Никто не отвечает, и мужчина, помолчав, прощается: – Ладно. Простите, что напугал. Том поворачивается боком, чтобы лучше слышать. Гость спускается с крыльца – топают ботинки по ступеням. Хрустит сухая трава, скрипят колеса тележки. Том уже у двери – прижался ухом к деревянной поверхности. Шаги удаляются – незнакомец вышел на дорогу, которая ведет из лагеря. Том оборачивается к матери и сестре, однако Мэлори заговаривает первая: – Я же велела тебе молчать! Чтобы больше такого не было! – Все, ушел… – говорит Олимпия. «Сейчас скажет, что нужно прочесать лагерь», – думает Том. – Надо пройтись по лагерю, убедиться, – говорит Мэлори. – Мама, это точно не Гари, – возражает Том. Мать мгновенно взвивается. – Больше ни слова! И надень ты, ради бога, капюшон! «Сейчас начнется», – думает Том. Мать скажет: «А может быть, он не ушел? Разбил палатку рядом – в лесу. Кто знает, как долго он за нами следит?» И обязательно приплетет Гари. Она всегда так: чуть что – сразу Гари. Но Том ее уже не слушает. Он сосредоточен на другом – по ту сторону двери тихое шуршание. Ветерок теребит страницы. Значит, незнакомец все-таки оставил на крыльце бумаги. Глава 2 Олимпия сидит на кровати и читает вслух. Да, почерк у переписчика ужасный… «Просто они сделали много экземпляров, – догадывается Олимпия, – и неизвестно, какая по счету эта копия». Перед ней внушительная стопка. Толще, чем любое из библиотечных изданий. Олимпия торопится, глотает слова. Ее, как пишут в романах, «обуревают чувства». Она «сгорает от нетерпения» и «затаив дыхание» переворачивает страницы – совсем как герои многочисленных прочитанных ею книг. У них с Томом теперь есть тайна! Мэлори не подозревает, что мужчина оставил рукопись. И не догадывается, что она, Олимпия, сейчас читает брату вслух. – Ну же! – торопит Том. Он, конечно, и сам умеет читать, только ленится. И не может сидеть на месте. Ему всегда нужно быть в движении. Обязательно что-то делать. Олимпия продолжает: – «Житель Техаса предпринял попытку посмотреть на тварь в воде. По мнению членов его сообщества, тварь обитала в озере около лагеря. Доброволец нырнул в присутствии семнадцати свидетелей. Сошел с ума под водой и больше не всплывал». – Кто-то его удержал! – восклицает Том. – Нельзя же сидеть под водой, пока не задохнешься! Добровольно!.. Это невозможно! Олимпия кивает. Хотя… Невозможно ли? Судя по рассказам Мэлори, возможно все. Да и сама она помнит, как вся школа для слепых разом лишилась рассудка. – Речь идет о безумии, – говорит Олимпия. – Безумцы творят немыслимые вещи. – Не настолько! – Том меряет комнату шагами. – Тут невозможно физически! Сама посуди! Допустим, ты решила утопиться и нырнула. Тело ведь само всплывет на поверхность! – Ну, не знаю… – Я тоже не знаю. Но по мне, история не очень убедительная. – Том, ты слушаешь? Том останавливается, мрачно глядя на сестру. – Конечно. Я всегда слушаю, – говорит он. Олимпия имеет в виду Мэлори. Никто из них не хочет, чтобы мама их застукала. Олимпия продолжает: – «Жительница штата Висконсин посмотрела на тварей сквозь очки для солнечных затмений». Том теперь – весь внимание. – «Ее долго отговаривали, однако она не послушала и предприняла попытку на рассвете ясным весенним утром. Сошла с ума немедленно». – А откуда они знают, что она смотрела только сквозь отверстие? – Ну, это само собой… – Вот чему меня научила мамочка – «само собой» ничего не бывает, все нужно перепроверить. При упоминании о матери Олимпия настораживается. – Ты слушаешь, Том? – Читай дальше, Олимпия! Олимпия пробегает глазами несколько строк. – Интересно… – говорит она. – «В штате Огайо больные на терминальной стадии вызвались для проведения опытов». – Ух ты! – восклицает Том. – Герои! – Точно! Слушай: «один из добровольцев сошел с ума после просмотра видео». – Как мама рассказывала. – Ага. И дальше: «другой доброволец обезумел, посмотрев на фотографию. Еще один лишился рассудка, посмотрев на негативы». Что такое негативы, Том? – Не знаю. – «Смертельно больная женщина сошла с ума, когда вышла на улицу, защитив глаза стеклянными пресс-папье». Олимпия вздрагивает. Ей грустно представлять, как эти несчастные в больничных робах бродят по опустевшим улицам и жертвуют собой. – Они умерли ради эксперимента… – Не ради эксперимента, а ради будущего! – возражает Том. – Пусть они и были безнадежно больны, все равно – поступили благородно! Конечно, благородно. Олимпия согласна. – Тут пятьдесят страниц в том же духе, – вздыхает она. – И мы прочтем все до единой! «Ты слушаешь?» – хочет опять спросить Олимпия, но Том догадывается по лицу, предостерегающе поднимает руку и требует: – Читай! – «Жительница Брансона, штат Миссури, вышла на улицу с лошадиными шорами. Она хотела проверить гипотезу, что твари воздействуют только на периферическое зрение». – Ох, зря она это сделала!.. – Зря!.. Обезумела. Ворвалась в здание местного театра. Перебила семью, которая там пряталась. На улице хрустит ветка. Оба мгновенно зажмуриваются. Молчат затаив дыхание. Слушают изо всех сил. – Олень, – первым объявляет Том. Олимпия так и знала. Они открывают глаза.