— Уехала до первого регулировщика, — повторил Сергеев. — Шофер превысил скорость, его задержали, он начал «качать права», всех вместе с Машей препроводили в отделение милиции… Жаль, что тот, кого вы так здорово описали вплоть до бровей и ресниц, выпрыгнул из кузова и удрал… Сняв телефонную трубку, попросил дежурного: — Там у тебя Гринько, пусть войдет. Дверь открылась, вошла Маша, увидела Соню, от неожиданности ойкнула, бросилась к подруге. В первую минуту встречи Сергеев терпеливо выслушивал лишь взаимные восклицания Маши и Сони, выражающие больше эмоции, чем какой-нибудь смысл. — Как только ты поехала! Я же тебе кричала: «Вернись!» Никакой он не красноармеец, хряк нестриженый! — «Вернись!» я слышала, а больше ничего не слышала. Про «хряка» тем более. — Хорош твой Николай! — возмущенно продолжала Соня. — Отпустил с бандитами! — А как не отпустишь? Вдруг на самом деле отец проездом? Уедет на фронт, и не повидаемся!.. Снова зазвонил телефон. В мембране спокойный голос: — Докладывает сержант Куренцов. Сначала уходили втроем на берег Волги, сидели возле перевернутых лодок, ели какую-то рыбу, разговаривали. Объект молчит, смотрит в землю, а те двое наседают… — Кто двое? — попросил уточнить Сергеев. — Один — Хрыч, что у военкомата встречал, а второй — белобрысый и белоглазый, что девчонку на полуторке увез, а потом, когда остановили, из кузова выпрыгнул и ушел… После берега ходили по городу, стояли возле сберкассы, глазели на витрину ювелирного магазина — не понравилось, повели к Центральному универмагу, там и ошиваются. — Спасибо, сержант. Продолжайте наблюдение. Людей у вас хватает? — Шесть человек. — Не спускайте глаз ни на минуту. Скоро к вам подойду. — Да уж, наверное, надо что-то решать. Этот Беспалько-Хрыч прет буром, прямо как под ножом держит. — Под ножом и держит, — сказал Сергеев, — безо всякого «как». Знает, на какую мозоль нажимать. Звоните каждый час, сообщайте, где будете, я подойду. Сергеев положил трубку. — Это о Николае? — с тревогой спросила Маша. — Нет, — спокойно ответил Сергеев. — Так, служебный разговор. — Глеб Андреевич, — обратилась к нему Соня. — Значит, вы все заранее рассчитали, раз уж так быстро перехватили Машу? Сергеев пожал плечами. — Для нас, — сказал он, — эта история с машиной и вызовом Маши на вокзал тоже в какой-то мере неожиданность. Но мы предусмотрели и такой вариант, раз уж пригласили в военкомат одновременно и Машу, и Николая. — Вот оно что! — Маша самолюбиво посмотрела на Сергеева. — Значит, вовсе не случайно мы с Николаем оказались в одно время у военкомата? — А какие ко мне претензии? — тут же возразил Сергеев. — Это все военком. К тому же, я думаю, он прав: когда же вам еще повидаться? Только перед зачислением в часть и есть возможность. Дальше пути могут ой как разойтись: война!.. — Ну, Глеб Андреевич, никогда бы не подумала! — Маша с укором смотрела в смеющиеся глаза Сергеева. — А ты что, разве в обиде на меня? — Да нет, я не в обиде… — Ну и я не в обиде. Значит, будем дружить по-прежнему. — А как же в военкомат? — спохватилась Соня. — Повестка-то у нас на сегодня? Раз уж так все удачно кончилось, наверное, нам теперь можно идти? — Только начинается, — поправил ее Сергеев. — Не торопитесь, сам скажу, когда можно будет. — И долго нам у вас сидеть? Сергеев улыбнулся, развел руками: дескать, что поделаешь, надо! Вслух сказал: — Девчата вы хорошие, а потому ни сегодня, ни завтра расставаться с вами не хочется. Пока мы тут одно дело не выясним насчет тех самых «друзей», что хотели Машу обмануть. — Но мы-то у вас не арестованные? — задиристо спросила Соня. — Упаси боже… Маша сердито ее одернула: — Разве в этом дело?.. Глеб Андреевич! Вы ничего не говорите о Николае! Он-то не знает, что я у вас! А раз считает, что меня увезли силой, может бог знает что натворить!.. Что с ним? Как ему сообщить обо мне? Ради меня он может на самое страшное пойти! — Потому-то я прошу вас обеих хотя бы до завтрашнего вечера никуда отсюда не показываться и никому ничего не говорить. Нельзя сейчас что-либо сообщить о тебе Николаю. Сообщим — и дело не сделаем, и его самого можем погубить… На том и строится вся их игра, что Николай не знает, где ты есть, считает, что тебя и вправду украли. Надо так все закончить, чтобы опасность для него свести к минимуму и, кстати говоря, не допустить твоего Николая до новой судимости. — Значит, опасность для него все-таки есть? — с тревогой спросила Маша. — А как ты думала? Двадцать семь тысяч все-таки деньги. Барыга Саломаха считает, что они его кровные, честным трудом нажитые, и потому желает получить их обратно. «Зачем Маше знать, что есть и другая версия, откуда эти деньги? Скажи, что встречался с германским дипломатом, ей переживаний до конца жизни хватит… Правда, то, что „пасут“ сейчас Рындина Хрыч и Боров, подтверждает — деньги „дяди Володи“». — А Николай где их возьмет? — резонно возразила Маша. — Ведь только что был суд, вы поручились, а выходит, дня не прошло, он опять за старое. Сергеев вздохнул и даже головой помотал. — Не так-то просто отделаться от этого старого, — сказал он. — Однако не исключено, что и на этот раз мне удастся помочь твоему Николаю выпутаться и из этой истории… — Из какой «истории»? Вы что-нибудь знаете? Где он сейчас? — Знать не знаю, но предполагаю… В общем, если вы обе будете умницами и ни во что не станете вмешиваться, все само собой образуется. Давайте я вас провожу сначала к нам в буфет, а потом в комнату, где вы до утра отдохнете. А утром будет уже ясно, что у нас получается. — Глеб Андреевич, скажите только правду, — снова заговорила Маша. — В военкомате Николай был под конвоем? — Ну что ты такая беспокойная? — давая понять, что и без того разговор затянулся, ответил Сергеев. — Для Николая — без конвоя. Сержант ведь попрощался и ушел. Мог также и Николай хоть на все четыре стороны уйти… Ну а мы, раз такая история закрутилась, обязаны его подстраховать, кстати говоря, также и вас обеих. Игры у нас серьезные, и ошибаться нам нельзя. Проводив девушек и оставшись один, Сергеев мысленно прокрутил варианты, какие могли предложить Хрыч и Боров Рындину, шантажируя его похищением Маши. Напасть на инкассатора или ограбить сберкассу не так-то просто: вся система изъятия денег и доставки их в банк хорошо продумана и контролируется на каждом этапе… Ограбление универмага — вариант реальный, но в одиночку его трудно осуществить, и вообще, маловероятно, что Николаю удастся с вечера спрятаться где-нибудь в магазине, ночью забраться в отдел, отключить сигнализацию, вскрыть витрину, а утром выбраться из убежища, смешаться с толпой и незаметно выйти на улицу… И все же, скорее всего, шантажисты остановятся на универмаге. Им плевать, что Николая схватят, лишь бы успеть выхватить у него добычу. А Николаю нужны гарантии, что за эту добычу ему вернут Машу Гринько. Он не дурак и отлично понимает, что таких гарантий от подобных субчиков ждать не приходится. Значит… Получается, что «значит» ничего не значит… Нельзя сейчас выходить на Николая и сообщать ему, что Гринько уже в безопасности. «Дружки» неотступно находятся рядом и, чуть что заметят, тут же пырнут ножом. Кстати, после «дела», чтобы избавиться, тоже очень даже просто могут пришить… Остается всего один вариант и то осуществить его можно только при определенных условиях… …С Куренцовым Сергеев встретился на площади неподалеку от главного входа в универмаг. Приоткрыв дверь машины с надписью на фанерной будке «Техпомощь», впустил сержанта, выслушал доклад: — Перед самым закрытием, пятнадцать минут назад, Рындин вошел в универмаг, больше не выходил. Двери заперли, опечатали, все сделали, как положено… — Точно ли, не выходил? — спросил Сергеев. — Честно сказать, — признался Куренцов, — за сегодняшний день от людей в глазах рябит. Это как после рыбалки: вечером уснуть не можешь — все перед глазами поплавок пляшет. А тут — люди, люди, люди… И в каждом этот Рындин мерещится… — Вы не ошиблись? И правда, вон какая прорва народу снует туда-сюда? — Смотрели дружно, в четыре пары глаз, ошибки быть не должно, — заверил его Куренцов. — А еще две пары где были? — Контролировали служебные входы-выходы. — Итак, установлено: Рындин в универмаге и дверь заперта. Значит, нам тоже надо быть там, и побыстрее, пока еще продавцы и служащие не ушли из отделов, — подвел итог разговору Сергеев. — А эти «пастухи», Хрыч и Боров, куда подевались? — Скрылись с глаз. Наверняка откуда-нибудь наблюдают. Неизвестно, какие у них оговорены сигналы, где будут стоять на стреме[3], где принимать добычу. — Все это мы выясним, и довольно скоро, — сказал Сергеев. — Людей расставили? — Все входы и выходы под контролем. — На крыше тоже есть? — Есть и на крыше. — Тогда самое время переодеться. До утра мы — электромонтеры. Значит, и вид должен быть соответствующий. В рабочих спецовках, с мотками кабеля и с железным ящиком на широком брезентовом ремне — в таких ящиках обычно носят инструменты, — Сергеев и Куренцов выглядели как слесари-монтажники, вызванные администрацией магазина для каких-то срочных работ. Осмотрев себя и старшего лейтенанта и оставшись доволен своим видом, Куренцов спросил: — А зачем вам вся эта канитель, чтобы он в магазин влез, шарил по этажам, витрины вскрывал? Это вроде как сами подталкиваем на преступление? Брать его надо прямо сейчас, раз он там остался. И дело к стороне: за такое нарушение меньше сроку дадут. — Зачем же его брать, когда он теперь — наш человек? — возразил Сергеев. — Брать будем с поличным тех «пастухов», кто его по городу водил, а если повезет, то и птицу покрупнее — их хозяина.