, он проще детской распашонки, — успокоила его Ася. — Как говорится, двухходовочка. Дим, ты мог бы дистанционно включить у него пожарную тревогу? Если врубится сирена, клиент дома не усидит. Он даже на одной ноге выскочит во двор. А в это время Роман Ильич как раз будет прогуливаться вдоль забора… Ну, как вам моя идея? — Хорошая — изящная и эффективная… — рассеянно ответил Димитрий, не отрываясь от ноутбука. Я впервые разглядел заставку на его рабочем столе, и это был Винни-Пух. — Жаль, мы не додумались раньше. Сирена ревет, фонарь мигает, он выскакивает в страхе — туда, где стоит наша машина. И на него накатывает волна справедливости. Круто. Вчера бы это сработало. Но сегодня, Ась, к сожалению… — А что сегодня? — насторожилась Ася. — Что теперь не так?