Часть 6 из 52 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Максик, она в детстве не дурака валяла, как некоторые, а тяжело работала — побиралась с бабкой по всей Европе, гадала на картах с пяти лет — вундеркинд! — надо было быстрее языкам наблатыкаться, чтобы аудиторию расширить, потому, что в гадании, как и в любом бизнесе, главное, что?
— Рост, — вяло отвечал Макс.
Вот. Потом, взрослая, на курсы пошла, писать по иностранному научилась, правила выучила, чтобы за культурную сойти… И может она отличить Австрию от Австралии! Просто не забивает мозг ненужной ерундой.
— Химию лучше меня никто не знает, потому, что мне это нужно, я все формулы знаю, любую задачу могу решить. И математика мне пригодилась пару раз. И физика даже — для магических спецэффектов. Может, я не такая грамотная, как эта дурочка “номер два”, у которой мозги забиты всякими книжками, но знания у меня имеются…
Эльвира обиделась, это было ее больное место, комплекс — плохоеобразование, а Макс по незнанию ткнул в больное место. Ему стало неловко и он покорно согласился учить все, что Эльвира ему прикажет.
И всего раз за полгода прогулял. Ну, ладно, три раза подряд. Сначалавечеринка у приятеля была, потом на футбол с друзьями ходил, потом проспал… А преподаватель тоже эльвирин знакомый оказался, сразу донес. Макс сначала думал, что начальство поорет, как обычно, и успокоится, но попал под горячую руку — Эльвире позвонило ее собственное начальство, она, тоненьким, послушным голоском, которого Макс никогда не слышал, говорила только “да” “конечно” и “что вы, что вы…”. Выключив телефон, непристойно выругалась, снова наорала на Макса, открыла ему компьютер с пропущенными уроками, велела выучить “от сих до сих”, иначе она не знает, что с ним сделает. Будет проверять лично. И ушла подставлять хвост и гриву, ругаясь, как сапожник.
И заперла Макса в своем кабинете. Хорошо там туалет есть.
Блин! Вот, чокнутая… Долго ему здесь сидеть? Позвонил “номер два”, спросить, что делать.
— Ни у кого нет ключа от кабинета, придется ждать, — ответила “номер два”, - если будет возгорание, вызывайте пожарных, лезьте в окно.
— А мне что делать? — Макс пристал к ней, как маленький ребенок.
“Номер два” вздохнула. Ленивый и неинициативный видимо ее притомил.
— Макс, вы же были в армии, получали там взыскания. Если взыскание справедливо — примите достойно и выполните. Если несправедливо — терпите до окончания контракта… В чем вы там провинились?
— Прогулял занятия, не выучил уроки.
“Номер два” снова вздохнула.
— Учите уроки, Максик, — и выключилась.
Макс подошел к окну. Представил себе, как его будут тащить пожарники, а он потом рассказывать, что его, здорового лба, заперла начальница потому, что он уроки не выучил… Лучше сгорит в огне. И приступил к урокам.
Часа через три вернулась Эльвира. Злая, возбужденная и совершенно обдолбанная. Макс смыться хотел, но она не забыла, начала проверять. Осталась довольна.
— Ну, хоть ты, Максик, меня порадовал.
Легла на диван, велела делать ей массаж ступней. Вот, где у него в контракте написано, что он должен делать массаж ступней свой начальнице? Но послушно взял в руки нежную и мягкую ножку Эльвиры, какого-то совсем маленького, детского размера.
— Как там твои дела? — чувствовал, что надо спросить. И рот Эльвиры открылся и полились оттуда злые слова, проклятия и ругательства.
Не может быть в клетке! Ненавидит всех! Ненавидит свою зависимость. То, что ей указывают, что ей делать и как ей жить!.. Конечно, рожей, типа, не вышла для серьезных дел. Не для нее серьезные дела, ее дело женское, цыганское — пусть вот этим колдовством занимается, приворотами всякими, не лезет не в свои дела, не прыгает выше себя и не переходит дорогу настоящим игрокам….Мерзавцы! Сексисты и расисты! Максик, сволочь, тоже расист — с его-то беленькой, нацистской физиономией! С его расистскими синими глазками…
— Ну, какой я расист, — даже обиделся, — ты помыкаешь мной, как рабовладелица, у нас с тобой тантрическая связь, я, вот, делаю тебе массаж ног и после этого всего, я еще и расист… Это кто еще расист! На себя посмотри…
— Так обидно, — кричала Эльвира, — я ведь лучше всех, я умнее, профессиональней, я находчивей, я храбрее всех этих вонючих мужиков! Я столького могла бы добиться, но меня все время тыкают носом в мое происхождение, в образование, в то, что я женщина, я должна знать свое место…А ведь нет у меня места! И потолка у меня нет, я им всем еще покажу!
Проклиная патриархальное устройство мира, торжество идиотов, власть негодяев, законников, которые заполонили мир и мешают предприимчивым, творческим людям нормально работать… Отдельное проклятие досталось “тайным крысам, которые используют ее для грязных дел, но держат за второй сорт!” Она всех их умнее, всех вокруг пальца обведет, сама себе будет хозяйка…
Потом она занюхала еще одну дорожку и начала ныть, что не смотря на все добро, которое она несет миру, ее никто не любит.
— Ты тоже меня не любишь, Макс, — посмотрела на него блестящими черными глазами, — не смотря на мою к тебе доброту.
Макс не любил Эльвиру. Он любил в свой жизни только бабушку, маму и одну девчонку из школы — знал, как это “любить”. Эльвирой он восхищался, обожествляли очень боялся ее, но совсем не любил.
— Ты не безразличный для меня человек, — сказал осторожно. Это была правда, — Я считаю тебя самой красивой и умной женщиной на Земле. Это тоже была правда. Которая очень понравилась Эльвире. Даже наглой и самоуверенной ведьме чуть за сорок были приятны такие слова очень симпатичного мальчика чуть за двадцать. Понравились настолько, что Эльвира хотела стянуть с Макса штаны. Он довольно грубо оттолкнул ее, сообщив, что с обдолбаными бабами дел не имеет. А Эльвира шептала, что внутри ее неудовлетворенный огонь страсти, ей нужно сбросить пар, чтобы крышу не снесло.
— Не со мной, — отверг предложение Макс. Вообще всякую совесть потеряла. Страсть у нее… Пойдет он домой. Вроде, как угомонилась, отпустила его…
Почти ушел, как позвонила “номер два”. Спросила все ли в порядке, нет ли возгорания? Непонятно, что она имела в виду — пожар или гнев Эльвиры. Макс сообщил, что все в порядке, засунул телефон в карман и взялся за ручку двери… Эльвира узнала, кто звонил, подскочила, как ошпаренная, с дивана, закрыла дверь перед его носом, начала бегать по комнате, как полоумная.
— Ага! У меня есть план, я придумала план! Стой, Максик… Ты моя радость, мой котик, моя прима-балерина…
— Что надо? — вот, когда он “ ее котик”, то точно сядет ему на шею и будет ездить.
— Новое дело. Я заказчик и я же клиент, сделай для меня… У меня такой заказ: я сюда приведу сейчас “номер два” — ты ведь давно хотел на нее посмотреть. А ты применишь все свои спецприемчики, понравишься ей — ты ведь не можешь не понравиться, ты куда симпатичней того хахаля… И трахнешь ее прямо на этом диване! Я буду смотреть на экране…
Потом повторила, что Макс должен сделать с “номер два”, более грубыми словами, нецензурно. Бегала по комнате и повторяла все эти слова.
— Ты совсем обдолбалась, Эльвира! — Макса всего перекорежило. И не от слов, конечно — он сам мог их сказать(за что, кстати, обычно получал по морде от начальницы — “у нее приличная фирма, а не стройка!”), а оттого, что слова эти применялись к “номер два”. Макс никогда не воспринимал “номер два”, как женщину, как человека вообще, ему было даже неинтересно, как она выглядит — для него она была незримым, бестелесным существом, почему-то принимавшим участие в его судьбе. Иногда он воображал себе, что вдруг, если и правда существует жизнь после смерти, то это его мама чудесным образом материализовалась в этом бестелесном голосе. Поэтому, даже слушать подобные предложения было противно.
Эльвира по своему поняла его гримасу.
— Это ничего, что она постарше, она очень симпатичная — начала убеждать, — Такая лапочка, очень миленькая… Тебе понравится, а мне польза.
— Какая? — никак не может привыкнуть к новым выкидонам чокнутой начальницы.
— Стандартная операция по компрометации объекта. Как обычно. Ты склоняешь женщину к сексу, я записываю на видео, показываю этому ее хахалю — гнусному, мутному типу. Он бросает ее за измену, он очень гордый, никого не любит, для него это удар по репутации. И она достанется… Больше будет уделять внимание работе, а не своей идиотской личной жизни! Все ради блага фирмы!
— Нет. Даже слушать не хочу. Тебе нужно проспаться, Эльвира, не неси чушь.
А ведьма все еще орала, как безумная, рассказывала, что она выманит этого гнусного типа, она выведет его на чистую воду — выяснит, чувствует ли что-нибудь этот мутный тип, ведьма заставит его проделать с лапочкой то, что та никогда ему не простит — Эльвира знает, как все делается, лапочка бросит его и достанется…. Больше будет уделять внимания работе! Но, это все так жестоко, так нечестно… Может, Максик все-таки согласится?
Не слушал, ушел, не оглядываясь. Достала уже, ведьма!
А во дворе вспомнил сплетни, которые рассказывали про Эльвиру и “номер два”.
3. СУЛТАНША, ЕЕ ГАРЕМ И ДРУГИЕ ЛИЦА
Эльвира считала себя феминисткой. Конечно, сознательные феминистки забросали бы ее камнями — она обесценивает все, за что феминистки борются. Камнями бы ее забросали и патриархальные традиционалисты — она презирала все традиции, которые те берегут. Система ее гендерных ценностей была такая же странная и извращенная, как и все остальное — всякий бросил бы камень в эту выдающуюся блудницу.
Например, она решила, что будет бороться с мужским доминированием в жизни и сексе тем, что заведет себе гарем. Султанам можно, а султаншам почему нельзя?
В ее гареме будут только самые лучшие представители самцов вида хомо сапиенс. Считала ли она этих самцов людьми? Неизвестно, наверное, нет. Считала ли она людьми, а не всего лишь орудиями своего чудовищных властолюбия, честолюбия и тщеславия, хоть кого-нибудь? Вполне вероятно, только тщательно скрывала.
Своему гаремному проекту предприимчивая ведьма придала модный, мультикультурный медийный оттенок — четыре ее любовника очень контрастировали внешне и были представителями разных рас.
Первым был Роберт — черный красавец. Он считался любимчиком, хотя у них с Эльвирой на момент проекта не было секса и вообще он был ее водителем. Ну, когда-то давно, когда Роберт был юн, как Макс, у них была какая-то интрижка, которую Эльвира прекратила, чтобы не портить все — Роберт у нее не как все, он нужен ей для спасения души, ну, или того, что у Эльвиры вместо души имеется… Роберт был ее моральный компас, ведь у самой Эльвиры моральный компас был давно и безнадежно испорчен.
— Это совсем мерзко, Роберт? — спрашивала Эльвира про свою очередную, сомнительную затею.
— Очень мерзко, — отвечал Роберт, глядя прямо в глаза, — Перебор, мадам Эльвира.
Она редко, когда его слушала, но хотя бы понимала, что делает. Ее извращенной психике, сначала нацеленной на выживание, а потом на вот это безумное “главное — рост!” нужен был такой костыль, как Роберт. Конечно, сначала она хотела использовать Роберта, как актера в своей магической практике — уж слишком хорош, но он совершенно не годился — более бесхитростного и прямого человека сложно было себе представить. Эльвира объясняла Максу:
— У Роберта редкий дар — всегда быть собой. Это такой же дар, как у тебя, Максик, дар быть кем угодно. Но его дар встречается куда реже. А чаще всего встречаются бездарные люди…
Поэтому Роберт так и остался ее водителем, телохранителем и доверенным лицом. Впрочем, когда он ездил с Эльвирой на ее выездные обряды, то на людей производило впечатление, когда за спиной этой прорицательницы стоял огромный (в сравнении с невысоким ростом Эльвиры), солидный мавр, со скрещенными на груди руками, очень подходил к ее образу "жрицы тьмы". Еще не было случая, чтобы кто-то рискнул не заплатить за работу экстрасенса.
В Роберте не было изящного артистизма Максика, в нем была солидность. Ему было немного за тридцать, юношей его бы никто уже не назвал, но сложен он был очень хорошо — ему даже не нужно было посещать спортзал, чтобы выглядеть атлетом. Люди говорили, что некоторые особенности его сложения, делают секс с ним крайне интересным для дам. Многим было интересно, что там говорят люди про Роберта, но сам он никому не показывал, а кто видел — помалкивал.
Роберт был всегда сдержан и невозмутим, держался с большим достоинством, всегда называл свою начальницу “мадам Эльвира” и был ей очень предан. Пожалуй, он был единственным человеком в мире, который любил эту вздорную ведьму.
Если Роберт был верным псом Эльвиры, то Максик был кем-то вроде кота — белого и пушистого, нежно мяукающего, когда ему нужно, шипящего, когда наступили на хвост, и особенно к хозяйке не привязанного, но которого можно гладить и показывать на выставках… Сначала Эльвиру впечатлила его внешность, ей нужен был контраст внешности — Эльвирины черная копна волос, жестких, как у лошади, черные глаза на поллица, и нордический типаж Макса с синими глазами и кудрявыми, пушистыми, светлыми волосами. Это были инь и янь из ее видений. Да, Макс являлся ей в видениях еще до того, как они познакомились.
Эльвира как-то была в одном музее и увидела там красивую статую — скульптуру голого мужчины, и случилось с ней откровение прямо там, в музее, и упала она на колени, и захотела оживить эту статую, и получить этого прекрасного мужчину — только, чтобы был со светлыми волосами и синими глазами, ведь статуя бесцветная была… Охрана вывела из музея, поскольку Эльвира там часами простаивала на коленях в молитве перед той статуей. А они думали, что украсть чего хочет. Расисты несчастные!… Эльвира картинку из путеводителя вырезала, в кошелек положила, и название записала — “Давид”. Автор — Микеланджело.
А потом она зашла в тот зачуханный клуб. В такие она не ходит обычно, но тогда прикупить кое-что было нужно… И вот, в загаженном туалете того зачуханного клуба, на полу, “в луже собственной рыгачки и со спущенными штанами”, в бессознательном и совершенно опустившемся состоянии, ведьма находит своего давида.
Наблюдала за ним, неделю в тот гадюшник ходила. Обнаружила, что давид не только прекрасен, но и не глуп, может быть полезен в ее бизнесе — у него есть дар. Давид был малограмотен, матерился через каждое слово, в клуб этот свой вонючий ходил в спортивном костюме или в засаленных джинсах, общался с уродами и наркоманами… Его рвало от кокаина, он падал в обморок от экстази, напивался, как свинья… Эльвира, не колебаясь ни минуту, сдала полиции всю его банду, договорившись с кем надо, чтобы ей отдали этого паренька на воспитание — она сделает из него человека. Кое какие услуги пришлось оказать, чтобы Максика прикрыть.
Общее образование Эльвиры изобиловало значительными культурными пробелами и, конечно, она не слышала сказку про Пигмалиона, который создал совершенную статую и захотел оживить ее. Но именно это она проделала со своим давидом. С наслаждением творца, она смотрела на своего Максика — с прической из самого модного салона, в дизайнерской одежде, обвешенного золотыми побрякушками, с культурной речью и прекрасными манерами. А как он выглядит верхом на лошади — армейская осанка, крепкие икры, кудри, что развеваются на ветру… Эльвира снова падала на колени, поклоняясь…
Ведь основа тантрического секса — поклонение партнеру. И редко с кем получалось такое взаимное поклонение, как с Максиком, он, в отличие от многих, сразу понял в чем фишка, это не просто ласки какие-то, главное — в голове… Она поклонялась совершенному существу, которое увидела в видении и материализовала лично. А Максик поклонялся всемогущей, жестокой богине, что-то вроде Кали, которая была и жизнью, и смертью одновременно… Отлично получалось.
У Макса никогда не было такого секса раньше и не смотря на весь его специфический опыт, никогда после. И ему нравилось, и льстило, что он, Макс — прима-балерина ее театра и украшение его гарема. Конечно, некоторые умники могут сказать, что это как-то позорно и не по мужски совсем — быть частью гарема какой-то ведьмы. Но пусть они сначала познакомятся с богиней, попробуют этот ее тантрический секс и общую заботу, тогда и решат — позорно это или лучше очередь занять, чтобы в гарем взяли.
В представительском гареме Эльвиры было еще два паренька, которых Макс знал плохо. Один был японец, Эльвира нашла его где-то в университете, он тут диссертацию писал про местные этнотипы. А Эльвира интересовалась японской культурой, в частности, культурой гейш, вот они и обменивались опытом. Японец был похож на самурая с картинок — с такой же прической, был молчалив, суров, а Эльвира рассказывала всем, что продолжительность полового акта с ним, не идет ни в какое сравнение с возможностями других. Некоторые Эльвирины любовники обижались на такие сравнения, а Макс самоуверенно решил, что этот японец — просто тормоз.
Замыкающим был индеец. Ну, то есть коренной американец. Уж неизвестно, где она его нашла, но выглядел он точно, как Чингачгук из кино. Он был каким-то спортсменом, чемпионом — приехал сюда на соревнования и попал в ведьмины сети. Эльвиру почему-то страшно боялся — то ли у нее было на него что-то компрометирующее, то ли просто она, как обычно, поработила его морально и лишила всякой воли. А ей было приятно, что она укротила мустанга.
book-ads2