Отлично знает! Он делал с другими много раз то, что хотят проделать с ним. С его Сэмми! С его малышкой! Стоял в гараже и тупо смотрел на стену, пытаясь придумать, что нибудь, чтобы прикрыть сразу всех. Взгляд упал на инструменты, на нож для кустов — любимое оружие его Розочки… Ей нужен цирк и балаган? Так получит цирк и балаган! Пусть посмотрит смертельный номер, узнает, как он волнуется… И вообще, давно хотел это сделать, хоть душу отведет… Выманит малышку на того, кого ему совсем не жаль… Из вагона метро, вышла женщина с чемоданом. Женщине было лет около пятидесяти, но выглядела она не очень. Рыжие волосы слишком контрастировали с отросшими черными корнями, одежда была неопрятной, висела на очень худой женщине, как обычно висит одежда на наркоманках или пьяницах. На лице были солнечные очки, целью которых, видимо, было скрыть обильные возлияния накануне. Да и сейчас женщина была подвыпившей, шаталась, спотыкалась, еле везла свой чемодан. Жевала жвачку и периодически надувала пузыри, пузыри лопались, оставляя не лице женщины приклеившиеся кусочки жвачки. Она все время терла свое лицо, пытаясь кусочки отодрать… Был час пик, к эскалатору очередь. Сзади женщины стоял мужчина с темными волосами, который вполне мог составить ей пару — такой же неопрятный и неприятный. Всякие люди ездят в метро. — Привет, малышка! Ты как? — спросил мужчина, он стоял боком и бормотал, вроде как сам себе. Женщина не оборачиваясь, ответила: — Нормально. — Копии сделаны? — Конечно. Четыре экземпляра. В обычном тайнике, там, где папка, у двух адвокатов и в ячейке банка. — Условия выдачи? Дальнейшие распоряжения? — Отдадут, если будем вдвоем. Или одному с официальным свидетельством о смерти другого. Если нет, то через полгода все материалы поступают в открытый доступ в интернет. — Отлично… Я с тобой не пойду, исчезну по выходе из метро. Иди ровно, старайся не останавливаться, чтобы не показалось, что ты передумала, не вздумай руку в карман засовывать. Церемониться не будут. — Понятно. — Постарайся разыграть все верно — ответственный сотрудник, по протоколу, спасал ценный груз до выяснения обстоятельств, затаился по инструкции. Сейчас обстоятельства разьяснились, поэтому сознательно выполняешь приказ вернуться… Не в коем случае не сорвись, не покажи нестабильности, очень постарайся продержаться — иначе запрут в сумасшедший дом, это будет удобным решением неудобного вопроса с их некомпетентностью… Я-то тебя вытащу, конечно, если сам жив буду, но будет несладко. — Понятно. — Обернись, посмотри мне в глаза, сними очки. Женщина отрицательно помахала головой, не оборачиваясь. — Не хочу попасть на камеры, жвачкой так старательно перемазалась, зря, что ли… Придется поверить мне на слово — ничего не принимала, это только маскировка. Чтобы идти нестойкой походкой и хромота не была видна. — Умница. На эскалаторе скопилось много народу, нельзя было разговаривать, неопрятный мужчина развернулся спиной и, поскольку на ногах стоял еле-еле, навалился на спину неопрятной женщины. Так ехали они среди толпы, спина к спине, целую прекрасную минуту. Сошли с эскалатора. Неопрятный мужчина по прежнему шел за шатающейся, неопрятной женщиной с чемоданом. Женщина по прежнему не оборачивалась. — Ты любишь меня больше, чем его, — вдруг совершенно неуместно сказал неопрятный мужчина перед выходом. — Гораздо больше, — ответила неопрятная женщина и вышла из метро. Неопрятного мужчины за ней больше не было. Он остался в метро, докладывал по телефону, что вот вам Леденец, принимайте, дело сделано. Идти и шататься было очень неудобно, того и гляди, по настоящему упадешь. А нельзя падать и совершать других резких движений. Старалась не смотреть по сторонам и вверх, не выискивать, откуда в нее целится снайпер. Пирожочек неважно выглядит, даже в маскировке видно, испереживался весь. А ведь, правда, сначала подумала, что то нападение — его рук дело, что он совсем не изменился, что он такой, как раньше — дело должно быть сделано любой ценой. А ей просто можно не говорить всех обстоятельств — “не могу сказать”. Но потом он спросил, где она взяла гранату. Хотя сам ей дал в рюкзаке, как раз для таких целей — уничтожить чемодан и ни при каких обстоятельствах не попасть в плен врагу, для нее это куда хуже, чем умереть. Даже если обменяют потом — она не сможет долго быть запертой, без пирожочка, без своих таблеток, без регулярного лечения… И по вопросу поняла, что командир не владеет ситуацией и дал ей команду бежать и спрятаться. Ведь были свидетели, нужно безупречно все разыграть — они не смогут еще раз потерять все и годами прятаться, не те уже силы… Нужно все подчистить и подготовить себе гарантии безопасности на старость. И очки не снимала не только из-за камер. Не хотела, что Пирожочек глаза ее видел, расстраивался из-за ее зависимости. Но ей было так страшно одной. Пришлось уйти на самое дно, глубокое дно… И там была тьма. Не могла выйти, хоть и сделала все, что нужно, ни на какие запросы командира не отвечала, было стыдно, что сорвалась — клялась же, что не будет ничего принимать. Боялась возвращаться, было стыдно. Не хотела возвращаться, знала, что придется вот так идти под прицелом и некоторое время все равно быть взаперти. Безумный Пирожочек был очень страшен, когда держал волосы Эльвиры в руках. И когда говорил, что нельзя убегать, она отвечает за мальчика, может ему навредить… Он был так убедителен, ее Пирожочек. Пришлось выйти на свет. Почему на какие-то старые сплетни такие высокие ставки? Почему из-за того, кто с кем переспал, или сказал что-то, или написал двадцать лет назад, сейчас убивают людей? Никак не может привыкнуть к тому, что в деле, которым она занимается, это вполне соизмеримые вещи. Так отвратительно в этом участвовать… Нужно отвечать только за свой участок работы, как учит командир, а ей тяжело. И ее жизнь, тем более, ничего не стоит, и поэтому за ней от метро внимательно следит снайпер, чтобы она вдруг не успела достать гранату и уничтожить ценный чемодан… Подошла к нужной двери, позвонила в звонок. Открыли сразу. — Добрый день, — сказала вежливо, — Извините за беспокойство. Глава третья Максу казалось, что они с Милли, как в каком-то кино, попали на необитаемый остров. Их прежняя жизнь, тот страшный вечер в клубе, странная гонка на машине со странными людьми остались далеко позади. Ритм жизни невероятно замедлился, жизнь никогда еще не была такой медленной, никто из них не жил такой жизнью раньше… В начальной школе Макс как-то гостил у тетки, в подобном домике, в маленьком городке, как этот. Но с тех пор его жизнь была совсем другой — жил в маленьких, тесных квартирках, просыпался от городских звуков за окном: шума двигателей, воя сирен… Досуг проводил в клубах, приползал домой едва живой, чтобы сразу вырубиться, а утром все начиналось сначала — вой сирены будил его… Книжек он читал немного, да и те были не очень ученые, на компьютере в игры играл мало — скучно ему, он и на работе своей странной достаточно наигрывался… Друзей у него не было — старая компания перестала ему подходить, а никому поприличней не подходил он, да и постоянной девушки не было по той же причине — отличался необычной разборчивостью, развлечений за всю время его работы было более, чем достаточно… Милли помнила свое раннее детство сущим адом — детство состояло из больниц, врачей, операций и прочих неприятных медицинских процедур. У нее не было друзей — инвалиду сложно обеспечить нормальную социализацию, только ее брат с ней дружил. Когда Милли, к школьному возрасту, пришла в относительную норму по здоровью, начался ее тяжелый труд на музыкальной ниве — постоянные репетиции, постоянные тренировки, записи, съемки… Она так привыкла к этому, что даже не знала, как это — отдыхать. Конечно, родители возили ее на море, но там, в номере отеля снова работали — обсуждали идеи, репетировали, снимали эскизы… Даже на пляже, даже в воде. Из-за этой гонки, Милли даже некогда было думать, что она как-то не так выглядит, не так ходит, не так думает и вообще не как все — обычные проблемы пубертата, она все время была занята. И чем выше Милли поднималась, чем громче была ее слава, чем дороже она стоила, тем больше было работы. И то, что она оказалась в этом маленьком домике без команды, без музыкальных инструментов, без задач и целей, да еще и без связи — это как рыбе вне воды оказаться. Милли не помнит дня в своей жизни, который она бы провела без телефона или лэптопа. И одна. Макс просыпался раньше, шел в магазинчик, покупал булочки — тут они были куда вкуснее, чем в большом городе, еще прихватывал стаканчики с кофе. Милли в это время варила яйца-пашот к завтраку — это единственное, что она умела готовить. Потом решили и кофе варить самим, наличности было не так много. Нашли в шкафу такой красивый восточный ковшик и получалось не намного хуже, чем покупной в стаканчиках. Милли очень нравилось наблюдать, как пенка поднимается вверх и нужно поймать момент, и убрать ковшик с огня… Потом они валялись на диване, читали книжки — тут полно было всяких книжек, на разных языках. Сначала было очень скучно, но потом втянулись. Играли в шахматы, шашки и триктрак, которые тут нашли. От скуки вынуждены были разговаривать друг с другом, вынуждены были разрушить границы, которые установили для себя миллион лет назад, заключая договор в офисе Эльвиры. Макс рассказывал Милли о простой жизни, с которой она совсем не была знакома в своей Калифорнии, а Милли воспитывала Макса — пилила за то, что он ленивый, недостаточно старательный, избегает ответственности и ищет лёгкие пути. Макс варил обед, он же был в армии, все умел — что-то типа супа или жаркого. Оказалось, что если готовить дома — получается не очень дорого, их наличности надолго хватит. Милли никогда не считала денег, ее финансами всегда занимался кто-то другой. Она нашла тут тетрадь и с удовольствием записывала туда расчеты — сколько стоил один обед, сколько будет стоит ужин, чего и сколько им нужно купить завтра… Успешная музыкальная карьера весьма повредила общему образованию Милли Филис, поэтому успех в несложных бытовых математических задачках очень ее радовал. Макс сразу ей сказал, что происшествие в клубе приостановило их предыдущий договор, и потому, что Макс старше и, поскольку седой владелец дома дал денег ему и доверил ключ, то главным теперь будет Макс. Милли не спорила, теперь она понимала, насколько плохо приспособлена к жизни, а Макс ближе к народу. Этих урбанистических робинзонов настолько напугало непонятное происшествие в клубе, а потом еще и эта перестрелка на дороге, что они совсем не хотели обратно, в большой мир, поэтому быстро привыкли жить без телефонов, интернета и телевизора. Мировая знаменитость, миллионерша Милли Филис и Макс, жиголо и любитель красивой жизни, спрятались в этой глуши и не хотели выходить. Беспокоились только о том, что делать, если закончатся деньги. Видели в кино, что если платить карточкой или снимать деньги в банкомате, вычислят личность сразу. Чтобы Милли не беспокоилась о деньгах, Макс, жиголо и любитель красивой жизни, сказал, что он ведь еще и сантехник — может чинить что-нибудь мелкое, чтобы на булочки хватило. А Милли, мировая знаменитость и миллионерша, робко добавила, что она может по домам ходить, пыль вытирать за деньги, все такое… Макс скептически относился к умению Милли вытирать пыль, но ведь он и сам сантехник он был не очень — так, на подхвате… Решил начать с собственной раковины. Возился с раковиной этой уйму времени — протекала и все тут… Ну, хотя это было очень весело, чинить раковину — он стоял на четвереньках, засунув голову под раковину, а Милли, как хирургическая сестра — она отлично знала как это! — подавала ему инструменты и светила фонарем. Милли рассказывала смешные анекдоты. Ей нравились анекдоты, просто некому было их рассказывать. Родителей и брата она стеснялась, особенно если анекдоты были взрослые, а все остальные, возле нее, были ее команда, ее сотрудники — совсем не друзья. Макс был первый друг, который у нее появился, хотя общего у них не было ничего. А теперь она рассказывала ему анекдоты и он смеялся. И вот, от смеха стукнулся головой об шкафчик… Первый раз у него был появился такой приятель. Милли можно было не стесняться, не казаться лучше, чем он есть — Милли знает, кто он такой: жиголо, который изображает секс, прикрывая что-то другое — уж что может быть ниже и позорней. Но Милли так искренне смеется его шуткам, что будто бы ее не беспокоит это совсем. И так смеется, что такая, как она есть — толстая и не очень симпатичная, она кажется очень милой — такая талантливая, трудолюбивая девочка, компанейская малышка… Ударившись от смеха об шкафчик, он отполз на четвереньках от этой раковины, чтобы отдохнуть… …а Милли уселась на него, как на лошадь, и лошадь катала ее по кухне, сопровождая бег веселым ржанием. Потом лошадь перешла на быстрый галоп, а поскольку груз был довольно упитанный, то этот боливар рухнул на кухонный пол и перевернулся, а наездница, уцепившись, все равно была на нем, лежала у него на животе и приблизила свое лицо к нему так, что он слышал ее дыхание… — Только без языка, — предупредила Милли, — я сразу умру, если засунешь мне в рот свой язык. — Как ты хочешь, — сказал Макс, — никакого языка, не бойся… 3.1 Конечно, Эльвира научила его, что нужно делать с девушками в их первый раз — на всякий случай, но опыта не было. Макс переживал, все ли было правильно — по странному лицу Милли было не понять. — Ну, как, Милли? — спросил осторожно. Кто знает, чего ожидать от этой девчонки. — Не так противно, как мне казалось раньше, — сказала Милли. Ну, знаете! Обычно дамы отзываются о его стараниях совсем по другому. Не так противно, надо же… — Ты не противный. И тактильный контакт может быть не отвратительным. И вот это все тоже… Спасибо и на этом! Потом они в постели играли “в города”. Потом в “крокодила”. Потом Милли принесла кофе. Потом сказала: — Я лучше всех других знаю, как важны тренировки и репетиции для того, чтобы достигнуть успеха. Давай еще раз!