Глава 11 Харпер в очередной раз проверила телефон и, не увидев новых сообщений, сунула его обратно в ящик стола. С тех пор как Эми пообещала «быть на связи», прошло четыре дня. Харпер несколько раз порывалась написать первой, но каждый раз останавливала себя. Она понимала, что напористость обычно отталкивает, и к тому же неясно, что Эми вообще надо. Ее не разберешь. Иногда кажется, что откровенно с ней флиртует, но, с другой стороны, флиртует она со всеми подряд. Наверное, это был просто дружеский жест, и с этим не нужно ничего делать, можно вообще перестать про это думать. Тем не менее каждый раз, когда Харпер смотрела на пустой экран телефона или торопливо открывала очередное уведомление, которое на поверку оказывалось всего лишь рабочим письмом или спамом, все начиналось по новой. «Что такого, если я напишу первой? Не обязательно же это будет выглядеть так, будто я жить без нее не могу? Просто по-дружески о себе напомню. Но не выйдет ли слишком назойливо? Это был бы провал». Если выбрать неправильный тон, можно и вовсе выставить себя на посмешище. Прошлой ночью Харпер заснуть не могла, все прокручивала в голове возможные варианты идеального небрежного сообщения, а-ля «если не можешь – ничего страшного». Пару раз даже набрала что-то такое в телефоне, но в итоге все удалила. Раздался стук в дверь. Трапп вошел в кабинет и положил на стол перед ней пластиковый конверт, который она тут же узнала. Харпер подняла голову, стараясь не встретиться с начальником взглядом, чувствуя, как от него волнами исходит раздражение. Обычно все, что она отправляла в лабораторию, возвращали лично ей, детективу, ведущему дело, а не вышестоящему офицеру, чья подпись на конверте была не более чем бюрократической галочкой. Но в этот раз конверт почему-то оказался у Траппа, а красный штамп на нем гласил: «ВЕРНУТЬ». – Что это такое? – спросил он. Невозмутимо улыбнувшись, Харпер взяла в руки конверт и перевернула его. – Это? Кажется, запись с камеры видеонаблюдения, с того происшествия в больнице на прошлой неделе. Я что-то неправильно заполнила? – Я прочел информацию на конверте, Джо. Проблема в том, что я не помню, чтобы я это подписывал. Харпер – сама невинность – выпрямилась на стуле. – Простите, сэр. Он был в общей стопке с другими документами, которые я просила вас подписать пару дней назад. По крайней мере, мне так кажется. Я была уверена, что там стоит ваша подпись, когда отправляла. Я что, случайно отправила его неподписанным? – Я не говорю, что моей подписи там нет. Я говорю, что не помню, чтобы я это подписывал. А еще что если бы ты принесла мне это на подпись и я бы прочитал, что тут написано, то ответил бы: «Нет, нет и еще раз нет». «Собственно, как я и предполагала», – подумала Харпер. Поэтому и подделала подпись. Придав своему лицу максимально озабоченное выражение, она спросила: – У вас никогда не было проблем с памятью, сэр? – У меня нет проблем с памятью, Джо. – Но вы ведь подписали конверт, сэр. Вот же ваша подпись. Трапп испытующе поглядел на Харпер, а затем взял конверт и поднес его поближе к лицу, чтобы рассмотреть. – Возможно, я торопился и не обратил должного внимания, – сказал он, хмурясь. – У всех бывают тяжелые дни, сэр. Вообще-то, я, кажется, отправила этот конверт в тот же день, когда нас вызвали в Келхэм, помните, было подозрение на бомбу? Так что ничего удивительного. Какая там дата стоит? Трапп снова вгляделся в данные на конверте. – Ну да, так и есть. Безумный день, куча всего. Он прищурился, вздохнул, раздув ноздри, и бросил конверт обратно на стол. – В любом случае я аннулировал эту заявку. Они вернули диск, потому что файл неправильно записан, просили другую копию. Зашел тебе сказать, чтобы не утруждалась. Нам бюджеты не позволяют тратиться на расследование происшествия, по которому даже не стали дело открывать. О чем ты вообще думала? – Думала, это может быть важно. Пострадавшая утверждала, что кто-то проник в больницу, а я просто не хотела ничего упустить. Трапп был бы явно не в восторге, скажи Харпер правду: что это дело не дает ей покоя, что она спать нормально не сможет, пока не докопается до истины, что она нутром чует – что-то здесь нечисто, и она могла бы выяснить что, если бы только ей дали копнуть поглубже. – Я проверил это дело, Джо. Оно закрыто. Оно и открыто-то никогда не было. Звонок в службу спасения, по которому почти сразу вызвали психиатра. Зачем ты тратишь на это время, свое и чужое? – Когда я встретилась с пострадавшей, она была абсолютно убеждена, что все это произошло на самом деле. Я просто хотела проверить все варианты. – Очень благородно с твоей стороны, но у тебя и так достаточно работы, чтобы еще расследовать преступления, которых на самом деле не совершали. К тому же анализ записей с видеокамер стоит денег, которых у нас просто нет. – Извините, сэр. – Ты ходишь по краю. Еще раз замечу что-нибудь подобное – так просто не отделаешься. Сделаю выговор. – Простите, сэр, я правда не хотела создавать вам проблем. – Послушай, Джо, ты работаешь очень добросовестно. Но тебе нужно учиться быть частью команды, нельзя все время просто делать, что взбредет в голову. Тебе может казаться, что это мелочи, но это сказывается на всех. Поймешь, когда сама станешь инспектором. Будешь целыми днями бегать за своими сержантами, пытаясь разобраться, куда ушел весь бюджет. Распределение средств – это не шуточки. Мы тут деньгами налогоплательщиков распоряжаемся. Харпер глубокомысленно покивала, про себя думая, что именно поэтому не имеет ни малейшего намерения становиться инспектором в обозримом будущем. Бегать за другими офицерами, ломать голову над бюджетом – нет уж, спасибо, ей и в должности сержанта хватает нудной бумажной волокиты. Чем выше взбираешься по карьерной лестнице, тем дальше уходишь от настоящей полицейской работы. А взамен получаешь только стресс и длиннющие смены – никакая прибавка к зарплате такого не стоит. В прошлом году Харпер блестяще сдала экзамен на повышение, но с тех пор каждый раз, когда где-то освобождалась должность инспектора, находила причину отказаться: то участок далековато, то отдел не тот. На самом деле она просто не была готова. Ее куда больше привлекала практическая часть службы, и к тому же она не хотела работать еще больше – тренироваться-то когда? Прежде чем уйти, Трапп протянул ей список аттестационных отзывов, которые нужно было сдать до конца месяца. – После займешься этим, а прямо сейчас надо проверить кое-какие отчеты, чтобы их можно было внести в систему. Харпер изобразила покаянное смирение и, послушно записав номера самых срочных дел, на глазах у Траппа открыла первый файл. Как только дверь за ним закрылась, она откинулась в кресле, запустила пальцы в волосы, растрепала их, снова собрала в пучок. Конверт с испорченной копией диска она швырнула в мусорную корзину, достала из ящика оригинал и сунула в дисковод. Смотреть на тени, скользящие по полу родильного отделения, было ничуть не менее тревожно, чем в первый раз. Неудивительно, учитывая, что к ответу на вопрос, тени это или дефект записи, она так и не приблизилась. Харпер скопировала видео на флешку и убрала в сумку, собираясь еще раз посмотреть его дома – вдруг что-нибудь придет на ум. Затем повернулась к экрану и принялась вносить данные в первый из невероятно срочных отчетов, которые свалил на нее Трапп. Глава 12 Как защитить своего ребенка: 1. Если рядом с грудным ребенком положить ключ, то его не смогут подменить. 2. Недавно родившую женщину не следует оставлять одну, у дьявола есть над ней особая власть. 3. Ей не должно спать, если кто-нибудь не следит за ребенком. Матерям, которых одолеет сон, часто подкладывают подменышей. Якоб Гримм[2] 20 июля Семь дней от роду Ранний вечер Солнце начало клониться к закату, и жара постепенно спадала. Лорен, сидя на диване, кормила сыновей, уложив по младенцу с каждой стороны и придерживая руками их маленькие головки, пока они сосали. Она не успела взять большую подушку для кормления, и поэтому Райли лежал на упругой, неоткрытой еще упаковке подгузников, а Моргану приходилось довольствоваться маленькой диванной подушечкой. Сама Лорен сидела неудобно скрючившись, кренясь набок. Хорошо бы подложить еще одну подушку под левую руку, но этого никак не сделать, не отняв от груди одного из младенцев, а то и обоих. Диван был весь завален пеленками, упаковками влажных салфеток, детскими одежками и игрушками, а единственное свободное место на нем занимала Лорен с детьми, и никакой возможности сдвинуться с места у нее не было. Патрик скрывался где-то наверху. Лорен не могла дотянуться даже до пульта от телевизора, ей хотелось чаю, хотелось в туалет. Но, что поделать, придется со всем этим повременить. – Патри-и-ик! – крикнула она, и оба младенца удивленно распахнули глаза, но сосать не перестали. – Привет, малыш, – обратилась она сначала к Моргану, а потом к Райли, глядя как две пары маленьких глаз закрываются снова – медленно-медленно, точно тяжелые двери с доводчиком. Где-то на втором этаже, прямо у нее над головой раздался стон. Секунды неохотно слипались в минуты, близнецы продолжали сосать, а Лорен усердно старалась визуализировать слова «радость материнства» вместо настойчиво лезущей в голову фразы «скука смертная». Солнце, неумолимо уходящее за горизонт, по пути заглянуло в окно гостиной, и его последние лучи ослепили Лорен, прикованную к дивану двумя сосущими младенцами. – Патри-и-ик! – снова прокричала она, стараясь повышать голос более плавно, чтобы не напугать детей. В этот раз сверху донеслось шарканье и бормотание, затем наконец послышались тяжелые шаги на лестнице. Патрик показался в дверях: волосы торчат в разные стороны, под рубашкой, застегнутой на одну-единственную пуговицу, продетую не в ту петлю, видна голая грудь с островком светлых, медового цвета волос. – Задерни занавески, пожалуйста, – сказала Лорен. Патрик прошлепал босыми ногами через всю комнату, шваркнул шторами и остановился у окна, широко расставив ноги, уперев руки в бока, глядя на нее сверху вниз. – Это все? Лорен снова прозрела, оказавшись наконец в блаженной тени штор. Сквозь них пробивались осколки солнечных лучей, освещая Патрика со спины. Пронизанный солнцем ореол золотых кудрей делал его похожим на капризного ангелочка из рождественского вертепа. – Можно попросить тебя поставить чайник? – спросила Лорен, стараясь сохранять спокойный тон. – Я не могу встать. Патрик прошлепал обратно и скрылся в кухне. Через арку, отделявшую ее от гостиной, Лорен слышала, как открылся кран, вода с журчаньем полилась в чайник. Затем раздался голос Патрика: – Я вообще-то спал. – Прости. Райли оторвался от груди и начал плакать, постепенно набирая силу, точно барахлящий двигатель, который заводится не сразу, но, если уж завелся, ревет так, что мало не покажется. Лорен пришлось повысить голос, чтобы Патрик услышал: – Можешь взять его на минутку, пожалуйста? Патрик вернулся в гостиную, подошел к ней и взял ребенка на руки так заботливо, что у Лорен сердце заныло от любви к ним обоим. Он уложил голову малыша себе на плечо и принялся укачивать его, расхаживая туда-сюда по кухне, щуря один глаз каждый раз, когда Райли снова заходился в оглушительном вопле прямо у него над ухом. Вскоре к детским крикам присоединился свист чайника, и Патрик одной рукой снял свисток и выключил газ, продолжая пружинить вверх-вниз на носочках, потому что это вроде бы работало: паузы между завываниями становились все длиннее. К тому моменту, когда чай был готов, наступила тишина. Райли, икая, обсасывал кулачок, а Патрик пристраивал у себя на шее пеленку, чтобы она впитывала слюни. – Ну вот, мистер Морган, – обратился он к сыну. – Так получше? – Патрик. – Что? – Это Райли. Райли я одеваю в зеленое, Моргана в желтое. – Ой, – рассмеялся Патрик. – Точно, я знаю, просто забыл. Прости, малыш. Тут такое дело, очень уж вы с братом похожи. С тех пор как мамочка сняла с вас бирки, я вас вечно путаю. – Ты что, их не различаешь?