Иногда вместе ездили в загородный клуб, она заставляла Макса и этого индейца гнать наперегонки верхом на лошадях. Эльвира любовалась, потом сообщала, что получила оргазм от одного этого зрелища и можно идти домой. И когда Эльвира выстраивала в ряд своих отобранных, колерованных, молодых красавцев, она снова бухалась на колени — Вот! Она победила патриархальный мир! Она получила лучшее от него и благодарит мироздание за это. Вместе отдыхали, ездили на море и лыжи, поначалу было довольно весело, Эльвира распределила себя для всех в справедливом графике, никто не обижался. Они впятером ходили на всякие закрытые модные вечеринки и богемные тусовки — низенькая, пышногрудая и пышнозадая Эльвира, затянутая в корсет, который создавал иллюзию осиной талии, с четырьмя здоровыми красавцами разных цветов, в костюмах и при бабочках, производила на публику большое впечатление. Эльвира — великая и ужасная, так называли ее, чем доставляли ведьме большое удовольствие, ей очень нравился такой медийный образ. В гареме случались ссоры и обиды, конечно. Появились недовольные. Как-то Макс очень обиделся, что Эльвира, в результате каких-то интриг, получила приглашение на заграничный кинофестиваль, где были все кинозвезды, а взяла с собой только Роберта. Эльвира сказала, что приглашение добыла она на “плюс один”, а не на “плюс четыре”, а Роберт больше подходит к ее платью. …На самом деле, она не взяла Максика, потому, чтобы его смазливая морда не привлекала фотографов — не нужно, чтобы морда примы-балерины ее фирмы появлялась в журналах, где потенциальные клиенты увидеть могут… Макс после этого целые две недели поддерживал с Эльвирой холодные, рабочие отношения, не выходил в общую гостинную, демонстративно официально здоровался с японцем и индейцем, на Роберта вообще не смотрел, но потом, сдался, конечно… Затем внутренние споры стали возникать все чаще. Индеец, тот, все время ссорился — то с Эльвирой, то со всеми ребятами, все время бунтовал — то ему не так, то не этак — нервный какой-то. Роберт убеждал всех, что “мадам Эльвира лучше знает, что кому нужно”, а он вообще-то старший — пусть слушаются, только японцу было все пофиг — настоящий самурай. Наверное, потому, что он тормоз. И получается у него дольше других тоже поэтому. А самый лучший — это он, Макс! Гарем распался после того неудачного Нового Года. Эльвира затеяла праздничную групповушку. Но не просто так, для баловства, а для дела! Сейчас модно мультикультурность, толерантность, вся вот эта фигня… Снимем на камеру, продадим фильм… ну помните, как у Мадонны в молодые года… Пробьем тему с шоу-бизнесом, может пойдет, денег подымем. У Макса небольшой был опыт подобных мероприятий, раза два, и оба раза ему не понравилось — в этом деле он не командный игрок, работает соло. Но хуже этой групповушки он ничего не видел. Все эти красавцы разных цветов, эти, отобранные мадам Эльвирой, жеребцы с лучшими сексуальными данными, очень друг друга стеснялись. Злились и раздражались. Прятались по углам большой квартиры. Голая Эльвира бегала по комнатам и, кнутом и пряником, пыталась собрать свой гарем в кучу. Никто не слушался. Только кроткий Роберт сидел голый в кресле и, не глядя на всю эту кутерьму, читал газету, ожидая сигнала к началу съемок. Облажались все, ни у кого не получилось. Кроткий Роберт не участвовал. Эльвира была вне себя, приказывала им “виагру, что-ли, принять, или кокс, раз такие дебилы!”, призывала взять себя в руки и “быть мужиками!”, но потом устала уговаривать, сказала, чтобы приходили по одному… Но они так взбесили Эльвиру “своим дебилизмом”, что у нее не получалось завестись… Последним был индеец, она велела ему перья в волосы вставить, может это ее возбудит. Индеец гордо отказался, назвав это расизмом. Получил тумака, но все равно отказался. Хотел уйти, но Эльвира схватила его, начала вставлять в волосы перья, обзывая индейца мустангом и что она “еще его объездит!”. Индеец отшвырнул Эльвиру, она свалилась с кровати, начала вопить. Пришел кроткий Роберт, стал бить индейца “за мадам Эльвиру”, Макс с японцем оттягивали здорового Роберта от индейца другой весовой категории, но индеец почему-то подумал, что Макс наоборот, на стороне Роберта, и дал Максу в глаз. Ну, Макс ему ответил, конечно. Но только попал в японца — такая там куча людей была, рук всяких, морд… И началось. Голая Эльвира голосила, воздевая руки к небу, а ее голый гарем дубасил друг друга, выплескивая затаенные, накопленные, и, подавленные мадам Эльвирой, обиды. Когда начали бить часы, Эльвира принесла поднос с шампанским. Ее четыре красавца изгадили кровью и слюнями ее дорогой белый ковер, разбили друг другу лица, искусали и исцарапали все прочие части тела, перебили посуду, сломали мебель… Теперь дружно сидели на испорченном ковре, навалившись друг на друга, и тяжело дышали… Чокнулись бокалами, поздравили всех с Новым Годом. И пошли спать. — Мужиков не переделать даже мне, — вздохнула Эльвира, — Но если бы все это заснять — вот это был бы фильм! Подняли бы денег… Конечно, после такого ребята на друг друга смотреть даже не могли, было очень стыдно даже бесстыжему гарему. Эльвире, как султанше, было стыдно, что она руководила так плохо и допустила такой позор. Стыд — не самая лучшая эмоция для создания крепкой семьи. Макс не мог работать героем-любовником — замазывал гримом две недели разбитую морду, был похож на трансвестита. Эльвире и трансвестит в бизнесе пригодился бы, но Макс отказывался его играть, потому, что еще и за это побьют на улице. Японец сказал, что он все уже узнал, что нужно, про местные этнотипы и заторопился домой. Хорошо, что не совершил сеппуку прилюдно, а ведь такой позор вполне достойный повод. А Эльвира фильм могла бы про это снять, денег поднять, как она любит… Индеец хотел судиться с мадам Эльвирой за расизм, угнетение и сексуальную эксплуатацию, но потенциальная ответчица заявила, что она также представитель угнетенного меньшинства, а он ее с кровати пихнул. Гитлер! И неизвестно, кто еще кого сексуально эксплуатировал — уж сколько она с ним надрывалась, неблагодарным. Пусть валит к этим своим… коренным американцам и на ее территории больше не показывается. Кроткий Роберт был очень рад, что наконец мадам Эльвира прекратила “эту глупую блажь” с гаремом, из-за которой он должен стеречь не только мадам Эльвиру, но еще каких-то придурков и быть над ними старшим. А на саму мадам Эльвиру все это гаремное фиаско произвело такое сильное впечатление, что она объявила, что теперь будет спать только с женщинами, — они не такие скоты, не дерутся и не портят имущество, ими легче управлять. И вообще ей давно одна нравится… Так Макс впервые узнал о бисексуальности Эльвиры. — Я не бисексуальна, — пояснила Эльвира, — Я пансексуальна. Любовь и секс не имеют пола, возраста и прочих ограничений. Максик, ты же в курсе моей тантры… Но с тобой я буду заниматься тантрическими уроками, не переживай — это же для повышения твоей квалификации, а следовательно, блага моей фирмы, — и нежно замазывала синяк на прекрасном лице своего давида жидкой пудрой. 3.2 Организация работы в фирме мадам Эльвиры предполагала, что сотрудники не контактируют друг с другом. Помещение было разделено на две части — “офис” и “театр”. Только некоторый технический персонал мог переходить из одной части в другую. В приемную кабинета Эльвиры можно было попасть отовсюду, но только после личного разрешения секретарши. Макс был в театре, да и там он знал мало кого… Парни в театре еще были, но Эльвира запретила с ними общаться в нерабочее время, назвав их “плохой компанией”. Эти ребята делали всю грязную работу — залазили в чужие дома, подглядывали, снимали, воровали, дрались — Эльвира называла эту свою бригаду “группой поддержки”. И они никак не годились в друзья “ее котику”. Если ему нужна была пара для какого-нибудь проекта, то обычно приглашали девочек из эскорт-агенства, девочки все время менялись. Макс даже не знал, как их зовут, а они не знали его — у всех были псевдонимы. В курсе имен была мадам Эльвира, преданная секретарша, бухгалтерша, которая ловко вела, как белые, так и черные дела фирмы, ну, может еще “номер два”. “Номер два” была действительно вторым номером в их фирме, после Эльвиры, хотя работала с ней не так давно — Эльвира очень к ней прислушивалась, и выход их фирмы на новый уровень произошел только потому, что Эльвира начала работать в паре: две головы лучше — так говорила. Эльвирина секретарша — особа наружности совершенно непримечательной, имела выдающиеся уши. Выдающиеся во всех смыслах — они смешно, как у ведьмочки из мультика, торчали из причёски. Секретарша своих ушей очень стеснялась, ну, а Максу они, наоборот, очень нравились. Сама секретарша не очень — простовата и глуповата для такого избалованного принца, как Максик, ну, а уши ее он просто обожал — они так мило светились, когда она стояла спиной к солнцу, были такой прелестной формы, крупные такие… И никакой он не извращенец, просто уши нравятся. В обмен на массаж ушка секретарша поведала Максику, что “номер два” — очень ценный для фирмы сотрудник и дорогой Эльвире человек. — В каком смысле? — спросил Макс, приступив к массажу второго ушка, надеясь на новую информацию. — В таком, — отвечала секретарша, хихикая и вращая глазами. Рассказала, что Эльвира с “номер два” повсюду вместе ходят, Эльвира глаз с с той не спускает. После работы тусуются вместе. План курят. А как-то вместе в сауну пошли — так после той сауны Эльвира вообще спятила, сначала на людей кидалась, а потом вот этот их гарем решила завести, чтобы снять напряжение… Но гарем не помог, эти дебилы — прости, Максичек, ничего личного! — еще больше Эльвиру разозлили, сам видел, какая она сейчас нервная. А “номер два” прикидывается, что не понимает ничего. Ну, или просто дурочка. А Эльвира стесняется признаться… — Эльвира? Стесняется?! — вот, уж никогда не поверит, что Эльвира чего-то стесняется. Не стеснялась она никого, когда проводила кастинг своего гарема — совершенно бесстыжая баба! — Это когда потрахаться — не стесняется, а когда по серьезному — то Эльвирочка очень переживает, отказа боится, — сказала пожилая уборщица, которая подкралась к ним сзади. Ей даже не нужно было массировать уши, чтобы все растрындела. Пожилая уборщица была какой-то дальней родственницей Эльвиры. Эльвира ненавидела всех своих родственников — они изгнали ее за какие-то там нарушения, предали в руки негодяев, бросили ее в беде, прокляли, а как только она поднялась, то регулярно стали появляться с денежными просьбами. Макс сам был свидетель того, что однажды на пороге офиса появилась группа каких-то, сомнительного вида, граждан, представившимися “семьей мадам Эльвиры”. Эльвира сама вышла встретить родичей — она была под кайфом и с огнеметом из театрального реквизита в руках — Пошли вон! — выпустила Эльвира столб огня, — Сожгу всех, гнусные твари! Убирайтесь с моей собственности, знать вас не желаю! — она всего лишь арендовала этот офис в центре, но звучало очень эффектно. Прибежал Роберт, пришла охрана, родственников убедили удалиться — Эльвиру-то все равно от всего отмажут, а с огнеметом шутки плохи… Эльвира все выпускала и выпускала огонь, никак не могли обдолбанную начальницу урезонить, как вдруг из окна кто-то сказал ей спокойным, знакомым голосом “номер два”: — Нехорошо так, Эльвира! Огнемет — опасный предмет, может случиться возгорание. Люди пострадают, имущество… Успокойся! Что тебе до них, ты самая лучшая. И Эльвира успокоилась, отдала Роберту огнемет и зашла в дом… …Эта пожилая родственница тоже как-то провинилась перед семейством — то ли замуж не за того вышла, то ли ребенка не от того родила, но ее изгнали, она была слаба здоровьем, на жизнь не могла заработать, прочими способами тоже уже не получалось — старая. Эльвира стала ее поддерживать, в пику остальным родственничкам — “чтоб у них повылазило!” и на работу взяла. Родственница почему-то была уверена, что Максик — внебрачный сын Эльвиры, поэтому доверяла ему и считала членом семьи. Странно было так думать, ведь не было контрастней и противоположней внешности, чем у Эльвиры и Макса. — Эльвирочка всегда была чокнутой, от нее всего можно ожидать, — так говорила на это пожилая родственница. И только как члену семьи — Макс мудро никого не разубеждал, — она рассказывала внебрачному сыну Эльвирочки про сердечные дела его беспутной мамаши… …Короче, Эльвира не может признаться “номер два” еще и потому, что у той, вроде как, кто-то есть… — Ну, вроде как есть, а вроде как и нет — все время в отъезде, вот она и вьется вокруг Эльвиры, морочит ей голову, — уточнила секретарша. Секретарша была привязана к Эльвире, тоже была ее дальней родственницей. Эльвира подобрала, брошенную всеми сироту, дала ей образование, в надежде, что подготовит себе ученицу и помощницу — молодую ведьмочку. Но, увы, у молодой родственницы не оказалось никакого дара и годилась она только в секретарши… — А видели плакат с ногами в кабинете? — спросила у публики уборщица. Макс много раз видел тот плакат на стене. Это просто фотография крупного формата — обыкновенные женские ступни, не меньше сорокового размера, с красивым педикюром, стоящие на песке. Довольно странный выбор декорации магического офиса. — Это вон той, еейной, ноги! — торжествующе объявила уборщица, — Может, Эльвирочка давно разобралась бы со сердечными делами, но боится хахаля этой вашей… как там ее… ”номер два”! Эльвира? Боится?! Эльвира, которая зарабатывает тем, что сводит, разводит людей, манипулируя тысячами способов, управляет всеми мужчинами, до которых может дотянуться, боится какого-то там хахаля? Не может отбить ту, которую хочет? Да она же Макса этому всему научила! Не успели сплетники перетрусить постель Эльвиры как следует, как в кабинет зашла сама Эльвира. Не услышав ни слова, ведьма сразу поняла, что обсуждают ее, и начала всех бить зонтиком — секретарша ловко сползла под стол, Макс быстро убежал, а старушка-уборщица храбро скрестила свою швабру с эльвириным зонтиком — одна кровь! Раз уж Максик был признан внебрачным сыном, то решил подружиться с “родней” и поразузнавать про “мамашу”. Эльвира ведь сама учила, что главное в любом бизнесе — владеть информацией. “Кто владеет информацией — тот владеет миром” — это был второй ее принцип, после безумного “Главное — рост!”. Сначала он подружился с секретаршей. Конечно, дружба требовала некоторых вложений, да и массажем ушек не обошлось, но иметь свои уши в приемной у начальства — всегда полезно. Может, у бесхитростной секретарши и не было дара, зато он был у Макса — примы-балерины магического агентства. Потом взялся за уборщицу. Доверительные отношения появились после того, как Макс умело починил ей швабру — жадная Эльвира вычитала из зарплаты за сломанное оборудование, ну, а расцвели после совместного дела. Максу нужно было познакомиться с одной дамой, которая навещала любимую бабушку в больнице. Поразить ее в самое сердце и втереться в доверие тем, что он тоже навещает и трепетно относится к своей старушке в той же палате. Чтобы дама представила его этой своей любимой бабушке. Чтобы бабушка дамы не валяла дурака и не вздумала переписать завещание в пользу каких-то новоявленных родственников вместо тех, кто о ней заботится. Милый, светловолосый мальчик должен был привести нотариуса к своей бабушке, а по пути — адвокату было совсем несложно! — заверить завещание и ее соседки по палате… Дама, та что с бабушкой, — была не в курсе, ей не нужно было знать про все эти манипуляции. Заказчиком был муж дамы, он совсем не верил в чудеса, воспринимал магическое агентство, как бюро по решению кризисов. — Решите мой кризис, наследство уплывает, — сказал заказчик, — хорошо плачу, — показал сумму на бумажке. — По рукам! — ответила мадам Эльвира. Она очень любила здравомыслящих людей, с которыми не нужно было изображать магический цирк. Но жену заказчика следовало пощадить, не втягивать в внутрисемейные интриги. Схема была сложновата, многоуровнева, не без недочетов. Но нельзя было повторяться. Ведь сарафанное радио — основной инструмент рекламы в деликатных делах с наследством, могло обратить внимание на однообразность чудес, предоставляемых мадам Эльвирой — великой и ужасной, и, как карета превратилась в тыкву, так и чудеса превратились бы в обыкновенное мошенничество. Поэтому никаких повторов! …Так вот, Максу нужна была бабушка. Практичная Эльвира решила, что зачем нанимать какую-то левую бабушку, которой нужно платить и которая может разболтать про их дела, если она уже платит ставку уборщицы “этой старой корове, которую давно пора подлечить”. Купила тетке красивую пижаму — Максу было интересно, вычла ли у тетки из зарплаты за этот реквизит? — положила в больницу, болезней оказалось полно. Категорически запретила больной разговаривать — бабушка Макса по легенде немая. А то ляпнет еще что-нибудь, в своем дикарском репертуаре, и сорвет всю операцию. Пусть Макс за двоих разговаривает, ему за это почасово платят. Ну, он и разговаривал. И всего лишь за неделю ежедневных посещений своей немой “умирающей старушки” добился полного доверия жены заказчика, а уж ее бабушка, та, вообще была в таком восторге от “милого мальчика”, что и на него бы могла переписать все имущество, если бы чуточку поднажать. — Это большое испытание, — учила мадам Эльвира, — не смотря на возможность и большой соблазн обогатиться, остаться в рамках договора. Это профессионализм, Максик. Надо быть профессионалом, а не мелким жуликом “на доверии” — в итоге профессионал заработает больше, а мелкий жулик только в тюрьму сядет. Тюрьмы Максик очень боялся, поэтому вел себя профессионально. Он настолько вжился в роль внука, настолько вовлекся, что его мнимая бабушка — его партнерша по делу, эта уборщица, решила, что Максик ее настоящий внук, ну или внучатый племянник — он ведь внебрачный сын Эльвирочки. Никто никогда не был так добр с этой пожилой женщиной, никто не был так предупредителен и участлив. И надо сказать, что Максу совсем не сложно было таким быть. Когда-то давно он очень любил свою бабушку, вот также навещал ее в больнице, когда та болела. Ему было несложно вспомнить эти чувства, несложно их вызвать снова, и даже по настоящему почувствовать и сочувствовать. Эльвира считала это лишним расходом эмоционального ресурса, а на актерских курсах это называли “системой Станиславского”. Эльвира говорила, что нервов на всех не напасешься, а на робкие возражения Макса, что “а вот на курсах учили…” закатывала глаза, бормоча “выучила на свою голову…”, очень ревновала к этим курсам. Ведь, она, Эльвира — лучший преподаватель… В общем, после того больничного дела, Макс получил верного агента — уборщица ему исправно докладывала, где Эльвира, если он не хотел попадаться ей на глаза, что планирует относительно Максика — ведь везде ходила со своей шваброй и была весьма наблюдательна. Это было удобно — можно было заранее слинять от неприятного задания, сказаться больным. Или, например, напиться. Макс совсем не был алкоголик и даже не пьяница, просто ловко использовал то, что впервые Эльвира увидела его в совершенно непотребном виде и считала, что он в группе риска из-за дурной наследственности. Конечно, морщился, когда Эльвира в тысячный раз рассказывала — иногда даже посторонним людям! — про “спущенные штаны и прекрасные волосы в луже рыгачки”, но ведь сейчас была всего лишь роль пьяницы, его задача — обмануть начальство, чтобы сохранить себя, пассивный бунт против властолюбия своей обожаемой и обожествляемой Эльвиры. Я — Прометей, — думал Макс, начитавшись книжек на очередных курсах, — я ворую у Эльвиры — злой богини, огонь знания. Был очень доволен собой, приятно быть титаном. Но только Макс не дочитал тогда еще книжку, не знал, что для Прометея это вообще-то плохо закончилось. …А ему было так плохо тогда, когда Эльвира нашла его “в луже рыгачки и со спущенными штанами”. Его жизнь неслась в ад, он сам жизнь туда толкал — то, что его выгнали из армии, и тот тяжелый и долгий суд с модельным агентством истощили его полностью, он был совсем один. Не было работы, денег, жилья… Вот он и связался с одной компанией, что со школы еще знал — они были гопники и наркоманы, это всем было видно, им нужен был кто-то, на человека похожий, чтоб внимания не привлекать — вот Макс и подвернулся, со своей смазливой физиономией. Оливер Твист. Таким его прозвали, таким он был… И он хотел быстрее стать алкоголиком, как его папаша — омерзительным, опухшим, осоловевшим, быстрее стать, как все они… — Ты не как все, Максик, — нежно говорила ему Эльвира в одну из первых встреч. Он теперь понимал, что тогда это был просто ловкий манипуляционный прием для приручения — дать клиенту почувствовать себя особенным. Но теперь он понял — он не как все. И эта сволочная и бессовестная ведьма сразу увидела это. В луже рыгачки. И сама отдала огонь прометею.