— Ты занят? Потому что спешки никакой. — Три ха-ха. Она села. — Лэм запросил личное дело из Конторской кадровой базы данных. — У Хо нет к ней доступа. — Очень смешно. Старое личное дело, восьмидесятых годов. На осведомителя по имени Дикки Боу. — Ты шутишь, что ли? — Нет. Боу — его настоящая фамилия, а родители сдуру назвали сына Ричардом. Я так понимаю, ты о нем не слыхал? — Погоди, — сказал Ривер. Он откинулся на спинку стула и вызвал в памяти образ С. Ч. Аббревиатура означала «Старый Черт» — прозвище, придуманное матерью Ривера. Ривер рос под присмотром С. Ч., который всю свою долгую жизнь состоял на службе в Конторе и, выйдя на пенсию, посвящал в ее секреты своего единственного внука. Ривер Картрайт стал шпионом, потому что его дед был шпионом. И не просто был, но шпионом и оставался, несмотря на то что вышел на пенсию. Есть профессии, от которых невозможно избавиться, даже покинув службу. Дэвид Картрайт был легендарным сотрудником Конторы, но, если верить ему, его работа мало чем отличалась от занятий бродячего торговца: меняешь свои убеждения, продаешь секреты, выставляешь на торги свои воспоминания, но шпион всегда остается шпионом, а все остальное — лишь прикрытие, фальшивые личины. Так что приветливый старик в дурацкой панаме, ухаживающий за клумбами в саду, оставался стратегом, который провел Контору сквозь холодную войну, и Ривер рос, усваивая мельчайшие подробности этого курса. А они были важны. С. Ч. накрепко втолковал это Риверу еще до того, как внуку исполнилось десять. Подробности были важны. Ривер моргнул раз, другой, но так ничего и не вспомнил. Дикки Боу. Дурацкое имя, но Ривер его никогда не слышал. — Нет, ничего. Извини, — сказал он. — Он умер на прошлой неделе, — сказала она. — При подозрительных обстоятельствах? — В автобусе. Ривер заложил руки за голову: — Рассказывай. — Боу ехал поездом в Вустер, но в Рединге поезд остановили, потому что были какие-то проблемы с семафорами на линии. Пассажиров отправили автобусами в Оксфорд, откуда возобновлялось железнодорожное сообщение. В Оксфорде из автобуса вышли все, кроме Боу. Который умер по пути. — От естественных причин? — Патологоанатомическая экспертиза утверждает, что да. К тому же Боу давно уже не числился осведомителем. Так что вряд ли его можно считать кандидатом для устранения, даже если бы он когда-нибудь и совершил что-то важное. — А по-твоему, ничего важного он не совершал. — Ну ты же представляешь себе кадровые личные дела. Все секретное оттуда вымарано, и о чем-то хоть сколько-нибудь важном там вообще не упоминается, разве что об элементарных фактах передачи информации. В личном деле Боу все чисто, только под конец мельком говорится о каком-то происшествии в состоянии алкогольного опьянения. Он все больше крысятничал, предлагал сведения в обмен на денежное вознаграждение. По большей части сплетни и слухи. Он тогда работал в ночном клубе, так что много чего слышал. — Из того, что годилось для шантажа. — Разумеется. — Значит, возможно убийство из мести. — Ох, все это такие давние дела. Да и потом, смерть от естественных причин. — Тогда почему Лэм этим заинтересовался? — спросил Ривер. — Понятия не имею. Может, они работали вместе. — Помолчав, она добавила: — В личном деле есть пометка: «Бегунок, ловко орудует на панели». Надеюсь, это означает не совсем то, что можно подумать. — К счастью, да. Это значит, что он умело вел слежку. Наружное наблюдение. — Ну вот. Может, Лэм узнал, что Дикки Боу умер, и расчувствовался. — Кхм. А если серьезно? — У Боу не было билета, — сказала Кэтрин. — И он не вышел на работу. Интересно, куда он ехал? — Я впервые услыхал о нем две минуты назад. Вряд ли мои предположения чего-то стоят. — Да и мои тоже. Но Лэм встрепенулся, а значит, в этом что-то есть. Она умолкла. Риверу показалось, что ее взгляд обратился куда-то в себя, словно бы отыскивая что-то в уме. Он впервые обратил внимание, что волосы у нее не седые, а светлые; при определенном освещении она выглядела блондинкой. Но у нее был длинный острый нос, и она носила шляпки, и все вместе это сливалось в какую-то серость, и такой ты ее и представлял себе в ее отсутствие, а потом и в ее присутствии. Было в этом что-то колдовское, в определенных обстоятельствах, наверное, даже привлекательное. Чтобы сбросить с себя чары, он заговорил: — Интересно, что именно. — Я предполагаю худшее, — сказала Кэтрин. — Может, у него спросим? — По-моему, это не самая удачная мысль. Это и впрямь была не самая удачная мысль. Спустя несколько часов Лэм протопал по лестничным пролетам Слау-башни, будто запыхавшийся медведь. Ривер выжидал, глядя на экран компьютера и ничего не видя. «Может, у него спросим…» Такое легко было говорить в отсутствие Лэма; в его присутствии предложение звучало совсем иначе. Но в противном случае придется сидеть и тупо просматривать горы неусваиваемой информации. Кроме того, если пойти на попятный, Кэтрин решит, что он струсил. Кэтрин ждала его на лестничной площадке, вопросительно изогнув бровь: мол, ты не передумал? Нет, не передумал. Дверь в кабинет Лэма была распахнута. Кэтрин постучала, и они вошли. Лэм пытался включить компьютер. Плащ он не снял, во рту торчала незажженная сигарета. Он посмотрел на них, как на мормонов: — Это что еще за вторжение? Где горит? — Мы хотели узнать, что происходит, — сказал Ривер. Лэм обратил на него озадаченный взгляд, вынул сигарету изо рта и так же озадаченно посмотрел на нее. Потом снова сунул сигарету в рот и уставился на Ривера. — Чего-чего? — Мы хотели… — Да, я понял. Вот и подумал, это что еще за фигня. — Он перевел взгляд на Кэтрин. — Ну, допустим, ты у нас алкоголичка. Ты каждый день пытаешься понять, что происходит. А у него какая отмазка? — Дикки Боу, — сказала Кэтрин, не подавая виду, что задета словами Лэма. Она к этому привыкла. Она была секретарем Чарльза Партнера, когда Партнер возглавлял Контору, и занимала этот пост до тех пор, пока не обнаружила своего начальника мертвым, в ванне. Алкоголизм заставил ее сделать вынужденный перерыв в карьере, но на службе Кэтрин научилась скрывать свои эмоции. — Он был в Берлине в одно время с тобой, — продолжила она. — А на прошлой неделе умер в автобусе, по пути в Оксфорд. И ты поехал отследить его путешествие. Лэм недоуменно помотал головой: — Что случилось? Пока меня не было, сюда явился кто-то и пришил вам яйца? Я же предупреждал, незнакомым дверь не открывать. — Мы хотим быть в теме. — До темы вам, как до Луны. В теме вы будете тогда, когда о ней снимут документальный фильм и покажут по телевизору. Я думал, вам это известно. О господи, еще один… В кабинет заглянул Маркус Лонгридж с папкой в руках: — Я должен передать это… — Не помню, как тебя звать, — сказал Лэм. — Лонгридж, — сказал Маркус. — И знать не хочу. Поэтому и сказал. Лэм взял с захламленного стола грязную чашку и швырнул ее в Кэтрин. Ривер перехватил чашку в воздухе, прежде чем она угодила Кэтрин в голову. — Я очень рад, что мы поговорили, — заявил Лэм. — А теперь пошли все на фиг. Картрайт, отдай чашку Стэндиш. Стэндиш, налей в нее чаю. А ты, не помню, как тебя звать, сходи к соседям и принеси мне обед. Скажи Сэму, пусть сделает мой обычный вторничный. — Сегодня понедельник. — Я знаю, что сегодня понедельник. Если б я хотел понедельничный, то не уточнял бы. — Лэм моргнул. — Вы еще здесь? Кэтрин выдержала его взгляд чуть дольше остальных. Ривер сообразил, что это их обычное противостояние. Остальные в этом не участвовали, будто их здесь и не было. На миг ему показалось, что Лэм первым отведет глаза, но этого не случилось; Кэтрин пожала плечами, отчего из нее будто что-то улетучилось, и отвернулась. Она взяла у Лонгриджа папку и ушла к себе. Ривер и Лонгридж зашагали вниз по лестнице. Все прошло на ура, подумал Ривер.