– Срал я на него с Арарата! – продолжал воевать Батя. В дверь теплушки снова высунулся Эстет и, увидев снаружи людей с оружием, зажмурился. – Переговоры не удались, – сокрушенно вздохнул он. – Готовьтесь, сейчас штурмо… Что-то мелькнуло в воздухе, и в теплушку влетела граната. Стуча по доскам, она покатилась по полу к ногам бригадира. – Ложись! – заорал Батя, падая на дощатый пол. Михей рванул следом, понимая, что это конец, прощаясь. Казалось, секунды растянулись и само время застыло и не хотело сдвигаться с места. А потом в теплушку посыпались люди с оружием, кто-то больно приложил Мишку по затылку тяжелым, и мир померк. * * * – Ай-я-яй, – качал головой седой майор, глядя на четверых друзей. Человека в погонах звали Никитой Ивановичем. После того как их выволокли из вагона – посадили в какую-то лачугу с зарешеченными окнами. Граната оказалась учебной. У Мишки до сих пор болела голова после удара прикладом. Леха с Тайкой отделались легче – они не сопротивлялись, а упали на пол теплушки, и их особо не тронули. А вот Бате досталось больше всех. У бригадира под глазом налился внушительный фингал, он то и дело закусывал разбитую губу. Не успели они посидеть за решеткой и полчаса, как пришли люди с оружием и отвели друзей к начальнику. Вскоре он уже знал всю историю четверых путешественников. – Как нехорошо поступили, – говорил майор. – Петр Алексеевич вас сюда довез, а вы – так. Вячеслав не-знаю-как-вас-там-по-отчеству, ну что же вы? – Олегович, – понурил голову Батя. – Извините меня. Это мы вчера у селян ночевали, ну и старик нам с собой дал самогона. А у меня сегодня день рождения, не удержался, выпил. Да не рассчитал малость. Мне же нельзя много пить, я дурной становлюсь. Забыл совсем за столько лет. – Ну, допустим, извиняю, – склонил голову майор. – Но вы-то поймите, мы вас положить там всех могли. Вы же сами человек военный, а такое учудили. У меня-то бойцы шуток не понимают. – Понимаю. Больше не будем, – тихо проговорил бригадир. – Виноват, исправлюсь. – Ну вот и хорошо, – улыбнулся Никита Иванович дружелюбно. – Ну, путешественники, что делать с вами будем? Отправить вас в Возжаевку? У нас тут поселение военных. – А обычные люди у вас тут живут? – недоверчиво спросил Михей. – А то в Комсомольске такие же, как вы, тысячи людей за колючку загнали. – Значит, они не такие, как мы, – улыбнулся майор. – Молодой человек, хватит всех под одну гребенку равнять. Раз вояки, раз оружие в руках – так сразу же плохие? А мы себя охраняем, своих женщин и детей. А как иначе? Время такое. – Извините, это я не подумавши, – понуро отозвался парень. – Ничего, понимаю. Натерпелись. И железку мы не можем по-нормальному мониторить, – посетовал Никита Иванович. – Людей не хватает. Там, впереди, тоже поселения, люди живут на земле. Но за всеми не уследишь. А девушку вашу, честное слово, не припомню. У нас народу много, не всех знаю. – А мы где? – спросил Михей. – Не в Возжаевке разве? – Поздеевка, – ответил ему майор. – Тут недалеко до Возжаевки. – Антон Валерьевич меня помнит, – сказала Тайка. – Правда, мы давно у вас жили. – Хорошо, – кивнул Никита Иванович. – Позвоним, доложим. Пока подождите немного, вечером доставим вас в Возжаевку. Там устроитесь и решите, как дальше быть. – Спасибо, – склонил голову Мишка. – А вам, Михаил, далеко до вашего дома? – спросил майор. – Далеко, – ответил тот. – Он около Тайшета. – Эх, неблизко, – покачал головой Никита Иванович. – Ну ничего, поживете немного у нас, а там разберетесь. Тревожное настало время. То про дикарей говорят, то про разбойников, вот теперь и про комсомольскую тюрьму от вас услыхали. Нет спокойного житья нынче. Их поселили в небольшом бараке, выделили крохотную комнату с парой двухъярусных кроватей, ветхим столом и маленьким оконцем. Майор обещал, что их накормят обедом, а вечером отправят в Возжаевку. – Добрые люди, – сказал Леха. – А могли бы и прибить. – Могли, – согласился Михей. – Хорошо хоть так закончилось. – Мужики, Таисия Батьковна, – виновато проговорил бригадир. – Вы это, простите меня. Начудил я сегодня, чуть было вас не подставил, дурак старый. – Да ладно уж, Слав, – улыбнулся Михей. – Все позади, забыли уже. – Не помню ни хрена, – признался Батя. – Чего такого я там наговорил и натворил? – Да ничего особенного, – улыбнулся парень. – Херами всех обложил, на товарища майора с Арарата навалять обещал, воевать с ними грозился. – Эх… – покачал головой бригадир. – Нельзя было пить. – Слав, ну теперь будешь сухой закон блюсти? – улыбнулся Эстет. – Да я и так его блющ… блю… – начал было Батя и, запутавшись, сердито махнул рукой. – Лешка, да ну тебя с твоими словами мудреными. Силософ хренов. Нормальных-то слов не знаешь, что ли? Но у всех уже давно отлегло, и теперь случившееся вспоминали с улыбкой. Через полчаса их позвали на обед в небольшую столовую. Пока они шли, Михей изучал поселение военных. Скорее всего, у них тут располагался крайний рубеж. Какие-то склады, двухэтажные казармы, где жили солдаты. Поселок по периметру обнесен бетонным забором. Накормили их, конечно, не так, как у дяди Поти, но все равно сносно. Гороховый суп, перловая каша с мясом и травяной чай. Пришел Петр Алексеевич, и его встретили радушно. – С вами в Возжаевку поеду, – сказал механик. – Уже позвонили и доложили о пропавших бойцах. Комендант наш главный, Антон Валерьевич, беспокоится. А вы у нас поживете и подумаете, куда вам дальше ехать. – Домой, куда же еще, – улыбнулся Михей механику. – Понимаю, – кивнул мужчина. – Я-то почти уже дома, а вам еще идти и идти. Ну ничего. Столько преодолели – и еще столько же пройдете. Все будет хорошо. После обеда за ними пришли двое солдат и сказали, что машина в Возжаевку отправляется через час. Вячеслав с Лехой легли отдохнуть, а Тайка пошла на улицу. Мишка неслышно вышел следом и увидел, что она села на лавочке возле барака. Неподалеку двое солдат ремонтировали автомобиль, чуть дальше еще несколько человек разгружали вагон и носили ящики в ангар. Михей подсел к девушке, попытался ее разговорить. Парень вдруг почувствовал непонятную жалость к ней. – Скоро ты будешь дома. Останешься у них? – Наверное, – склонила голову она. – Правильно, – согласился он. – А мы отдохнем и пойдем дальше – к себе домой. Тайка вдруг задумалась, потом посмотрела на Михея. Парень снова почувствовал, что она хочет о чем-то поведать ему, но не может. – Вряд ли у меня когда-нибудь будет дом, – сказала девушка. – После всего того, что случилось. – Ты так и не рассказала, – тихо напомнил ей Михей. Она вдруг вздрогнула, напряглась всем телом. Парень заметил в ее глазах тоску. Что же с ней случилось, что она так мучается до сих пор? Михей хотел бы раз и навсегда покончить с этой тайной, но ведь он сам дал ей слово не расспрашивать ее, пока сама все не расскажет. – Ты говорил, что мучаешься из-за того, что из-за тебя погиб друг? – спросила вдруг Тайка. – Да, – кивнул парень, глядя ей в глаза. – Представь, что я чувствую то же самое, – тихо произнесла она. – Что из-за меня тоже погибли близкие люди. Они могли бы быть живы, если бы не я. Как я могу себе такое простить? Михей не ответил. Молча смотрел на девушку, пытаясь понять, о чем она сейчас думает. Кажется, она хотела еще что-то рассказать, но боялась. – Помнишь, я просила тебя не удерживать меня, если мне нужно будет уйти? – Помню. – Я хотела сказать… что… – слова давались девушке с трудом. – Если вы попытаетесь меня удержать, то… вам грозит опасность. – Вот как, – опешил парень. – От тебя? – Я не знаю, что еще сказать тебе, – ответила Тайка. – Не понимаю, что со мной происходит. Мне нужно разобраться в себе. Я боюсь быть с людьми, потому что знаю, что могу навредить им. И без людей я тоже не могу. – Оставайся в Возжаевке, – предложил Михей. – Там же много людей, к тому же ты жила там. Там, наверное, у вас есть врачи. Если ты чем-то больна, они сумеют помочь тебе. Она молчала. Слова его, казалось, посеяли в ее душе сомнения. – Они не спрашивают про меня? – Тайка кивнула в сторону барака, где отдыхали Батя с Лехой. – Немного переживают за тебя, но особо не спрашивают, – сказал парень. – Ты же им ничего не говорила. Да и мне тоже не особо. – Знаешь, мне иногда хочется уйти, – сказала девушка. – Просто оставить всех, чтобы никто меня не трогал. Побыть одной, а может быть, и навсегда остаться одной. Но одиночества я тоже боюсь. Михей вдруг снова почувствовал жалость к ней и одновременно – раздражение. Он ума не мог приложить, что с ней происходит. С детства он не любил секретов и недомолвок, а тут на него вывалили все это, да еще просят понять. И как понимать, если даже не знаешь, о чем вообще идет речь? – Ты сама не устала от своих тайн? – неожиданно спросил парень. – Я предлагаю тебе помощь, а ты отказываешься от нее. Говоришь, что хочешь быть с людьми, а потом – что тебе лучше держаться ото всех подальше. Как тебя понять? Что вообще с тобой творится, скажи прямо? Я запутался, если честно. Если ты больна – мы попробуем помочь, найти доктора, лекарство. Можешь ты рассказать, что тебе нужно? Или нет? Последняя фраза прозвучала чересчур требовательно и резко. Девушка глянула на него с опаской, и Михей словно почувствовал, как она резко отдалилась. Как будто до этого они осторожно нащупывали дорогу друг к другу, и вдруг в одно мгновение связь разорвалась. Тайка встала и холодно посмотрела на него. Михей отметил, что в этот миг она выглядела сильной и уверенной в себе. И особенно красивой. – Спасибо вам за все, – сказала она. – За то, что спасли от дикарей. За то, что не бросили и привезли сюда. Спасибо тебе, что выслушивал и даже пытался понять. Я останусь в Возжаевке. Не хочу больше никому никаких проблем. – Как знаешь, – пожал плечами парень. Тайка ушла в дом, а он так и остался сидеть на скамье. Вокруг суетились люди, у них была своя жизнь, свои дела. Мишка вдруг понял, что и его проблемы и переживания также никому не нужны. Но в душе он понимал, что сделал что-то не так. В очередной раз не сумел сдержать спесь и резкими словами разрушил что-то хрупкое. Он еще толком не понимал себя, но его влекло к этой странной, больной девчонке. Ведь что-то заставило его выслушать Тайку, да и она, казалось, хотела ему довериться. И вот теперь связывавшая их тонкая нить оборвалась. В Возжаевку они ехали в просторной «буханке», выкрашенной в цвет хаки. С ними, помимо водителя – Петр Алексеевич и еще два солдата. Тайка сидела тихо и молча смотрела в окно. Она всю дорогу думала о своем и даже ни разу не поглядела на Михея. А у того после недавних угрызений совести поселилось в душе холодное равнодушие. Он смотрел на проплывающие мимо пейзажи и размышлял о такой же дороге, что, петляя, стелется через тысячи километров – к родному дому. И к тем, что всегда тебя поймут и простят.