– Нет, я бы не стал спрашивать о таком. – Тигмонд наморщил лоб. – Если Холли так сильно хотела избавиться от этих воспоминаний, что ради этого связалась с Графом Л, то кто я такой, чтобы рыться в ее шкафу с секретами? – Сказал тот, кто с помощью граффити следит за личной жизнью Хольды. – Поверь, Прекрасный Рыцарь рассказывает мне далеко не все, он никогда не выйдет за границы приличия. Но мне хватает и тех крупиц, которые он мне кидает. Согласись, проще завоевать сердце девушки, если знаешь о ней немного больше, чем она предполагает. – Да ты стратег, – улыбнулся Флинн. – Если у человека есть цель, то способы ее достичь всегда найдутся, – подмигнул Тигмонд. – Эй вы, двое, – прервал их беседу Шивонн. Он положил нижние руки на барную стойку и немного наклонился, чтобы не задеть лампы своими рогами. – Вам послание от Графа Л: сегодня вы патрулируете Инферсити вместе. Через два часа он ждет вас в «Черном кролике». – А почему я патрулирую с ним? – спросил Флинн, большим пальцем указав на Тигмонда. – Хольда ведь моя наставница. – Вероятно, наша милашка Холли все еще дуется на тебя, поэтому старательно избегает твоего общества, – предположил Тигмонд. – Да ладно тебе, Флинн, расслабься. Я не худшая компания, – засмеялся он и похлопал Флинна по плечу. – Вставай, хватит рассиживаться. Нас ждут одержимые! 24 Ночная мелодия После сообщения, которое им передал Шивонн от Графа Л, они сразу же вернулись в древний космос: Тигмонд вспомнил, что ему еще нужно сделать обход одержимых вокруг Хебель, чтобы проверить, все ли они на месте, и утихомирить в случае, если кто-то из них начал источать суллему больше обычного. Пообещав, что это займет всего час, Тигмонд оставил Флинна рядом с Фанабер, чтобы тот потренировался выпускать своего духовного напарника. – Опять ты, – брезгливо скривив губы, сказала одержимая. – Мне надоело видеть твою паскудную рожу. Фанабер, как обычно, сидела на полу, подтянув колени к груди, и с надменным видом смотрела на него, как будто она была прекрасной богиней, а он мерзким червяком, который посмел ползать у ее божественных ног. – М‐да уж, твой демон все никак не угомонится, – устало произнес Флинн. – А почему это он должен угомониться? – Фанабер сузила глаза. – Чтобы тебе было легче меня победить? Не дождешься! Мой демон с каждым днем делает меня сильнее, и однажды ни одна звезда не сможет удержать меня здесь. И знаешь, что я в первую очередь сделаю, когда стану свободной? Я отыщу тебя, и ты заплатишь за все. Слышишь? За все, – оскалилась Фанабер. – И тогда ты позавидуешь тем, кто попал в Лимб. – Да я уже им завидую, – сказал Флинн. – Сидят себе в Лимбе, скверной истекают, а я должен по всему Инферсити бегать и ловить таких, как ты. Фанабер отвернулась, так и не удостоив его ответом. Флинн же пытался заткнуть слишком разговорчивую совесть, которая слезно просила его не делать одержимой больно. «Если ей можно на меня нападать, то и мне можно тренировать на ней навыки посыльного Смерти», – повторял он в своей голове. «К кому это ты обращаеш-ш‐шься?» – спросил Шешан. «Да к совести. Она постоянно грызет меня! Скоро одни кости останутся», – пожаловался Флинн. Шешан хрипло засмеялся. «Просто думай о тех, кому ты поможешь, если таких, как эта одержимая девочка, станет меньше. И что будет, если ты не сможешь пересилить себя и поступить правильно», – сказал Шешан. И Флинн весь следующий час боролся не только с Фанабер, но и со своей голодной совестью. Он думал о Лиаме, о своем еще не родившемся брате. Если честно, Флинн до сих пор не привык к мысли, что у него будет еще кто-то родной, кроме мамы. Интересно, а каким вырастет Лиам? Чем он будет увлекаться? На кого он будет похож? На маму или на отчима? Да все равно! Главное, чтобы он был здоров и счастлив. Но все же хорошо бы, если бы Лиам не унаследовал скверный характер деда Фрегана и его квадратный подбородок. Тот умер, когда Флинн еще пешком под стол ходил, но в память отчетливо врезалось, как дед постоянно на всех кричал и был недоволен всем на свете. Такого ворчуна еще поискать. А еще Флинн подумал, что если бы Лиам родился духовидцем, как Лютер, то они бы могли в будущем общаться. И он был бы для своего брата кем-то вроде воображаемого друга: ведь Флинна никто не может запомнить, для живых он мертв, но для Лиама он стал бы самым дорогим человеком на свете. Закончив тренироваться, он снял Шешана с локтя Фанабер и отошел подальше. Если одержимая, придя в чувство, захочет на него напасть, то у него будет время, чтобы собраться с мыслями и выстрелить в нее. «Молодец, у тебя стало получаться намного лучш-ш‐ше», – похвалил его Шешан. «Спасибо. Это все благодаря тебе», – ответил Флинн. «Не надо приписывать мне свои достижения. Я помогаю лишь словом, но слова без действий – пустой звук», – сказал Шешан. Флинн улыбнулся, лег на пол и положил руки под голову. Небольшой отдых перед патрулированием Инферсити ему не помешает. Перед его глазами плыли звезды и первые галактики, похожие на серебристые песчинки в черной воде. Мысли в голове текли плавно и нерасторопно, думать о чем-то совсем не хотелось. Флинн побоялся, что сейчас уснет и снова увидит тот кошмар с Хольдой, поэтому он часто заморгал, прогоняя сонливость, и достал из кармана штанов гармонику – ту самую, которую нашел в доме Раскаявшихся. Он ведь на ней так ни разу и не сыграл: то не находил времени, то подходящего настроения не было. Но теперь нужный момент настал. Да и место для этого занятия лучше не найти: тихий бескрайний космос – идеально. Флинн поднес гармонику к губам и подул в нее, извлекая первые звуки. И какими же прекрасными они оказались! Он и подумать не мог, что так хорошо играет. Поразившись своим способностям, Флинн поднялся и сел, скрестив ноги. Он внимательно рассмотрел потемневшую от времени серебряную крышку, провел пальцами по выгравированному на ней дереву и, набрав в легкие столько воздуха, что, казалось, мог бы запросто взлететь, как воздушный шар, снова прижал гармонику ко рту. И снова послышался этот чарующий звук, а за ним последовал новый, еще великолепнее. Флинн как будто нанизывал их друг за другом, точно жемчуг на шелковую нить, создавая самую прекрасную мелодию, которую когда-либо слышал этот мир. – Прекрати, прекрати, немедленно прекрати! – истошный визг Фанабер отвлек Флинна от игры на гармонике. Одержимая стояла в нескольких метрах от него: с искаженным лицом, взлохмаченными волосами и горящими глазами, в которых читался испуг. – Прекрати! Это было ужасно! – Она сжала пальцы в кулаки и ударила ими себя по голове. – Фанабер, что с тобой? – спросил Флинн, теряясь в догадках, почему одержимая так себя ведет. – Это было ужасно! – повторила она и еще раз ударила себя по голове. – Ты о мелодии? – Да! Это был настоящий кошмар! Больше не смей дуть в эту штуку! – Фанабер вытянула руку и указала на гармонику. – Из меня, конечно, никогда бы не вышел потрясающий музыкант, но в этот раз я не фальшивил. – Флинна кольнула обида. Нет, Фанабер, безусловно, чокнутая, но даже сумасшедший смог бы понять, что играл он действительно хорошо. – Пре-кра-ти!!! – по слогам повторила она и завыла. – А вот и не прекращу! – разозлился Флинн и снова подул в гармонику. И у Фанабер началась настоящая истерика: она упала на спину и стала дико кричать, выгибаться и бить кулаками по стеклянному полу. Флинн растерялся и не знал, что делать. Признаков суллемы у нее не было, а значит, проблема не в этом. Но что же тогда случилось? Неужели его скромные музыкальные способности могут довести кого-то до такого состояния? Хорошо, что он так и не занялся музыкой серьезно, а не то его игра стала бы причиной массовой истерии или, что еще хуже, конца света. – Так, Флинн, – сказал вернувшийся Тигмонд, – перед тобой сейчас стоит крайне трудная задача: тебе нужно объяснить мне, что тут, черт возьми, происходит. Флинн, не сводя широко распахнутых глаз с одержимой, тихо произнес: – Кажется, я сломал Фанабер… «Починить» Фанабер у них так и не вышло. Тигмонд оплел ее своим духовным напарником (терновой веткой по имени Сильвия), но одержимую не переставала колотить дрожь. Плюнув на все, он попросил Хебель держать ее покрепче, и они направились к Ариадне, чтобы привязать себя к миру мертвых. Когда приехал лифт, Флинн впервые увидел Таната Тигмонда. Это был мужчина с острыми чертами лица и длинными черными волосами, собранными в высокий хвост на затылке. Его тощую фигуру скрывало короткое пальто с воротником-стойкой. Когда появился Танат Флинна, он переглянулся с Танатом Тигмонда и они едва заметно кивнули друг другу. Видимо, у теней Властелина Смерти существовали какие-то особые правила общения между собой. Хотя назвать это общением можно было лишь с огромной натяжкой. Спустившись на нулевой этаж, Флинн и Тигмонд быстро пересекли «Зеркального кролика», помахали очень занятому Шивонну и свернули в узкий коридор. Флинн спросил, почему сияющие нити не проходят сквозь дверь, разделяющую миры, а ныряют в щель под ней, на что Тигмонд ответил, что эта дверь особенная и с ней подобный фокус не удастся. Оказавшись в «Черном кролике», они без труда нашли Графа Л, который сообщил им, что Танцующие Скелеты видели какие-то странные зеленые отблески в седьмом районе Инферсити на Северо-Восточной улице – именно там, где вырос Флинн. Большой Бенни, охранявший вход в кабаре, дал Тигмонду и Флинну карточки с отведенным для них временем. Обоим досталось чуть меньше шести часов. – Слушай, давай поймаем такси, – предложил Флинн, пряча темно-фиолетовую карточку в карман. – Так мы быстрее доберемся до седьмого района. Правда, у меня нет денег, но мы можем вернуться и попросить их у Графа Л. Тигмонд рассмеялся и сказал: – Посыльным Смерти недоступна такая роскошь, как такси. – Неужели Граф Л такой экономный, что не может выделить нам немного наличных на такси? Это же в его интересах! А то выходит, что мы тратим кучу времени на пешие прогулки вместо того, чтобы ловить одержимых. – Дело не в этом. Мы для мира живых что-то вроде аномалии, поэтому пользоваться транспортом не можем: машины просто ломаются. Не выдерживают нашей потусторонней сущности. То же самое касается лифтов, телефонов, именно по этой причине для связи мы используем живые граффити. – А‐а‐а, ясно. Теперь половина вопросов отпала. – Рад, что мне удалось вложить в твою голову немного новых знаний, – улыбнулся Тигмонд. Они почти час добирались до седьмого района. И на Флинна с каждым шагом, приближавшим его к родным местам, все больше накатывала тоска. Он увидел школу, в которой когда-то учился, небольшое кафе, где иногда обедал. Еда там была не самой вкусной, но всегда свежей и дешевой. За небольшие деньги набить голодный желудок и при этом не отравиться – большего Флинну и не надо было. Он узнал кинотеатр, рядом с которым часто назначал свидания девчонкам. Обшарпанные стены так никто и не покрасил, и никто не заменил перегоревшие лампочки на вывеске. Недалеко от входа в кинотеатр он нашел надпись, которую когда-то нацарапал перочинным ножом: «Здесь был Флинн Морфо», и с грустью подумал, что это, наверное, единственный след, оставленный им в мире живых. Они забрались на крышу нежилого дома, нашли там пару деревянных стульев и, удобно устроившись на них, стали смотреть на ночной Инферсити. Сквозь сизый туман пробивался рассеянный свет небоскребов в центральных районах. – Блин, так странно вернуться в родной район. Все такое знакомое и одновременно чужое, – сказал Флинн, разглядывая все вокруг. – Видишь то окно? – Он указал на соседний дом. – Там жила девчонка, которая мне нравилась. Как-то ночью я залез к ней по пожарной лестнице, но случайно разбил окно. Еле ноги унес перед тем, как в комнату ворвался ее отец с ружьем. Он подумал, что к ним залез грабитель. – Ну, в каком-то смысле ты и был грабителем, ты же хотел украсть невинность его дочери, – усмехнулся Тигмонд и приложился к фляге, а потом выпустил оранжевые искры изо рта. Флинн последовал его примеру и тоже выпил «Дыхание дракона»: ноябрьский холод давал о себе знать. – Нет, все было не так, – откашлявшись дымом, возразил он. – Просто ее отец был строгим и следил за каждым ее шагом, а нам хотелось пообщаться наедине. – Так ты, оказывается, джентльмен, – с иронией произнес Тигмонд.