В конце концов, может вообще не разыскивать. И все же… «Он должен попытаться», – думает Мэлори. Внезапно ей становится понятно: Рон Хэнди должен идти к сестре. Иначе он будет влачить лишенное всякого смысла существование. И умрет один в своей грязной берлоге. С безжалостной ясностью приходит осознание: она, Мэлори, отправляется к родителям. Решение принято, и у Мэлори захватывает дух. Она надевает повязку. Из радиоприемника доносится женский голос: «Твари не стали выше. Они стали шире. Они теперь занимают больше места в пространстве». Рон пинает приемник. – Замолчите! – кричит он. На кого он злится? На диктора? На тварей? Или на Мэлори? – Идите к поезду, Мэлори! – говорит он, выключая звук. – Пожалуйста, ради нас обоих, идите! Он плачет – слышно по голосу. – Я пойду, – обещает она. И тоже плачет с закрытыми глазами. – Рон, простите, я не хотела вас расстраивать. Испортила вам день… Мне очень жаль. – Найдите поезд, Мэлори! – говорит он. Потом усмехается. Шутки всегда помогали ему выжить. – А теперь проваливайте! Ко мне вот-вот заявится орава друзей. Нужно привести себя в порядок. – Спасибо, Рон! Мэлори думает про поезд. Про расстояние, которое предстоит преодолеть. В ее воображении тридцать миль кажутся бесконечными, будто разматывающаяся нить упавшей катушки. Она найдет поезд. Она поедет. К родителям. – Мэлори!.. – окликает Рон. – Я здесь. – Будьте добры, заберите эту гадость. Нельзя, чтобы меня застали за чтением подобного вздора. Я, между прочим, уважаемый человек. Ученый. Великие умы вроде меня должны заниматься своим делом. А именно – сидеть и ждать неминуемой смерти. В полном покое. И одиночестве. Глава 6 Том пакует рюкзак. Вообще хорошо бы иметь еще сумку. Слишком много нужных вещей. Выход в большой мир – отличный шанс проверить изобретения в действии. Конечно, придется прятать их от матери. Что ж, если все не помещается, он лучше обойдется без сменных штанов, обуви… еды наконец. Мать в главном доме – запасается консервами. «Путь будет долгим», – сказала она им с Олимпией. Они с сестрой пришли в лагерь «Ядин» десять лет назад и с тех пор далеко не отходили. Том хорошо помнит реку. И школу для слепых. И как они долго плутали после побега из школы, пока не добрели до лагеря. До дома. Да, лагерь «Ядин» для них дом. Том знает каждый скрип и шорох. Знает, как ветер шелестит листвой, как плещется вода в озере. Мать могла бы не сообщать, что идет в кладовую, – он бы и так понял. Он прекрасно слышал, как скрипнула, открываясь, дверь главного дома и захлопнулась за Мэлори. – Боишься? – спрашивает Олимпия. Том смотрит на сестру. Ее кровать в другом конце комнаты – со времен последней перестановки, два года назад. – Чего бояться-то? – бурчит он. Но голос предательски дрожит. И кроме того, от Олимпии все равно ничего не скроешь, она без слов понимает. Олимпия смотрит серьезно. Ее взгляд словно говорит: «Так ли уж нечего? Знаешь, какие ужасы нас ждут?» Как две капли воды похожа на Мэлори, даром что не родная дочь. – Ну, боюсь немного, – нехотя соглашается Том. Он стоит на коленях и перебирает изобретения, спрятанные под кроватью. Например, приспособление, похожее на очки для солнечных затмений, – маска с отверстиями для глаз, защищенными фильтром. Нечто подобное стало причиной безумия жительницы Висконсина, как они недавно прочитали, – Том, конечно, усвоил урок. Интересно, сколько еще новшеств, которыми он втайне гордится, на деле не работают? Однако Том не позволяет себе унывать. – Маме понадобится наш слух, – говорит Олимпия. – Знаю. – И не только слух… – Ты о чем? – Понимаешь, она сейчас переживает… Ей будет тяжело… – начинает Олимпия. – Олимпия, ты явно перечитала книг! – Том, я серьезно! – Мама переживает? Ты правда думаешь, ее волнует что-то, кроме повязки? Он извлекает из-под кровати шлем. Защитное стекло, по идее, должно опускаться автоматически – от нажатия кнопки, однако сейчас заклинило. – Ты шутишь? Скажи, что шутишь, Том! – Для мамы главное – правила безопасности. Остальное неважно. – Да, она доверяет только повязке. Как и мы. Том оборачивается к сестре. – Как и мы? Мы-то с тобой родились и выросли после нашествия! Мы должны разбираться в жизни получше мамы – не думаешь? Олимпия краснеет. Она всегда краснеет, когда сердится. – Том, сейчас не время что-то доказывать! Мама напугана до смерти. Нам нужно пройти тридцать миль. Ты хоть представляешь, как это много? – От школы до лагеря было дальше. Мы же дошли. Нормально добрались. – Забыл, как мы плутали с завязанными глазами? Том возвращается к своим изобретениям. Вытаскивает гимнастический обруч; его полагается носить на талии в качестве защиты – чтобы не соприкасаться с внешним миром. На обруче болтаются пластмассовые трубки. – Помню, помню… – сдает позиции Том. С Олимпией лучше не спорить. Начнет доказывать – уже не остановишь. Он меняет тему: – А ты что с собой берешь? – Одежду, походные вещи. Все, что мама сказала. – А еще? – хитро улыбается Том. – Больше ничего. Ну да, как же! Олимпия тоже кое-что припрятала. Том точно знает. – А книжки? – Нет! – Нет? Том быстро пересекает комнату. Олимпия пытается незаметно засунуть стопку книг под кровать. – А это что? – восклицает Том. – Почему тебе можно брать дополнительные вещи, а мне нельзя? – Перестань!