— Двадцать лет до пенсии. — Ну да. — А мне до пенсии лет сорок. Маркус кивнул. На его лице ничего не отразилось, но внутренне он ликовал. Он умел распознавать начало. В Рединге Джексон Лэм отыскал начальника вокзала и с видом рассеянного профессора обратился к нему. Глядя на Лэма, нетрудно было поверить в то, что он занимается научной работой: усыпанные перхотью плечи, зеленый джемпер в пятнах еды, пронесенной мимо рта, обмахрившиеся манжеты, торчащие из рукавов плаща, редкие русые волосы, зачесанные назад со лба. Лишний вес он явно приобрел, просиживая штаны в библиотеках, щетина на щеках свидетельствовала о лени, а не о следовании моде. Он чем-то напоминал Тимоти Сполла[2], только с плохими зубами. Начальник вокзала объяснил ему, как пройти в автобусный парк, и через десять минут Лэм снова выступал в амплуа рассеянного профессора, на этот раз с ноткой скорби. — Мой брат, — сказал он. — Ох… Мои соболезнования. Лэм смиренно отмахнулся. — Нет-нет, это ужасно. Я вам сочувствую. — Мы много лет не общались. — Ну, от этого еще хуже. Лэм, не имевший своего мнения на этот счет, согласно покивал: — Да, да, конечно. С затуманившимся взглядом он словно бы припоминал воображаемый эпизод из детства, когда братья, исполненные абсолютной братской любви, еще не догадывались, что неумолимое время вобьет между ними клин и что, повзрослев, они прекратят общение, и все это для одного из них оборвется в автобусе, в оксфордской ночи, где его настигнет… — Сердечный приступ? Не в силах вымолвить ни слова, Лэм кивнул. Начальник автобусного парка сокрушенно покачал головой. Того и гляди, пойдет дурная слава — пассажир умер в автобусе. С другой стороны, компания за это не в ответе. Вдобавок на трупе не обнаружили билета. — Мне хотелось бы… — Ну конечно… — А в каком автобусе это произошло? Он сейчас в парке? На открытой стоянке было четыре автобуса, еще два стояли в гараже, и начальник парка точно знал, какой из них невольно стал катафалком, — тот, что был припаркован в десяти метрах от них. — Мне хотелось бы в нем посидеть, — сказал Лэм. — На его месте… понимаете ли. — Не совсем… — Я не то чтобы верю в жизненную силу, — объяснил Лэм дрогнувшим голосом, — но и не то чтобы не верю в нее… не поймите меня превратно. — Да-да, конечно. — Если вы не возражаете, я просто посижу чуть-чуть там, где он сидел, когда… когда скончался… Не в силах продолжать, он обратил взгляд на кирпичную ограду и на офисное здание за ней. К реке летела пара казарок, печальными криками оттеняя скорбь Лэма. Во всяком случае, так показалось начальнику автобусного парка. — Вон тот, — сказал он. — В нем все и случилось. Лэм оторвался от созерцания небес и окинул начальника благодарным невинным взглядом. Ширли Дандер потарабанила по капризному монитору кончиком карандаша и, не добившись никакой реакции, положила карандаш на стол. Карандаш стукнул о столешницу, а Дандер коротко, шумно выдохнула, выпятив губы. — Что? — В каком смысле «смелости не хватает»? — спросила она. — Не понял. — Я спросила, ты со мной заигрываешь или как, а ты сказал «смелости не хватает». — Ну, до меня дошел слух, — ответил Маркус Лонгридж. Еще бы, подумала она. Слух до всех дошел. Ширли Дандер, ростом с метр шестьдесят, была кареглазой, с оливково-смуглой кожей и пухлыми неулыбчивыми губами, широкой в плечах и в бедрах. В одежде она предпочитала черный цвет: черные джинсы, черные футболки, черные кроссовки. Однажды в ее присутствии какой-то мудак, известный своей сексуальной некомпетентностью, заявил, что привлекательности в ней столько же, сколько в чугунной колесоотбойной тумбе. В день, когда объявили о ее переводе в Слау-башню, Дандер остриглась под бокс и с тех пор еженедельно подновляла прическу. Вне всякого сомнения, людей к ней тянуло, в частности одного начальника подразделения Конторского департамента Связи, который неотступно преследовал ее, невзирая на то что у нее был постоянный партнер. Начальник подразделения начал оставлять записки на ее столе и в любое время дня и ночи звонил домой ей и ее партнеру. Естественно, учитывая место работы начальника, эти звонки было невозможно ни отследить, ни зарегистрировать. Столь же естественно, как и то, что, учитывая место работы Дандер, она без труда их отследила. Разумеется, существовали надлежащие правила и инструкции; процедура подачи и рассмотрения жалоб предполагала скрупулезное протоколирование случаев «неподобающего поведения» и свидетельств «неуважительного отношения»; все это не производило особого впечатления на работников Риджентс-Парка, в программу испытательного срока которых входил обязательный восьминедельный курс боевой подготовки. Однажды означенный начальник позвонил Ширли шесть раз за одну ночь, а потом подошел к ней в столовой и осведомился, хорошо ли ей спалось. Ширли Дандер вырубила его одним ударом. Возможно, это сошло бы ей с рук, но она вздернула его на ноги и врезала еще раз. «Трудности», — постановил отдел кадров. Ясно было, что Ширли Дандер испытывает определенные трудности. Пока она все это вспоминала, Маркус говорил: — Ну да, все слышали. Говорят, ты его чуть ли не к потолку отфутболила. — Только в первый раз. — Тебе еще повезло, что не уволили. — Точно знаешь? — Понял, не дурак. Но устраивать драку в Центре оперативного управления… Ребят увольняли и за меньшее. — Ребят — возможно, — сказала она. — А вот уволить девчонку за то, что она врезала мудаку, который ей проходу не дает, — стыд и позор. Особенно если «девчонка» собирается подать в суд за сексуальные домогательства. — (Кавычки вокруг «девчонки» слышались так ясно, будто она сказала «цитирую».) — Вдобавок у меня было преимущество. — Какое? Она обеими ногами оттолкнулась от стола, и стул взвизгнул, резко проехав по полу. — А тебе зачем? — Просто так. — Для просто так ты слишком любопытный. — Ну а какой же разговор без любопытства? Она пристально посмотрела на него. Для своего возраста он выглядел неплохо; левое, чуть приспущенное веко придавало ему настороженный вид, будто он все время оценивал все вокруг. Волосы длиннее, чем у нее, но ненамного; аккуратно подстриженная бородка и усы, тщательно выбранная одежда. Сегодня он был в глаженых джинсах и белой рубашке с воротником-стойкой под серым пиджаком; черно-лиловый шарф от Николь Фархи висел на вешалке. Дандер все это заметила не потому, что ей было интересно, а потому, что собирала информацию. Обручального кольца он не носил, но это еще ни о чем не говорило. К тому же все либо в разводе, либо несчастны. — Ладно, — сказала она. — Но если ты меня подкалываешь, то на своей шкуре испытаешь силу моего удара. Он вскинул руки, сдаваясь, но не совсем в шутку. — Эй, я просто хочу установить товарищеские отношения. Ты же понимаешь, мы с тобой — новички. — Так ведь остальные вроде бы не выступают единым фронтом. Ну, за исключением Харпера и Гай. — А им оно необязательно, — сказал Маркус. — Они тут на постоянном местожительстве. — Он пробежался пальцами по клавиатуре, отпихнул ее и сдвинул стул в сторону. — Что ты о них думаешь? — О коллективе в целом? — Можно об отдельных личностях. Мы же не на семинаре. — Тогда с кого начнем? — Начнем с Лэма, — сказал Маркус Лонгридж.