— И от какой болезни? — От рака печени. Только они не помогают. — Тоже мне, сюрприз. Оболтус вложил упаковку в протянутую ладонь Лэма, поправил очки на носу и вошел в лифт. Лэм, поджав губы, вернулся к Молли Доран. Она с кружкой свежезаваренного чая сидела в своей каморке. Пар тонкими завитками поднимался в темноту. — Я тебе говорил, что проверил его ежедневник? — сказал Лэм. — Там нет никаких планов на будущее. Молли отпила чай. — А еще он расстался со своей полюбовницей. Молли поставила кружку на стол. — И принимает какое-то шарлатанское зелье от рака. — Боже мой, — вздохнула Молли. — Вот именно. — Лэм швырнул упаковку в корзину для бумаг. — Неизвестно, что он там задумал, но теперь известно почему. Он при смерти. И устраивает прощальную гастроль. 14 Утро. Свет. На удивление яркий, пробивается сквозь шторы. Но последние пару дней было солнечно и тепло не по сезону. Лето в апреле, полное лживых обещаний. Моргнешь — и температура упадет. Луиза не столько проснулась, сколько поняла, что уже давно не спит. Глаза открыты, мозг работает на полную катушку. Никаких конкретных мыслей, одни коротенькие напоминалки: встать с постели, принять душ, выпить кофе. И задания посложнее: выйти из квартиры, встретиться с Маркусом, поехать за Пашкиным. Все остальное — как прошлой ночью — клубящаяся тьма, на которую надо как можно дольше не обращать внимания, будто на тучи в мимолетно солнечный денек. Луиза встала с постели, приняла душ, оделась, выпила кофе. И отправилась на встречу с Маркусом. В Слау-башню Кэтрин пришла так рано, будто и не уходила вовсе, однако же добиралась сюда через город, в котором уже подожгли фитиль. В метро пассажиры заговаривали друг с другом. Некоторые несли плакаты — в основном с надписями «Остановите Сити», но встречались и «Банкирам — нет». Кто-то закурил прямо на станции метро «Барбикан». В воздухе витала анархия. Разбитых витрин сегодня не миновать. Хоть Кэтрин и пришла очень рано, Родерик Хо ее опередил. В этом не было ничего необычного — Хо прочно обосновался в офисе и, как подозревала Кэтрин, предпочитал осуществлять свою онлайновую деятельность с Конторского адреса. Сегодня, в отличие от других дней, он действительно выполнял порученное ему задание. Краем глаза заметив Кэтрин в раскрытую дверь своего кабинета, он оторвал взгляд от экрана и сказал: — Я тут кое-что нашел. — Из списка? — Ага. Жители Апшота. — Он помахал распечаткой. — Ну, трех я точно отследил насколько смог. У них все задокументировано, по самое темечко, но чем старее информация, тем расплывчатее. Ботинок есть, а следа от него нет. — Это какое-то онлайновое выражение? Хо неожиданно улыбнулся, что само по себе было гораздо удивительнее, чем разговоры пассажиров в метро. — Ага. Я его придумал. — И что оно означает? — Вот, например, Эндрю Барнет. У него в резюме написано, что он учился в школе-гимназии Святого Леонарда. В Честере. В начале шестидесятых годов. Сейчас это обычная общеобразовательная школа, с отличной службой информационных технологий. Они недавно закончили оцифровывать школьный архив. — В котором нет никаких упоминаний о Барнете. Хо кивнул: — Ну, по тем временам прикрытие выглядело надежным. Облепили детские годы фальшивыми бумажками, но дело было в доинтернетную эпоху, никто не подозревал, что бумага начнет отклеиваться. Кэтрин взглянула на распечатку. Хо проверил Барнета, Баттерфилда и Сэлмона, в чьих биографиях обнаружились одинаковые пробелы. То же самое отыщется и в жизнях других жителей Апшота. Значит, это правда. Агенты глубокого внедрения, советские шпионы, обосновались в захолустной английской деревушке. Может быть, потому, что их деятельность утратила всякий смысл. А может, по какой-то другой, пока еще неизвестной причине. — Отлично сработано, Родди. — Ага. Наверное, она слишком много времени провела в обществе Лэма, потому что тут же добавила: — Видишь, это гораздо лучше, чем просто шастать по Сети. — Ну… — Родерик Хо отвел глаза и покраснел. — Конторские архивы — фигня, их я могу разобрать в один присест. За ночь. А тут другое. Она дождалась, когда он снова на нее посмотрит. — Верно подмечено. Спасибо. — Она взглянула на часы — девять утра; Луиза и Маркус уже поехали к Аркадию Пашкину. И тут Кэтрин вспомнила. — Кстати, а биографию Пашкина ты проверил? Лицо Родерика Хо приняло привычное обиженное выражение. Очевидно, длительное общение с компьютерами накладывает на людей определенный отпечаток — они словно бы застывают в подростковом возрасте. Наверное, об этом написаны научные статьи. И размещены в интернете. — Так я ведь был занят… — Да-да. А теперь займись этим, и поскорее. Кэтрин пожалела, что отчитала Родди, но его требовалось приструнить, иначе он следовал бы исключительно своим приоритетам. Они встретились у входа в отель в начале десятого. Метро было переполнено, на улицах толпился народ. Повсюду виднелись наряды полиции, съемочные группы, фургоны телевизионщиков, стайки зевак. Демонстранты собирались в Гайд-парке, откуда по округе распространялись разнообразные ароматы горячих завтраков. Из мегафонов раздавались оповещения: «Проведение мероприятия санкционировано оперативным управлением по охране общественного порядка. По маршруту движения демонстрации будут выставлены полицейские кордоны…», но их заглушала музыка и громкие голоса. Все словно бы предвкушали величайшую гулянку на свете, не хватало только диджея. — О, некоторые уже нарываются, — сказал Маркус вместо приветствия, кивнув на группу молодых людей с плакатом «Всех банкиров нахер!». — Это просто рассерженные граждане, — сказала Луиза. — Ничего особенного. Ты готов? — Я всегда готов. Сегодня Маркус надел серый костюм, семужно-розовый галстук и темные очки; он прекрасно выглядит, мысленно отметила Луиза, как отметила бы любую другую незначительную деталь. — А ты как? — спросил он. — Отлично. — Точно знаешь? — Я же сказала. — Послушай, Луиза, я вчера… У него зазвонил мобильник. Сном это не назовешь. Перегрузка. Боль. Стресс. Все это крутится и вертится, безостановочно мельтешит, будто аргумент, застрявший в барабане стиральной машины. Ритм этого мельтешения выдернул Ривера из сознания и зашвырнул в созданный им самим бездонный колодец, в круговерти которого грызлись, будто крысы, все те же полуосознанные факты: мешки с удобрениями, загруженные в самолет, на котором Келли сегодня поднимется в небо; ее рисунок — стилизованный городской ландшафт с высоченным небоскребом, в который зигзагом бьет молния. Самолет — готовая бомба, но об этом не думаешь, когда его видишь. А вот когда знаешь, что он загружен мешками азотных удобрений, то полностью осознаешь его взрывоопасность. Во взбудораженном уме Ривера снова и снова возникала одна и та же картина: Келли Троппер — почему, ну почему?! — решительно направляющая свой самолет в самый высокий лондонский небоскреб; и в глазах всего мира навсегда отпечатается новый Граунд-Зиро. Снова и снова, до тех пор, пока Ривер окончательно не утратил всякую связь с реальностью и — наоравшись до полного умопомрачения — не впал в беспамятство. Пока Маркус говорил по телефону, Луиза наблюдала за тем, как собираются демонстранты. Больше всего это напоминало зарождение коллективного разума — отдельные частички объединяются, и возникает единое сознание. Наверное, Маркус прав. Обязательно начнутся беспорядки. Но все это шло словно бы побоку, каким-то незначащим фоном. Интересно, удастся ли побеседовать с Пашкиным с глазу на глаз, или вчера был единственный шанс? Если он улетит сразу после переговоров, то Луиза так никогда и не узнает, из-за чего погиб Мин. — Извини, — сказал Маркус. — Закончил болтать? Мы на работе, а не на прогулке. — Больше никаких звонков не будет, — пообещал он. — А ты не собираешься сбросить Пашкина с семьдесят седьмого этажа? Она не ответила. — Нет, ты скажи, собираешься или нет?