– Ладно, потом зайду, – пробормотал Флинн, собираясь покинуть комнату. – Не уходи, – послышался голос Одноглазой Гейши. – Это я тебе открыла. Хольда вышла на несколько минут, можешь подождать ее здесь. – А она не будет против? – уточнил Флинн. – Не будет, – уверенно ответила Одноглазая Гейша и повыше подняла катану. – Она тут не одна живет, я тоже имею право принимать гостей. – А я думал, что ты просто рисунок на стене, – признался Флинн. – А я думала, что ты просто мешок мяса и костей, – парировала Одноглазая Гейша, сощурив ярко накрашенный глаз. – Скорее мешок звездной пыли, – усмехнулся Флинн, и нарисованная девушка громко засмеялась. – А ты мне нравишься, – сказала она, уняв смех. – Взаимно, – ответил Флинн, медленно скользя по комнате взглядом. «Ну и бардак же развела тут Хольда, – подумал он. – Но готов поспорить, что она его не замечает: наверняка все ее мысли заняты лишь Безумным. Впрочем, как и мои…» Он подошел к столу, где на целой горе исписанных листков бумаги лежала карта Инферсити. В сердце города находился ипокрианский храм (самый большой и старый, построенный лет триста назад), от него кольцами расходились районы – всего девять. Красными точками, наверное, Хольда помечала места, где появлялся Безумный. Флинн увидел и храм в четвертом районе, где сгорел отец Юстас, и детский приют в шестом, где свою печальную смерть встретила Виргиния Лэмб. А еще он заметил, что реже всего Безумный нападал в первом районе – рае для богачей, которые буквально спали на деньгах, и в последнем – пристанище для тех, кто опустился на самое дно. Видимо, среди тех и других порядочные люди встречались не слишком уж часто, а ведь именно на таких и охотился Безумный. Мысли Флинна прервал странный звук, доносившийся из шкафа, на дверцах которого были нарисованы асфодели. После недолгой тишины звук повторился вновь. Казалось, что внутри шкафа сидело какое-то животное, пытавшееся выбраться наружу: Флинн отчетливо слышал, как кто-то скребет по дереву. – Кто там сидит? – спросил он у Одноглазой Гейши. – Неужели тут полтергейст завелся? Флинн ни разу не видел полтергейстов, но знал, что они иногда заводятся в мире мертвых и способны вытворять всякое. Может, бардак в комнате – их рук дело? Если, конечно, у них есть руки. Версию, что это может быть душа животного, он отбросил сразу, прекрасно помня, что те обитали в особом месте, куда Хольда никогда бы не смогла попасть самостоятельно и забрать кого-нибудь оттуда. – Не имею ни малейшего понятия, – с улыбкой ответила Одноглазая Гейша, и Флинн по ее тону понял, что она врет. – Можешь проверить, если тебе интересно. Признаться, Флинну было интересно до зуда в груди, но он не хотел совать нос куда не следует, поэтому попытался отвлечься на что-нибудь другое. То, что находилось внутри шкафа, будто прочитало его мысли и решило проявить настойчивость: звук стал громким и беспрерывным. – Я лучше снаружи подожду, – сказал Флинн Одноглазой Гейше и направился к выходу, но на полпути остановился. По комнате пробежался отвратительный скрип, а затем последовал глухой стук: дверцы шкафа распахнулись и что-то упало. Все внутри Флинна кричало ему: «Не оборачивайся, иди туда, куда шел!», но на фоне этого крика он уловил едва слышный голос: «Взгляни, взгляни, интересно же…» Это шептало любопытство. В будущем Флинн непременно захочет выбить этому любопытству все зубы, но сейчас он почему-то поддался на его уговоры и повернулся. Возле раскрытого настежь шкафа лежала шкатулка. Светло-серая краска почти стерлась, а кое-где виднелись маленькие выжженные точки, будто однажды шкатулка оказалась рядом с огромным костром, который иногда плевался в нее искрами. Флинн подошел к шкафу и опустился на колени. Он уже потянулся к крышке шкатулки, чтобы открыть ее, как внезапно вспомнил старую сказку. Однажды девушка по имени Индора, ведомая любопытством, заглянула в ларец, который ей строго-настрого запретили открывать, и сразу же умерла, укушенная огромным ядовитым пауком, который там сидел. Эта сказка учила детей, что не надо лезть туда, куда не просят. Взяв себя в руки, Флинн решил не открывать этот «ларец Индоры», а поставить его на место и запереть шкаф, чтобы не навлечь беду на свою голову. Но как только он взял шкатулку в руки, она каким-то чудесным образом сама по себе раскрылась. Внутри лежал венок, сплетенный из, казалось бы, только что сорванных белых незабудок. – Ну и зачем ты меня позвал? – спросил Флинн у венка. Вместо ответа на одном из белых цветков появилось нечто темное. Потом то же самое появилось и на другом цветке. Флинн присмотрелся – это был пепел. Черный пепел. И вдруг из-под венка начали вырываться оранжевые искры. Они взмыли вверх и попали ему прямо в глаза, отчего он вскрикнул и зажмурился, уронив шкатулку на пол. 22 Черные слезы У Флинна навернулись слезы, и комната Хольды превратилась в смазанный рисунок. Он поднялся с колен. Вдруг непонятно откуда подул ветер. Неужели это тот самый межзвездный сквозняк, о котором говорил Граф Л? Послышался детский смех, и Флинн почувствовал, как кто-то пробежал мимо. Потерев глаза, он наконец-то избавился от слез и понял, что стоит посреди леса. Высокие сосны колючими ветками тянулись к солнцу, ноги утопали в рыхлой красно-бурой земле, пахло гниющей древесиной и хвоей. Где-то далеко пели птицы: их звонкие голоса эхом блуждали между голыми стволами сосен. – Эй, Ингви, подожди меня! – воскликнула светловолосая девочка лет шести, одетая в просторную белую рубаху до пят. Она, пыхтя и розовея, бежала по тропинке, держа в руке корзину, на дне которой перекатывались ягоды черники. Впереди несся мальчишка – на пару лет старше девочки. – Катла, если я буду тебя ждать, то всю чернику съедят медведи! И тогда не видать нам пирога как своих ушей, – прокричал он в ответ. – Ну Ингви! – захныкала девочка. – Не убегай так далеко, я боюсь потеряться! – Тогда не отставай! – У меня ноги болят! – Тогда зачем ты увязалась за мной? Сидела бы дома! – рассердился мальчик, но все же остановился. – Я хотела тебе помочь, – наконец-то догнав его и переведя дыхание, ответила девочка. – И это все, что ты собрала за целое утро? – заглянув в ее корзину, недовольно спросил мальчик. – Ну, я делала так, как учила Гюда: одну – в корзину, две – в живот. – Девочка заулыбалась, показав синие зубы. – Ага, понятно, – пробурчал мальчик и пересыпал в корзину девочки половину ягод из своей. – Вот! А то мама опять будет ругаться, что ты бездельничала, а не помогала мне. И смотри – не съешь все! – строго добавил он, увидев, как девочка испачканными пальцами полезла в корзину. – И кто у нас тут по лесу бродит? М? Не боитесь, что тролли вас найдут и унесут в свою пещеру? – донесся знакомый голос. Флинн обернулся на него. Из глубины леса к тропе шла девушка в зеленом платье с белой вышивкой. Ее темно-рыжие волосы украшал венок из незабудок, а на ее худом, бледном лице светилась улыбка. За плечами у нее был мешок, из которого торчали пучки трав. – Сестрица Хольда! – радостно пропищала девочка и, оставив корзину с черникой на тропинке, бросилась обнимать девушку. – Катла, ты меня сейчас испачкаешь, – засмеялась Хольда, взяв ладошки девочки. – Ну ты только глянь, какие у тебя синие пальцы! – Да, и еще неделю такими будут, – гордо заявила девочка. – Красиво, правда ведь? – Она растопырила пальцы. – Ты с ними похожа на богиню смерти, – сказал мальчик, сдвинув брови. – Да, я и есть великая Хельведа, и я пришла за тобой, Ингви! – замогильным голосом протянула девочка, направив руки в его сторону. – Ой, напугала, – фыркнул тот. – Ладно, хватит вам пререкаться, – примирительным тоном произнесла Хольда. – Будьте осторожны. И обязательно вернитесь в деревню до заката! Поняли? – Поняли, поняли, – бросил мальчик и двинулся дальше по тропинке. – Пока, сестрица Хольда, – помахала рукой девочка и подняла свою корзинку с земли. – Что передать троллям, если мы их встретим? – Что если они тронут вас, то к ним придет грозная Хольда и сварит из них суп! – засмеялась девушка и пошла в другую сторону. Флинн увязался за ней. Она шла по тропинке и напевала какую-то красивую мелодию, а он чувствовал себя призраком, преследующим человека, чтобы напугать его до полусмерти. Хольда вдруг замолчала и повернула голову, уставившись на Флинна испуганным взглядом. Неужели увидела его? Нет, точно нет: она смотрела сквозь него. – О великая Хельведа, пожалуйста, сделай так, чтобы мне это только показалось, – прошептала Хольда. Она вдруг помчалась назад и свернула с тропы. Флинн не отставал, он бежал за ней, не понимая, что же ее так напугало. Ее – Хольду, девушку, которая, как ему раньше казалось, родилась без чувства страха. Она как вкопанная остановилась рядом с кустом, а потом, присев на корточки, раздвинула ветки и увидела бабочку: большую, с коричнево‐желтыми крыльями и белым рисунком на груди, отчетливо напоминавшим человеческий череп. Это была мертвая голова. – О боги, помогите нам! Это дурной, очень дурной знак, – запричитала Хольда, сорвалась с места и побежала. Внезапно окружающий мир начал растекаться, и Флинн почувствовал, как нечто тянет его в неизвестность. Картинка в мгновение ока сменилась, и он едва устоял на месте. Теперь Флинн находился не в лесу, а в деревянном, скромно обставленном доме. – Гюда, Гюда! Я видела дурное предзнаменование! – крикнула Хольда, распахнув входную дверь. – Какое же? – спокойно спросила женщина. Она сидела на длинной лавке и пряла, держа в руках веретено. Ее волосы были полностью седыми, но вот лицо все еще казалось молодым: ни морщин, ни пигментных пятен, ни усталости в светло-голубых глазах. – Я видела посланницу Хельведы! – с волнением ответила Хольда. Бросив мешок с травами у входа, она подлетела к женщине и села возле ее ног. – Какую из? У Хельведы много посланниц, – не отрываясь от работы, сказала Гюда. – Я видела мертвоголовку! – Хольда прикрыла рот рукой, и в ее карих глазах отразился ужас. – А ты помнишь, Хольда, что именно предвещает мертвоголовка, появившаяся в наших краях? – спросила Гюда с прежним спокойствием. – Помню! Еще как помню! – воскликнула Хольда. – А ты, кажется, забыла, раз даже глазом не моргнула! Война будет! – Конечно, будет, – кивнула Гюда, и ее большие круглые серьги зазвенели. – Тогда почему ты такая спокойная? – разозлилась Хольда. – Если Хельведа решила забрать нас, то мы ничего не сможем сделать, моя милая девочка. – Гюда отложила веретено и с материнской нежностью погладила Хольду по волосам.